Русь Черная. Кн1. Темноводье - Василий Кленин

злому Хабаре за обиды. Теперь понятно? Сможешь помочь? Тебе большие выгоды будут.

Даур, уже полностью освобожденный, кивнул.

— Когда?

— Вот не знаю точно, — потер заросший жиденькой бороденкой подбородок Известь. — В ближайшие ночи. Приходи на это место каждый раз после полуночи. Я приведу пленницу.

И затем добавил некстати:

— Меня зовут Сашко Дурной.

— Аратан, — серьезно ответил мелкий даур, и Санька внезапно рассмеялся: «аратан» означало «дикий зверь».

— Возьми копье, Аратан! Скажу, что ты его украл. Пусть это будет залогом нашей сделки.

Туземец растворился в кустах, а Дурной поспешил к бесчувственному Гераське, на ходу отрывая край подола рубахи.

Глава 32

Санька даже не знал, приходил ли даур на условленное место все минувшие ночи. Может быть, уже плюнул и ушел искать для мести новых лочи — теперь у него для этого есть хорошее копье.

За копье-то им в лагере особо влетело: не пальма местная, а крепкое боевое, с втульчатым наконечником. Казаки подняли молокососов на смех, что те не смогли противостоять одному нехристю. Уж как Гераська не живописал, насколько даур был «вогромен» да «шустр» — а поиздеваться над молодыми неудачниками сбежались все бездельники в зоне видимости. Но Санька не расстраивался: Гераська ранен не сильно, только кусок скальпа держался на одной повязке, да сотряс приличный. Зато теперь молодой казак был убежден, что Дурной спас ему жизнь и во всем за своего спасителя заступался.

Начавшаяся кутерьма с арестом, борододранием и мордобитием Хабарова даже Саньку, ко всему информационно готового, выбила из колеи. Лагерь гудел ульем, все не понимали: а что же теперь будет? И, как-то непроизвольно мысли о приближающемся побеге… потускнели, что ли. Невольно душа переживала за землепроходцев, звезда которых плавно преодолела зенит и начала свой путь под откос… Где в конце ее переедет локомотив. А они ведь это не знают даже! Только нутром чувствуют.

И вот подслушанный разговор Кузнеца ударил Дурнова пустым мешком: надо срочно заняться побегом! Известь тихонько утек с атаманского бивака и стал бродить по лагерю под чернеющим небом.

В этом мире многое делают иначе. Например, рано ложатся спать. Режимом дня людей, особенно, живущих на лоне природы, управляет солнце. Зашло — спать, выглянуло — подъем! Конечно, можно и посидеть полночи у костерка, только зачем? Так что лагерь плавно, но неизбежно засыпал. До полуночи еще куча времени. Но и дел осталось немало. Санька бродил меж лежащими вповалку людьми и высматривал лучший путь от дощаника с Чакилган до ближайших зарослей. Абсолютно безопасного пути не видно.

Тогда он тихонько стянул со спящего мужика колпак с густой опушкой. А потом не удержался и спер его же сапоги. Спустился к реке: зиновьевские дощаники охраняли стрельцы, а вот хабаровский ряд судов доверился божьей защите. Нет, на лодках кто-то мог и бдеть. Но без особого рвения: кого здесь бояться такой орде!

Дурной выждал момент, вышел из тени и, покачиваясь, пошел к урезу воды. Распростал штаны и принялся демонстративно прудить в реку. Стрельцы со своего поста наверняка должны это заметить. После неспешно и нарочито неуклюже полез на дощаник. Хотя, старался изо всех сил не шуметь.

Сел на носу. Прислушался. Только ровное дыхание. Луна давала свет стабильный, но неверный. Под навесом еще хуже видно, но он точно помнит, где вбито кольцо…

Каждый шаг, как вечность. Не дай бог, кого зацепить! Права повторить у него нет.

Кольцо должно быть слева. Привыкшие к тьме глаза смутно различили темный силуэт. Рука тихонько опустилась на плечо. По ощущениям: грубое сукно халата. ЕЁ халата.

— Чакилган?

— Сашко?! — в тихом шепоте удивление и восторг, надежда и страх.

Девушка спросонья завозилась, пришлось на нее цыкнуть.

— Бежать? — еще тише спросила она, интонацией подразумевая «неужели».

— Да.

Разве мог он увидеть блеск ее черных монгольских глаз, да еще под тенью навеса? Но Санька был уверен, что видит, как сияют глаза девушки.

Он быстро перерезал ножом веревки — Чакилган тихонько положила ладонь ему на грудь… Это было как ожог! Дурной аж задохнулся и чуть не выронил ножик. Вот для этого! Он всё делал для этого.

И оно того стоило.

— Иди за мной след в след, — шепнул он, собравшись, наконец, с силами.

Крадучись, выбрались они на нос лодки и засели среди корзин. Санька обул девушку в краденые сапоги. Каждое касание лодыжки даурской княжны било его новым разрядом тока, и хотелось затянуть этот момент на часы… Сапоги оказались слишком велики: пришлось обматывать голенища шнурками. В довершение нахлобучил колпак на голову.

— Будешь идти за мной и покачиваться.

— Зачем? — изумилась беглянка.

— Надо, — смутился Санька.

Они прошли без проблем. Чакилган покачивалась крайне натурально, потому как в плену от ходьбы отвыкла. Один раз какой-то страж их окликнул, но он узнал Дурнова, и тот признался, что водил Гераську до реки: у того от удара голова кружится.

— Ну да, от удара, — гыгыкнул сторож.

И вот они в кустах. Санька тут же велел ускориться. Звезды говорили, что уже давно за полночь, а им еще идти и идти. Да и ночью дорогу хрен найдешь! Хорошо, хоть, речку, даже такую махонькую, как Бурхановка слышно издалека. А где же выворотень?

Они вышли к ручью явно в другом месте.

— Аааа, некогда искать! — Санька прыгнул в воду. — Давай на закорки.

Молчаливая Чакилган, ни мгновения не сомневаясь, запрыгнула на парня, и доверчиво прижалась к нему.

«Да что же это!» — постарался унять Санька разбушевавшееся сердце и пошел по воде. Погрузился ниже пояса, так что намокли оба.

— Вроде то место, — растерянно бормотал Дурной, оглядываясь на, наконец-то, найденной тропке. — Или нет?

— Я тут! — из-за дерева выскользнул Аратан с копьем. — Столько ночей ждал, когда ты всех лоча приведешь меня ловить… А это и, правда, пленница.

— Вот, Чакилган, — севшим голосом начал беглец. — Это храбрый воин Аратан. Он поклялся, что отведет тебя к отцу… — слова, еще и чужие, подбирались с огромным трудом. — Ты будешь дома.

— А ты? — девушка распахнула свои огромные глаза… в которых был не вопрос, а просьба.

И больше всего на свете сейчас он хотел исполнить ее! Быть с ней! Быть рядом! Таскаться по этим буреломам, носить ее на своей спине, заботиться и защищать… чтобы только видеть ее глаза. Чувствовать пламя