Я украду твой голос - Сергей Бакшеев

Шаман вновь перешел на обычный голос.

— Учитель слушает нас. Что еще спросить?

— Когда появится мой избранник? — торопливо выдохнула женщина, сыпавшая ягоды в огонь. Всполохи костра освещали ее прямой нос, пухлые губы и две косички, лежащие горизонтально на большой груди. Темные азиатские глаза слезились от дыма.

— Сегодня, — голосом Учителя ответил шаман.

— Сегодня? Раньше ты говорил — скоро.

— Сегодня, — уверенно повторил шаман.

Марку показалось, что лесной колдун сам удивился услышанному ответу. Он замер, опустил бубен и через минуту самым обыденным голосом устало произнес:

— Учитель покинул меня. Всё.

Народ стал подниматься и деловито прощаться с шаманом:

— Спасибо, Удаган. Хорошую новость ты принес.

— Будем ждать дождь.

— Земля истосковалась по влаге. До завтра.

Все разошлись. Осунувшийся шаман удалился в чум. У костра осталась женщина, задавшая вопрос. Она огляделась, подняла горящую палку и решительно шагнула в темноту. Композитор отделился от ствола дерева, за которым наблюдал ритуальное действо, и вышел в освещенный круг.

— Ты кто? — без испуга, с одним лишь любопытством спросила женщина. Она оказалась довольно крупной девушкой, с развитой грудью и широкими плечами. Палку она держала в вытянутой руке, стремясь рассмотреть незнакомца.

— Я Марк.

— А я Тана. Ты тот, кто три дня назад приехал в нашу деревню?

— Да.

— Слышала. — Тана стянула на шею платок, откинула косы за спину, удивленно моргнула. Из-под коротких густых ресниц жгуче блеснули жаркие звездочки зрачков.

— Я тоже хотел послушать, — решил объяснить свое появление на поляне Марк.

— Кого?

— Вот это: «Бум, бум». Мне понравилось.

Оба помолчали. Марк прислушивался, Тана присматривалась.

— Ночная земля тепло забирает. Идем к костру. — Девушка вернулась в центр поляны, нисколько не сомневаясь, что гость пойдет за ней, пихнула палку в тлеющие угли. Над костром взметнулся сноп искр. Она развела руки в стороны. — Я здесь с отцом живу. Он шаман.

— У него интересный бубен.

— Ему Учитель сделал. Из дерева, которое сожгла молния. Давно. Я еще не родилась.

— Учитель — это…

— Прежний шаман. Теперь отец вызывает его дух, и говорит с ним. Ведь с небес всё видно.

— И слышно.

— Конечно.

Марк припомнил, как шаман голосом изобразил прискакавшего разгоряченного коня. Он вытянул шею и в точности повторил ржание.

— У вас лошади так кричат?

— Да.

— А рысаки на ипподроме только фыркают. Вот так.

Композитор зафырчал как недовольный конь. Девушка прыснула в кулак. Из чума вышел удивленный шаман. Он переоделся и стал похож на уставшего пожилого мужика, лучшие годы которого уже позади. Сгорбившийся седой шаман Удаган с интересом рассматривал странного гостя.

— Тебе, мил человек, кобылиц в пору заманивать, — похвалил Удаган, хитро сощурился и неожиданно спросил: — А медведя можешь показать?

— Не слышал. Я из города.

— И то верно. А в наших лесах медведи водились.

— Покажи, отец, — попросила девушка.

— Тана, ты уже не маленькая.

— Покажи, пусть Марк послушает. Ему надо знать о лесных опасностях.

— Марк, говоришь. Ну, пусть знает.

Мужик принял грозную позу медведя, стоящего на задних лапах, и зарычал. Звуки ему давались тяжело, мышцы лица и груди напряглись, но рычанию явно не хватало внутренней звериной мощи. Когда отец закончил, восторженная Тана спросила Марка:

— Страшно?

Марк равнодушно пожал плечами.

— Я слышал, как воют волки.

Композитор, сидевший у костра, откинулся на землю, распластал руки и, без видимых усилий, завыл так, что Тана и Удаган невольно отпрянули от него. На их похолодевших спинах зашевелились волоски, тела сжались от спазм страха, оба пугливо озирались. Им казалось, что где-то рядом воет на луну стая голодных злых волков. А Марк лишь прилежно воспроизводил звуки, которые слышал в зимнем лесу во время войны, после продолжительной бомбежки.

Молодой человек взял последнюю высокую ноту и замолчал. Удаган уважительно смотрел на гостя. Опытный шаман, разменявший седьмой десяток, в последние годы не раз задавал себе вопрос: кому он передаст уникальные знания, с кем поделится секретами мастерства, для кого изготовит бубен шамана? Ведь одна из его главных обязанностей: воспитать Ученика, чтобы самому стать Учителем.

Дочь для этого не подходила. Сельские парни уезжали в города, мало кого интересовали теперь традиции предков. Над ворожбой шамана многие открыто посмеивались, отшельническое жилище Удаган обходили стороной. Его слушатели старели вместе с ним. Из-за ремесла отца и на дочь Тану никто не обращал внимания. До тридцати годов баба в девках досидела. И вот сегодня во время комлания Учитель пообещал ей избранника.

