Полицейские и провокаторы - Феликс Лурье

Бомбу для инспектора охранки Грачевский изготовил, но передать ее Осмоловской не успел или не смог. Двойная игра Осмоловской стала известна Судейкину, и в мае 1882 года ее отправили в ссылку, так изложила события Осмоловская [293]. А. П. Прибылева-Корба считала, что Осмоловская — провокатор[294]Можно предположить, что Судейкин отправил Осмоловскую в ссылку для прикрытия ее предательства. Но тогда к чему ей понадобилось через четверть века публиковать воспоминания?.. А ведь это было небезопасно — эсеры мстили предателям за погибших народовольцев, и она это знала. Скорее всего, Судейкин избавился от Осмоловской и В. П. Дегаева, потому что в Дегаеве-младшем он действительно разочаровался, а двойную игру Осмоловской действительно разоблачил. Но имеется еще одно обстоятельство, объясняющее действия Судейкина: у охранки появился новый агент —

С. П. Дегаев, и появился, вероятнее всего, в мае 1882 года. Последующие события подтверждают это предположение.

Возможно, новый агент при вербовке оговорил условие — отпустить младшего брата, и оно было выполнено. Против предположения о начале провокаторской деятельности С. П. Дегаева с его сидения в Доме предварительного заключения весной 1881 года имеется, пожалуй, только один довод: у провокатора должны быть жертвы, с апреля 1881 года по май 1882 года у Дегаева бесспорно жертв нет. Можно предположить, что он входил в роль, но при энергии и торопливости Судейкина трудно поверить, чтобы

С. П. Дегаеву позволили столь продолжительное бездействие. Столичные народовольцы почувствовали на себе активную слежку в марте 1882 года, а с мая началась полоса необыкновенных успехов Судейкина на охранительном поприще, чего без участия провокатора добиться невозможно.

В ночь на 5 июня 1882 года Судейкин в Петербурге произвел небывалуюлго размерам облаву — арестовали сто двадцать человек, в том числе Грачевского и всех, кто работал в динамитной мастерской. В Петербурге не осталось ни одного члена Исполнительного комитета, центральный кружок — основная сила «Народной воли» — оказался обезглавленным одним ударом. При обыске б динамитной мастерской обнаружили плоскую бомбу, изготовленную для Осмоловской и приспособленную к ношению на груди.

Хозяин конспиративной квартиры, в которой располагалась динамитная мастерская, народоволец А. В. Прибылев вспоминал:

«Теперь выяснилось, что в течение трех месяцев все мы были под неуклонным надзором Судейкина и его клевретов, под надзором, установленным до тех пор небывалым способом За нами не ходили шпионы, не подсматривали, за немногими исключениями, за каждым нашим шагом. Нет, все шпионы в костюмах околоточных надзирателей были расставлены на перекрестках и замечали каждого из нас, проходившего мимо них. Они отмечали в своих книжках, кто из нас и в каком направлении отправляется, когда и с кем видятся и пр. < ) Такой надзор не бросался в глаза выслеживае

мому, давал полную картину наших действий Судей-кину. Но все это стало нам известно после ареста, тогда же мы ходили впотьмах, уверенные, что о нашей конспиративной деятельности никто не догадывается» [295].

Но среди арестованных Дегаева-старшего не оказалось, не оказалось его и в столице. По этому поводу известный революционер, современник дегаевской истории Л. Г Дейч писал: «По-моему, его предательское соглашение с Судейкиным состоялось не после ареста его осенью 1882 года в Одессе, а перед захватом упомянутой выше динамитной мастерской в Петербурге: арест ее и прикосновенных к ней лиц, вероятно, был первым актом сговора с Судейкиным» [296]. Догадку Дейча следует считать верной.

ПРИРОДА ПРОВОКАЦИИ

Сформулировать причины, по которым совершается предательство и соратник становится провокатором, невозможно — сколько предательств, столько причин. Предавали просто из страха, предавали, чтобы избежать казни, предавали из-за денег, неудовлетворенного тщеславия, под натиском шантажа и угроз со стороны полицейских.

Рысаков через несколько часов после того, как бросил в царя бомбу, начал давать показания, он умолял слушать его еще и еще, ходить с ним по улицам, выискивая бывших друзей, лишь бы любой ценой заработать помилование, хотя, взяв в руки бомбу, он знал о последствиях.

