Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович

С импровизированной заплатой на борту катер Воробьёва приобрел какой-то неказистый и комичный вид.

За этим занятием катерников застал дивизионный механик военинженер 3-го ранга Василий Серговский. Оглядев взглядом знатока заплату на борту катера, Серговский спросил Воробьёва:

— Сумеешь идти своим ходом?

— Сумею,— уверенно ответил Воробьёв. — Дойду.

Нужно было заправиться горючим, уточнить где находится штаб дивизиона, а в самом штабе узнать свое место в ордере и поставленную задачу.

Погода продолжала портиться. Катер даже у пирса захлёстывала волна. С пирса Воробьёву были видны бесконечные массы людей, направляющиеся к транспортам. В непрерывном грохоте артиллерии трудно было расслышать человеческие голоса, хотя кричали все: и коменданты причалов, и ответственные за погрузку на транспортах и, конечно, те, кто на эти транспорты стремился. Воробьёв видел, как смертельно уставшие пехотинцы, поднявшись по трапам и сходням, получив место прямо на верхней палубе, немедленно падали на неё и засыпали. Никакая сила уже не могла разбудить вышедших из многодневных боёв солдат.

12:10

Капитан теплохода «Вторая пятилетка» Николай Лукин имел предписание встать под погрузку в Купеческую гавань. Однако этот приказ был отменён и портовый буксир повел судно в Беккеровскую гавань. «Вторая пятилетка» была построена как лесовоз для Черноморского морского пароходства в 1933 году на заводе Марти в Ленинграде. Судно имело грузоподъемность 3974 тонны и скорость 9,5 узлов.

Застрявшее в результате начала Второй мировой войны на Балтике, «Вторая пятилетка» в итоге была передана БГМП. 22 июня 1941 года застало судно в Ленинградском порту, где в срочном порядке оно стало переоборудоваться в военный транспорт для перевозки «крупногабаритных и тяжеловесных» военных материалов. «Вторую пятилетку» покрасили в шаровый цвет, присвоили ей бортовой номер 543 (ВТ-543), закрыли командный мостик броневыми щитками и назначили военного помощника капитана.

Однако этим дело не ограничилось. Судно решили и вооружить, установив на него четыре 37-мм зенитных автомата и несколько спаренных пулемётов. В июле капитану Лукину удалось весьма озадачить шестерку «юнкерсов», открыв по ним очень плотный зенитный огонь. Немцы отказались от пикирования, сделали над «Второй пятилеткой» несколько удивленных кругов, как вспугнутые птицы и улетели, не сбросив бомб...

Капитан Лукин должен был эвакуировать портовые запасы и оборудование судоремонтного завода, а также запасы стали, железа и цветных металлов — бесценные материалы для поддержания в строю боевых кораблей, особенно в военное время.

12:25

Сержант Васильев с остатками своей роты в потоке отходящих к гаваням солдат и матросов добрался до Купеческой гавани.

В гавани рвались снаряды, не давая возможности подойти к причалам, часть которых была уже разрушена. Никого из начальства в гавани не было, что в общем-то не вызывало особенного удивления. В подобных условиях отыскать какое-либо начальство всегда неимоверно сложно. Удивительно было другое: в гавани не было ни одного судна.

Никто, конечно, не позаботился сообщить отходящим с передовых позиций частям, что посадка на транспорты в Купеческой гавани признана невозможной из-за шквального обстрела акватории противником.

Войска всё прибывали и прибывали и, чем их становилось больше, тем менее становилось порядка. Люди бегали взад-вперед по причалам между горящих и разрушенных зданий, что-то крича, требуя друг у друга, зверея от непонимания обстановки.

В этот момент над головами появились «юнкерсы». Неизвестно куда и в кого они целились, но по меньшей мере две авиабомбы угодили в плавучий док, подняв над ним тучу огня, дыма и обломков.

Док стал быстро тонуть. Картина была настолько трагически-величественной, что многие, забыв об опасности, смотрели на это зрелище, приоткрыв от удивления рты. Гигантское, циклопическое сооружение погружалось в воду с громким чавканьем и шипением, при этом продолжая гореть и изрыгать клубы оранжевого дыма...