Удаган посмотрел на вздымающуюся от частых вздохов грудь дочери и почесал жидкую клиновидную бородку. Дочь давно взрослая, свято верит словам Учителя, сама разберется, решил он.

— Ты, мил человек, хоть и не местный, а сможешь стать мастером, — честно заявил старик. — Но про то мы завтра поговорим. А пока, побудь у меня гостем. Живи здесь, сколько захочешь.

Шаман распрощался и ушел в дом.

— Я хочу потрогать его бубен? — попросил девушку Марк.

— Он в чуме. Я провожу.

Она вскочила и откинула кожаный полог с узкого входа. Свет догорающего костра выхватил на время внутреннее убранство ритуального шатра. Пол застилали шкуры диких животных, у дальней стены виднелся бубен, рядом висели одежды шамана. Девушка сжала руку Марка и остановила его на пороге.

— Сюда имеет право входить только наш шаман. — Ее искрящиеся глаза изучали удивленное лицо Композитора. — Или его близкие родственники. Ты хочешь прикоснуться к бубну?

Марк кивнул. Девушка увлекла Марка внутрь и зашептала:

— Тогда нам надо породниться. Сегодня Учитель мне обещал избранника. Это ты. Ты понравился отцу. И мне…

Толстый полог с шуршанием отгородил маленькую круглую комнатку от звездного неба. Потрескивание мерцающих головешек стихло. Марк почувствовал на своем лице большие влажные губы девушки. Он слушал и запоминал, как звучат торопливые поцелуи, сбивчивое женское дыхание и трутся о небритую щеку тугие косички. Когда молодые люди повалились на мягкие шкуры, он позволил девушке делать всё, что она захочет. Он полностью подчинился ей. Не заботясь о телесных ощущениях, он погрузился в слух. Его интересовали звуки соприкосновений обнаженных тел, трепетные движения жадных ладоней, трение мужской кожи о женскую, горячий разрыв тонкой преграды, сдерживаемые стоны девушки и почти неслышное импульсное извержение молодого организма. Он слышал это и раньше. Но в непосредственной близи плотский акт звучал несколько иначе, чем через стенку.

Утром Удаган застал разрумянившуюся Тану за стряпней, а городского гостя в священном чуме. Марк трогал костяные подвески, проводил пальцем по пустотелому ободу бубна и вслушивался в ответные звуки.

— Если хочешь иметь похожий, ты должен учиться, — осторожно предложил шаман.

— Чему?

— Слушать окружающий мир.

— Это я умею.

— Призывать нужных духов, пускать их в себя и общаться с ними.

— Если духи умеют разговаривать, я их услышу.

— Они открываются только чистой душе.

Марк молчал.

— Но наши края излечивают любого, — заверил старик.

Мужчины вышли из чума, остановились около потухшего кострища.

— Ты готов остаться у нас? — напрямую спросил шаман.

— Да.

— Тогда я сделаю из тебя Ученика.

Марк Ривун видел, как шаман силой музыки и голоса повелевает людьми. Судя по вчерашним разговорам, жители его уважают и верят предсказаниям. Для Композитора такие манипуляции тоже не в диковинку. Но он застал лишь один сеанс. Возможно, старый Удаган владеет умением с помощью звуков вселять обожание в слушателей, заставлять их не только подчиняться, но и беззаветно любить. Чтобы познать этот секрет Марк согласился бы на что угодно. Он покорно, как подобает Ученику, кивнул.

— Я готов.

— Вечером начнем, — Удаган одобрительно похлопал Марка по плечу. — Ночь — это время духов.

Глава 32

С этого дня Композитор остался жить в доме шамана Удагана. Он делил постель с его дочерью. В деревне шушукались, что Тана колдовством приворожила городского жениха.

Глухая поляна в окружении густого леса не позволяла Марку окунуться в океан новых звуков. Днем он поднимался на ближайшую гору и часами просиживал там на покатых камнях. Чаще всего он закрывал глаза, ему мешало буйство красок дикой природы, оно отвлекало от истинного кропотливого созерцания. Долгими часами Композитор с упоением вслушивался в окружающий мир. Ему было известно всё, происходившее на многие версты вокруг. Он знал, сколько людей находится в лесу, и чем они занимаются. Он различал по голосам птиц, выкармливающих птенцов в своих гнездах, и мог легко отличить залетную. Он «видел», как играют волчата около норы, а их грозная мать приносит им добычу. Каждая сломанная ветка, упавший камень, всплеск воды в реке не проходили мимо его ушей. Шелест листьев осины, ольхи, березы для него был совершенно разным, по стону елей на ветру он определял толщину их стволов и густоту хвои. Даже гул далекого водопада зависел от температуры воды. Ближе к осени, после дождливых дней он приобрел металлические звенящие нотки. Марк наслаждался чистыми природными звуками, их гармоничным сочетанием и неожиданными нахлестами, порождавшими новые эффекты. Он всё легко запоминал и многое мог воспроизвести.