Пальцы китайским веером - Дарья Донцова

В Интернете на каком-то медицинском сайте Ната вычитала, что дети-инвалиды боятся потерять маму, болезненно реагируют, если она меняет прическу, макияж или стиль одежды, и стала ходить по дому в одном и том же заношенном халате, не посещала парикмахерскую, не пользовалась косметикой, готовила лишь то, что позволено Павлику. Переехала спать в детскую, чтобы оперативно реагировать на каждый звук, доносящийся из кроватки сына. О супруге она напрочь забыла.

Татьяна понимала, что рано или поздно Лавров не выдержит и устроит жене скандал. Так оно и случилось, причем буря грянула в присутствии Волошиной.

Повод, из-за которого началось выяснение отношений, Таня вспомнить не могла, какой-то пустяк. Вроде Николай пришел с работы, полез в холодильник, звякнул кастрюлей, и Наташа зашипела:

– Тише, ребенок спит.

Муж ответил что-то резкое, и понеслось…

Бедная Волошина не знала, куда деваться. Уйти не могла – в пылу ссоры то Коля, то Ната поворачивались к ней и спрашивали:

– Я прав?

– Я права?

Волошина только кивала. Упреки Николая были совершенно справедливы – он заброшен женой. Но и Наталью, когда та требует, чтобы муж отказался от ночных дежурств, можно понять – одной с инвалидом очень трудно. Павлик подрос, уже не младенец, хрупкой женщине тяжело, например, мыть его в ванне. В конце концов, когда супруги замолчали, Волошина сказала:

– Вам надо поехать отдохнуть. Вдвоем.

– Отличное предложение! – язвительно засмеялась Наташа. – А как же наш сын?

– Пригласите на неделю сиделку, – предложила Таня. – Ната, ты совсем одичала. Да и Коля издергался. Семь дней на море или в Европе вас реанимируют.

– Никогда не брошу малыша! – категорично заявила мать.

– Разве я предлагаю отказаться от Павлика? – остановила подругу Татьяна. – Всего о семи днях речь! Муж тоже человек.

– Правда, давай прокатимся в Рим или в Афины, – оживился Николай. – Помнишь, мы же когда-то мечтали путешествовать. Я договорюсь с Валей Розановой, она замечательная сиделка, присмотрит за Павликом, как за родным.

Наталья молчала. Тане показалось, что подруга согласна, и она воскликнула:

– Вот и здорово! Вам надо хоть раз в неделю приглашать помощницу и куда-нибудь вдвоем выбираться.

– Правильно, – подхватил Николай, – нельзя себя заживо хоронить.

И тут Наташа впала в истерику. Лаврову в лицо полетели упреки, основной звучал так: у нее в роду никогда не было генетических заболеваний, Павлик родился инвалидом по вине отца.

– Сначала ты сделал мне больного ребенка, а потом решил его убить, сплавив чужой няньке? – с совершенно безумным видом вопрошала Ната. – Хочешь подговорить ее удушить Павлика, пока я тебя буду в поездке обслуживать? Тебе нужна домработница, которая трусы в гостинице постирает? Самому лень чемоданы тащить?

Вот тут Татьяна по-настоящему испугалась: похоже, у подруги беда с психикой, ей требуется помощь грамотного специалиста. Николай опешил и, вместо того чтобы сделать супруге успокаивающий укол, сказал:

– Ни ты, ни я не знаем свою родословную от Адама и Евы. У кого-то в семье была болезнь Гюнтера. И никто не виноват, что она проявилась у Павлика.

Наташа захохотала:

– Ну уж нет! На меня ответственность тебе не перевалить! Мои отец и мама, бабушка с дедушкой даже не слышали про эту напасть!

– И моя родня здорова, – возразил Николай. – Но где-то там, во тьме веков, у кого-то из наших предков…

– Заткнись! – зло приказала жена. – Где твоя мать?

Лавров схватил со стола салфетку и промокнул лоб.

– Она бросила нас с отцом, когда мне едва исполнился год. Незачем сейчас вспоминать ее.

Ната подскочила к мужу и вцепилась ему в рубашку.

– Почему же? Настало время пролить свет на грязные тайны Лавровых. Матушка пила? Сидела на уколах?

– Нет, – процедил Николай, – она совершенно нормальная женщина.

– Совершенно нормальная женщина никогда не бросит сынишку, – звенящим от напряжения голосом объявила Наташа. – У твоей матери болезнь Гюнтера, поэтому она от всех прячется.

– Ну ты и дура! – не выдержал Николай. – Страдающие порфирией[16] не рожают детей!

– А эта сподобилась! – затопала ногами Ната. – Ты знал правду про мать, но ничего не сказал, потому что хотел жениться на мне и устроиться в Москве за спиной моего папы. Когда появился больной Павлуша, ты и вовсе прикусил язык, молчал о маменьке, потому что хотел, чтобы вся ответственность легла на меня. Вроде я должна быть виновата, и только я. Ты мерзавец и сволочь!

