1812. Фатальный марш на Москву - Адам Замойский

Привести совершенно точные данные по задействованным силам не представляется возможным. На бумаге общая численность войск, предназначенных для вторжения, составляла 590 687 чел. при 157 878 лошадях, в то время как общее количество французских и союзнических солдат на всем театре военных действий, включая Польшу и Германию, равнялось 678 000 чел. Однако данные эти вызывают много вопросов{199}.

Численность армии, вышедшей и разместившейся на позициях давно, как обстояло дело в случае русских, дислоцировавших войска на границе несколько месяцев тому назад, довольно легко поддается учету, поскольку части сосредотачиваются в одном месте, а потому нет причин и нужды для отсутствия кого-то из личного состава больше чем на несколько часов, допустим, для поездки с рапортом в ставку или на заготовку провианта. В то время как с армией, находящейся в пути, все совершенно иначе.

Каковой бы ни была расчетная численность части в походе, она никогда одновременно не концентрируется на одном месте или даже в районе. Полк всегда оставляет какое-то подразделение, порой целый батальон, в депо. Он не передвигается всем составом сразу как нечто единое с одной точки на другую: голова спешит вперед, оставляя основную часть вместе с хвостом позади, точно гигантская сороконожка, когда же отстающие формирования нагоняют авангард, тот снова вырывается вперед. Часть постоянно отсылает в тыл взводы или отряды поменьше, чтобы занимать, оборонять или контролировать те или иные ареалы. Таким образом, численность ежедневно меняется, в основном в сторону уменьшения. Возьмем роту из 140 чел. на марше из пункта «A» в пункт «Б». Утром при выступлении выясняется, что трое тяжело заболели и не могут идти. Их оставляют на попечение капрала и двух санитаров. Кроме того одна из четырех лошадей капитана хромает, да и вторая вышла из строя, потому и они задерживаются в тылу под надзором санитара. У одного из зарядных ящиков с боеприпасами роты или у фуры сломалась ось, а посему требуется проведение ремонта в пункте «A», где ось чинят под присмотром двух солдат. Один солдат не является на поверку до выступления роты. В результате только 130 чел. выходят из первого города. По пути восемь человек отправляются на заготовку фуража, углубляясь в сельскую местность с двумя повозками.

Еще десять человек отстают в течение дня на двадцатипятикилометровом отрезке, к тому же ломается колесо у другой фуры, и двоих солдат вновь приходится отряжать на починку материальной части. К вечеру в роте со списочной численностью 140 чел. в одном и том же месте единовременно присутствуют на деле только 110 чел. И сокращение это происходит без вмешательства болезней, плохой погоды и противника. Пожалуй, даже более суровой выглядела бы картина, возьми мы для примера кавалерийский эскадрон, где важную роль играла хромота лошадей и потертости от седел на их спинах. К тому же мы не взяли в зачет дезертирство, которое куда проще осуществить на марше, нежели в статичном положении формирования и каковое возрастает тем сильнее, чем дальше армия удаляется от родных мест солдат[51]. Некоторые из отставших воинов потом догоняют своих, но чем быстрее идут войска, тем реже такое случается – отсутствующих становится все больше. Если роте приходится следовать форсированным маршем на протяжении трех суток, да потом еще сражаться на четвертый день, через неделю после выступления капитан поведет в бой не больше половины от штатной численности солдат.

Данные, полученные путем складывания официального, или «бумажного» количества частей армии, служат лишь приблизительным ориентиром для оценки истинного положения дел. Как принято считать, численность Grande Armée на момент вторжения в Россию составляла где-то около 450 000 чел., однако вычисления производились на основе теоретических сведений, безусловно, отдаленных от реальности.

14 июня Наполеон спустил циркуляры командирам всех корпусов с требованием предоставить фактические данные по годным к службе солдатам, больным и дезертирам, равно как по умершим и раненым. «Необходимо разъяснить в отдельных корпусах, что они должны рассматривать как обязанность по отношению к императору доведение до него чистой правды», – говорилось в приказе{200}.