Окладский 30 октября 1880 года на суде в последнем слове заявил: «Я не прошу и не нуждаюсь в смягчении моей участи; напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление»[297]. Его приговорили к смерти. Через несколько дней в камеру, где сидел Окладский, вошел начальник Петербургского губернского жандармского управления генерал А. В. Комаров и без труда склонил его к предательству. В секретной записке начальству Комаров писал:

«При намеке ему с моей стороны, что может быть по неисчерпаемой милости государя императора они могут быть помилованы, Окладский, видимо, обрадовался и заметил, что не все могут быть помилованы, потому что он осужден на смерть за одно преступление, а Квятковский — за четыре таковых, то не может быть общего помилования. В моем присутствии ему было объявлено помилование, от* которого он пришел в восторг, и так как сделано распоряжение тут же о переводе его в Екатерининскую куртину, то бросился бежать в одних носках, забыв надеть туфли» [298].

Окладского из соображений конспирации продержали в Петропавловской крепости до конца 1882 года. Находясь в тюрьме, он сделал первые шаги по пути предательства. По его наводке 24 января 1881 года полиция арестовала агента Исполнительного комитете «Народной воли» Г. М. Фриденсона и устроила засаду в квартире, которую он снимал. На другой день в ней был арестован член Исполнительного комитета А. И. Баранников, и теперь уже в его квартире притаилась полиция в ожидании новой добычи. Баранников осуществлял руководство действиями Н. В. Клеточникова, «ангела-хранителя» народовольцев. В январские дни 1881 года они встречались на квартире члена Исполнительного комитета Н. Н. Ко-лодкевича. Колодкевича- арестовали 26 января в находившейся под наблюдением пустой квартире

Баранникова. А. П. Прибылева-Корба, узнав о случившемся, пыталась предупредить Клеточникова, чтобы тот не появлялся на квартире Колодкевича, но не смогла с ним встретиться, и он попал в засаду. Первые же шаги предателя Окладского сильнейшим образом отразились на «Народной воле». По соседству с ним в камерах Петропавловской крепости оказались его бывшие товарищи и единомышленники. Тридцать семь лет он верно служил Департаменту полиции и числился личным агентом министра внутренних дел И. П. Дурново.

Л. Ф. Мирский 13 марта 1879 года стрелял в шефа жандармов А. Р. Дрентельна. Петербургский генерал-губернатор В. И Гурко 'заменил ему смертную казнь каторгой без срока. (Александр II, недовольный мягкостью Гурко, написал следующую резолюцию на докладе управляющего III отделением: «Действовал (Гурко.— Ф. Л.) под влиянием баб и литераторов» [299].) Находясь в Алексеевском равелине, Мирский открыл правительству заговор, готовившийся С. Г. Нечаевым в Петропавловской крепости, и этим облегчил себе участь.

Дегаев вступил в «Народную волю» в годы ее подъема, когда Александр II бегал от террористов, как заяц от охотника, он благополучно миновал столько покушений, сколько в сумме едва ли сделано на всех русских царей. Бомба И. И. Гриневицкого прекратила погоню. Новый* царь направил против народовольцев всю махину полицейского аппарата, и охотник поменялся местами с дичью. В революционном движении наступили сумрачные времена, а полиция расцвела. Что же тут выбирать — гонения и каторгу или успех?.. Дегаев стал провокатором из трусости и тщеславия, ему многое было обещано, а он жаждал власти и богатства. И Дегаев превратился в палача своих бывших товарищей.

Вопрос предательства волновал Дегаева задолго до того, как он его совершил. Прибылева-Корба запомнила разговор, происшедший между ней и Дегае-вым в феврале 1881 года: «Помолчав немного, он сказал, что его очень интересует вопрос, почему в России всегда счастливо доводятся до конца политические заговоры? Не было случая, чтобы у нас заговоры не удавались вследствие доноса (...)»[300].

Именно в это время . Дегаеву отказали в приеме в Исполнительный комитет. Быть может, он уже тогда готовил себя к новой роли.

ПОДВИГ ГРАЧЕВСКОГО

М. Ф. Грачевского судили Особым присутствием Правительствующего Сената 28 марта — 5 апреля 1883 года и приговорили к смертной казни, замененной бессрочной каторгой. Он сидел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, за толстыми стенами которого располагалась самая страшная в Российской империи тюрьма — Секретный дом. Узники погружались в его холод, сырость, могильную тишину. Наступали беспросветные сумерки, стража не имела права говорить с заключенными. Бесчеловечный режим убивал людей. Более половины попавших в равелин, не выдерживали полутора лет заключения. Из ада Секретного дома Грачевского перевели в Шлис-сельбургскую крепость. В первые годы режим в этой тюрьме не отличался от установленного в равелине. За три года пребывания Грачевского в Шлиссель-бургской крепости из.46 постоянных узников 14 человек умерли и пять покончили с собой.