Наталья начала бить кулачками по груди онемевшего мужа. Таня кинулась к подруге, оторвала ее от Лаврова, оттащила к диванчику, усадила и скомандовала:

– Коля, живо сделай ей укол. Не стой памятником, видишь же, нервы у человека ни к черту!

Но Николай неожиданно ответил:

– Я тоже не железный. Да, я никогда не говорил о своей матери, но теперь скажу правду. Мария Алексеевна, по словам моего отца, происходила из истово верующей семьи, где расшибают о пол лоб при молитве, а всех остальных, не воцерковленных, людей считают врагами. Папа никогда не рассказывал, каким образом ему удалось жениться на маме, да еще уговорить ее родить ребенка. Когда мне исполнилось одиннадцать месяцев, она вернулась к родителям. Потом отреклась от мира, постриглась в монахини и сейчас носит имя мать Аполлинария. Насколько мне известно, сия особа заведует приютом, где воспитываются брошенные дети. Вот такая гримаса судьбы: сама забыла про собственного сына, а жалеет чужих ребят. Секундочку…

Николай быстро вышел из кухни. Наташа начала грызть ногти, Таня боялась поднять на нее взгляд.

– Держи, – сказал Лавров, вернувшись. – Перед смертью отец прислал мне письмо, в котором очень подробно рассказал о своей жене и моей матери. Почитай на досуге. Там, кстати, указан ее московский адрес. Я к ней в гости не наведывался и не собираюсь. А ты сходи, посмотри на свекровь, убедись, что она не страдает порфирией, и заткнись. Я тебя подменю, посижу с Павликом. Можешь прямо сейчас отправляться. Ну, давай, смазывай лыжи салом…

Наташа зарыдала.

– Да сделай же ты ей укол! – возмутилась Волошина.

Николай пошел к холодильнику, где хранились лекарства…

Рассказчица замолчала и начала тереть ладонью лоб.

– Матушка Аполлинария… – пробормотала я. – Интересный поворот сюжета. По нашим сведениям, незадолго до смерти Наталья пыталась встретиться с Марией Алексеевной, звонила в ее московскую квартиру, но там никого не оказалось. Мать Аполлинария только прописана в столице, фактически же проживает в монастыре. Зачем Наташа ринулась к незнакомой женщине? По какой причине покончила счеты с жизнью именно в доме, где та прописана? Это осталось невыясненным.

Волошина открыла ящик стола, вытащила блистер, выщелкнула одну таблетку, сунула ее в рот и мрачно произнесла:

– Моя несчастная подружка совсем потеряла голову. Она понимала, что ребенок долго не протянет. Николай тоже переживал, но он давно завел себе любовницу, Регину Горкину, нашу бывшую однокурсницу. Где уж они встретились, не спрашивайте, но мы, врачи, вертимся в одном кругу. Регинке Коля еще со студенческих лет нравился, она ему откровенно на шею вешалась, но тогда Лавров был влюблен в Наташу, никого более не замечал. Потом страсть к жене остыла, брак держался на порядочности Николая, на его чувстве ответственности. Понимаете, Лавров хороший человек: он не бросил Нату, жалел и ее, и Павлика. Однако жизнь берет свое. Псова похоронила себя около инвалида, а Коля завязал отношения с Регинкой, у них родился ребенок, девочка.

– Откуда вы знаете? – удивилась я.

Волошина почесала переносицу.

– Случайно вышло. Я старалась помогать Наташе. Уйдет она поздним вечером с Павликом гулять, а я обед приготовлю…

– Странно, что Николай, хорошо зарабатывающий человек, не нанял домработницу, – запоздало удивилась я. – И почему бы Лаврову в самом деле не пригласить к Павлику сиделку?

Татьяна печально улыбнулась.

– Сразу видно, у вас в семье нет тяжелого инвалида. Те, кто ухаживает за больными, не очень-то хотят утруждать себя, подыскивают таких недужных, с кем полегче. Ребенок с порфирией выглядит пугающе – он похож на вампира, у него зубы красного цвета. Болезнь Гюнтера редкая, большинство простых медработников низшего звена о ней ничего не знает, сиделки в основном возятся с инсультниками, спинальниками. Ну, еще с теми, у кого болезнь Альцгеймера. Что же касается простых поломоек… Облик Павлика пугал даже врачей, что уж говорить об обычных, не очень грамотных женщинах. Николай несколько раз пытался привести в дом прислугу, но все заканчивалось одинаково – едва тетки видели Павлушу, как тут же убегали. Все, как одна, считали несчастного малыша заразным. Объяснить им, что порфирия – генетическая болезнь и воздушно-капельным путем не передается, не представлялось возможным. Да что там необразованные горничные! Иногда из районной поликлиники наведывалась докторица. Она никому не была нужна, мальчика лечили лучшие специалисты, приведенные Николаем, но таково правило – детей обязан регулярно посещать районный врач. Так та боялась даже в прихожую войти. Закутается в плащ, даже летом кожаные перчатки на руки натянет, а на лицо маску, в дверь позвонит и прямо на лестнице, не шагнув в квартиру, скороговоркой бубнит: «Я вам нужна? Нет? До свиданья». И чешет прочь, словно за ней голодные волки гонятся.