Мир пятого солнца - Андрей Посняков

Хотя, с другой стороны, он здесь никто, не связан ни с какой семьей, ни с каким кланом. Такого, наверное, можно было бы использовать… Ну, пусть все будет как будет!

Избранные для войны цветов юноши по приказу Асотля выстроились в три ряда, заняв широкую аллею прилегающего к храму Уицилопочтли сада. Молодой командир, заложив руки за спину, внимательно осматривал парней, не особенно-то и скрывая презрительную усмешку, время от времени появлявшуюся на губах при виде предназначенного на заклание «войска». Нет, как раз на заклание-то эти юнцы – почти дети – годились, но вот на что-то большее…

– Кто знает, как обращаться с мечом?

Молчание.

– Кто обучался в кальмекаке? В тельпочкалли?

Человек двадцать вышло из строя – уже кое-что. Остальные, судя по всему, были совсем уж полной деревенщиной, наспех согнанной из окрестных селений.

Асотль провел с парнями целый день, до самого позднего вечера. Оказалось, что не так уж и плохо обстояли дела, уж куда лучше, нежели он себе представлял поначалу, когда увидел пред собой все это сборище… «красивых и знатных юношей».

Многие из городских масеуалли – тех, кто год пробыл в тельпочкалли, – вполне сносно управлялись с копьем и дубиной, в отношении копья то же самое можно было сказать и о большинстве деревенских – бить гарпуном рыбу тоже искусство, вполне сродни воинскому.

Самых сильных парней, а таких отыскалось немало, Асотль вооружил увесистыми дубинами и палицами – слава богам, точнее сказать, правителю Теночку и жрецу Куэкальцину Четыре Пера, – в распоряжении молодого десятника, теперь уже сотника, имелся весь арсенал: сложенный из толстых каменных плит амбар с грудой оружия, своего и трофейного.

Высокие деревянные шлемы, панцири из стеганой ваты, деревянные, со вставками из острейшего обсидиана мечи-макуавитли, различные виды дубинок и копий и, конечно же, многочисленные арканы, веревки, предназначавшиеся для взятия пленников. Вот это как раз сейчас оказалось лишним.

Вооружив силачей палицами, Асотль раздал «городским пижонам» (так он именовал учеников тельпочкалли) копья и – некоторым особо смышленым и умелым – мечи. Кое-кто получил и секиры – тяжеленные каменные топоры, страшное оружие, которым можно было не только рубить, но и – при известной сноровке и силе – метать.

Не теряя времени даром, молодой сотник (да, уже сотник, «командир пяти двадцаток»), проверяя умения и навыки парней, тут же назначал десятников, точнее, «двадцатников», пять человек, поскольку все войско как раз и разделилось на пять отрядов примерно человек по двадцать плюс-минус три-четыре-пять.

Первый отряд гордо именовался «тельпочкалли» и состоял из городских, командование которыми Асотль доверил одному смазливому разбитному малому с повадками истинного пижона, грозы девичьих сердец. Руки и грудь его покрывала затейливая татуировка, волосы были тщательно расчесаны и смазаны маслом, вообще этот парень, похоже, очень следил за собой… И, наверное, не слишком хотел быть принесенным в жертву. Асотль про себя прозвал его Казановой, как оказалось, и имя-то парнишки вполне подходило по звучанию – Касавач.

Второй отряд, дубинщиков-«силачей», возглавил жилистый длиннорукий Некок, сын каменотеса, может быть и не самый сильный, но, несомненно, не глупый и, как говорится, видавший виды – слишком уж тщательно выбирал оружие, можно даже сказать профессионально.

«Мечников», тех, кто владел мечами, а таких набралось около десятка, Асотль рассчитывал держать при себе и командовать ими сам…

Четвертый номер составляла разведка, они же – лучники, командовать ими молодой сотник тоже еще пока никому не поручил, как ни присматривался. Куда более его тревожил пятый отряд, в который были отобраны самые младшие, по сути совсем еще дети, и таких оказалось двадцать три. Вот тоже головная боль – что с ними делать? Куда приспособить двенадцати-тринадцатилетних? Сражаться со взрослыми воинами они явно не могли… Что, опять же, для войны цветов не имело совершенно никакого значения. Однако имело значение для Асотля, вовсе не собиравшегося заканчивать свою молодую жизнь на жертвенном камне.

Немного подумав, молодой сотник нашел дело и детям: стрелять из луков и метать камни. И это еще не все, крестьянские мальчишки оказались весьма проворными, ловкими и быстроногими, что, несомненно, могло обязательно пригодиться в дальнейшем.

Хотя, конечно, сейчас эти мальчики, да и многие другие, почти все действовали вяло – как видно, уже смирились со своей ужасной участью, которую заранее знали. И это было неправильно, подобную психологию нужно было менять. О! Асотль-Перепелкин прекрасно знал, как это сделать, – просто побольше цинизма. Цинизма и надежды… впрочем, что там надежды – уверенности в победе.

Все «красивые и знатные юноши» сейчас жили при храме Уицилопочтли под строгой охраной жрецов и не имели права никуда уходить, поэтому совещание командиров пришлось проводить здесь же, в саду… Для чего Асотль выбрал самый дальний и запущенный угол. Примостился на старой разбитой базальтовой плите, обвел взглядом собравшихся и махнул рукой:

– Садись, парни. Можете прямо на песок.

Он уже выбрал к этому времени командиров «детей» и «разведчиков», не столько командиров даже, сколько представителей отрядов, с которыми сейчас и проводил беседу: следовало как можно быстрее выяснить настрой этих парней.

Выяснил. Не порадовало. Нет, некоторые были совсем не прочь избежать грозившей им участи и даже готовы были для этого что-то сделать, но остальные… Судя по рассказам «десятников», в войске «цветов» царила атмосфера обреченности и страха, соединенная с сознанием собственной избранности – ведь всех их ожидала почетная смерть… От которой многие бы сочли за лучшее отказаться… А были и те, кто, наоборот, жаждал собственной гибели во славу богов. К удовлетворению Асотля, среди назначенных им десятников таковых не оказалось.

Остальные же… Отношение их и к смерти, и к возможному от нее спасению было, как у сексуально озабоченной восьмиклассницы: и хочется, и колется, и мама не велит.

Только вечером, когда в темно-синем небе уже загорались первые желтые звезды, молодой человек явился домой, «на квартиру», так он именовал угол в расположенной рядом с казармой пристройке – «государственное жилье», предоставленное по велению верховного вождя особо отличившимся воинам и их командирам, не имеющим родичей и дома – в самом городе.

Позвав Сипака-охотника, – наверное, единственного, кому Асотль мог полностью доверять, не считая старого дружка Шочи, – юноша устало растянулся на ложе, с улыбкой наблюдая, как возится у очага Шочи, живущий пока в его «уголке» на положении слуги.