Предостережения никто словно бы и не слышал. «Его вводили в заблуждение самым отчаянным образом, – писал генерал Бертезен из Молодой гвардии. – От маршала до капитана, все словно бы специально сошлись и договорились скрывать от него правду, и пусть негласный, заговор сей существовал, поскольку всех объединял общий личный интерес». Наполеон всегда гневался, когда ему представляли данные об уменьшении численности войск, в особенности если убыль не представлялось возможным списать на боевые потери, а потому ответственные за статистику лица попросту прятали правду от императора. Бертезен продолжал развивать мысль: по его подсчетам, гвардия, по спискам насчитывавшая почти 50 000 чел., никогда на протяжении всего похода не превышала количественно 25 000, баварский контингент из 24 000 имел под ружьем максимум 11 000 чел., а во всей Grande Armée в день перехода через Неман состояло не более 235 000 чел. Можно поспорить с самой оценкой генерала, однако не с доводами, поскольку их подтверждают и другие{201}.

По русским прикидкам на тот момент, французов было значительно меньше, чем в соответствии с общепринятыми данными (и подозрительно близко к оценке Бертезена), каковой факт немало удивил историков и заставил их отнести сей момент на плохую работу разведки. Между тем дело могло обстоять и так: французские выкладки основывались на цифрах на бумаге, русские вели счет в соответствии с донесениями шпионов, и рапорты их с сообщениями о реально наличествовавших, а не числившихся по спискам солдатах оказывались, возможно, точнее.

Было бы опрометчивым пытаться таким образом подсчитать точное количество, но вполне разумно предположить, что не более трех четвертей, а, возможно, и всего только двух третей из 450 000 чел. переправились через Неман в первой волне наступления, тогда как остальные, если они вообще сумели догнать основные силы, только затыкали дыры, образовывавшиеся из-за постоянной убыли личного состава частей и соединений. В то же самое время трудно переоценить количество гражданских лиц, следовавших за войсками, и число в 50 000 чел. будет, конечно же, очень консервативным.

Определившись с планом, Наполеон посвятил себя его реализации. Важнейшим моментом являлась скорость. Он хотел добраться до русских войск прежде, чем те отойдут и сосредоточатся для отражения угрозы. Все та же скорость диктовалась и соображениями тылового обеспечения: при недостатке снабжения под ногами у Grande Armée начинала гореть земля. Император французов рассчитывал дать бой и нанести поражение русской армии в пределах трех недель, поскольку на более длительное время не хватило бы взятых с собой припасов.

Из Данцига он поспешил в Мариенбург, Эльбинг и Кёнигсберг. Во всех пунктах стремительного путешествия Наполеон инспектировал войска, артиллерийские парки и снабженческие депо. За четверо суток пребывания в Кёнигсберге он проверил склады и наличие плавсредств, поскольку, убедившись в скверном состоянии местных дорог и принимая во внимание нехватку тягловых животных, вознамерился отправить как можно больше предметов снабжения вверх по Неману и его притоку, речке Вилии, чтобы все необходимое нагнало его, когда он займет Вильну.

Коль скоро особой возможности разжиться провизией по пути не предвиделось, император приказал всем солдатам иметь в ранцах четырехдневный рацион хлеба и лепешек, а в каждом полку запас муки в фурах сроком на двадцать суток. Но распоряжения его оказались бы продуктивными в условиях плодородных земель, а в отсутствии надежных источников получения провизии они были бессмысленными.

22 июня генерал Деруа, великолепный воин в возрасте за семьдесят, оставивший за плечами более шестидесяти лет военной службы и обреченный скоро погибнуть в сражении, командир одной из баварских дивизий, докладывал монарху, что не представляет себе, как им вообще удастся выжить. «Я мечтаю погибнуть, – писал родителям во Францию один молодой солдат, – ибо умираю на ходу»{202}.

Когда Наполеон своими глазами убедился в царившей вокруг нищете, он отдал приказ частям в главном ударном формировании под его личным командованием в последнюю минуту произвести реквизиции и захватить перед выступлением все возможное. Так несчастные жители Восточной Пруссии вдруг стали свидетелями тотального грабежа: имевшиеся у них телеги солдаты наполняли всем попадавшимся под руку и увозили в направлении следования войск. Наполеон отметал сыпавшиеся на него со всех сторон жалобы на нехватку снабжения и снижение численности частей. Он все равно ничего не мог поделать – только нанести поражение русским со всей возможной поспешностью. А император французов твердо верил в свои сверхъестественные способности достигать желаемого даже перед лицом непреодолимых препятствий.