Наконец среди растерянных людей появился какой-то начальник со знаками различия батальонного комиссара, сопровождаемый отделением солдат с петлицами пограничников.

— Здесь погрузки не будет, — закричал комиссар, стараясь перекричать грохот канонады. — Всем следовать в гавань Беккера и Русскую. Товарищи командиры! Немедленно уводите отсюда своих людей! Не создавайте паники!

А людей становилось все больше и больше.

Поскольку сержант Васильев понятия не имел где какая гавань в Таллинне находится, то он и его 12 бойцов попали вместо Беккеровской гавани в Минную. По дороге прошли через две баррикады из брёвен и колючей проволоки, охраняемой «энкаведешниками». Опытный взгляд Васильева быстро определил, что эти баррикады поставлены вовсе не для того, чтобы в случае необходимости задержать немцев к местам погрузки, а для фильтрации отступающих к порту.

Но самого Васильева и его людей, называемых ротой, пропустили без всяких разговоров. Видимо, их внешний вид в выгоревших гимнастерках и пилотках вызывал уважение. Кроме того, каждый из бойцов Васильева нёс по две-три винтовки, а некоторые ещё имели в придачу трофейные автоматы. Двое волокли на плечах станок и ствол от «Максима». Поэтому задавать им любимый вопрос всех КПП, пропускающих солдат с передовой в собственный тыл: «Куда девал оружие?» — было бессмысленно...

В Минной гавани бурлила и волновалась огромная толпа народа. Трещали сходни стоявших у причалов пароходов. На глазах у Васильева рухнули перила одного из трапов и люди посыпались в воду. К трапам было не пробиться. Можно было даже не пытаться.

Чуть в стороне стоял пароход, у которого не было никакого скопления людей. Не то, чтобы вообще никого не было, но был полный порядок. Группы военных в морской и армейской форме человек по двадцать подъезжали к сходням на машинах, выгружали какие-то ящики, тюки и поднимались на борт. На корме парохода Васильев прочел название: «Вирония». Однако на поверку оказалось, что весь причал вокруг «Виронии» оцеплен людьми в форме старшин-сверхсрочников флота.

На проход через оцепление требовались специальные пропуска. На вопрос, что делать ему и остаткам роты, Васильеву ответили, что он должен обратиться к коменданту, ведающему посадкой. Тот пристроит его на какое-нибудь судно.

Взглянув на царящий вокруг бедлам, Васильев даже и не пытался найти коменданта.

Его люди молча ждали, какое решение примет их сержант, выводивший их уже два месяца из самых, казалось бы, безвыходных положений.

Пройдя вдоль причала, где не было транспортов, а стояли какие-то баржи, набитые досками, тюками, металлоломом и ещё непонятно чем, Васильев увидел маленький буксир с высокой трубой, готовый оттащить пару пришвартованных друг к другу барж куда-то от стенки.

Подчиняясь тому необъяснимому инстинкту, который с самого начала войны помогал ему принимать оптимальные решения, Васильев скомандовал своим бойцам: «Быстро! Давайте на эту баржу!»

— Очистить баржу! — закричал кто-то с буксирчика. Видимо, шкипер.

— Красноармейцы! На барже быть запрещено! Сходите на стенку!

В ответ бойцы Васильева дружно защёлкали затворами. Отчаянно дымя, буксирчик все дальше уводил баржи от горящих причалов обречённого города.

12:35

Капитан грузового парохода «Атис Кронвалдс» Артур Эсминь с тревогой смотрел на столбы от немецких снарядов, вздымающихся все ближе и ближе к его судну, стоящему на рейде Таллинна в ожидании своей очереди на погрузку.

Артур Эсминь принял командование пароходом после расстрела предыдущего капитана Мартина Какста со всем комсоставом вплоть до радиста. Расстреляно было и несколько матросов, остальные либо арестованы, либо списаны с судна. Из старой команды на пароходе остались только 2-й штурман Гаральд Раутенчилдс и матрос Вольдермарес Кибулис.