Последняя милость - Луиз Пенни

Почему парижские коллеги решили, что их разыгрывают?

Гамаш сел за свой стол и начал просматривать накопившуюся стопку отчетов и телефонограмм. Среди бумаг был и список содержимого мусорного контейнера Сиси де Пуатье, составленный Лемье. Это была рутинная проверка, которая крайне редко давала положительные результаты, потому что у убийц обычно хватало ума на то, чтобы не оставлять улик в собственном помойном ведре. Но Ричард Лайон не произвел на Гамаша впечатления гиганта мысли.

Поэтому старший инспектор налил себе кофе и начал внимательно просматривать список:

Объедки.

Картонные упаковки из-под молока и пиццы.

Старый, поломанный браслет.

Две бутылки из-под дешевого вина.

Газеты.

Пустая коробка из-под сухих завтраков, фруктовые колечки.

Видеокассета — фильм «Лев зимой».

Пластиковые бутылки из-под сока.

Обертки от шоколадных батончиков «Марс».

Упаковочная бумага от рождественских подарков.

Коробка из-под обуви — салон-магазин декоративно-прикладного искусства эскимосов в Монреале.

Судя по содержимому контейнера, семейство Лайон-Пуатье никогда не слышало о такой вещи, как утилизация отходов. Видеокассету, наверное, выбросили потому, что она сломалась, а обувная коробка, скорее всего, была из-под сапог. Ни проводов, с помощью которых можно было бы подсоединить стул к обогревателю, ни пустой бутылки из-под антифриза.

Но Гамаш понимал, что рассчитывать на такую удачу было бы неоправданным оптимизмом.

Саул Петров мерил шагами гостиную арендованного дома. За окном еще кружили отдельные снежинки, но снегопад уже прекратился. Стоит ли говорить копам о том, что ему рассказала Сиси? Она явно приехала в Три Сосны с определенной целью. В этом он был совершенно уверен. Как и в том, что этой целью были деньги. Интересно, она нашла то, что искала?

Этим утром, после разговора с офицером из Сюртэ, он отправился к ее мужу. Надеялся что-то разведать или хотя бы прочувствовать общую атмосферу. Ричард Лайон встретил его более чем прохладно, если не сказать — выставил за дверь. Честно говоря, такой прием удивил Петрова. Он никак не ожидал, что этот безвольный мямля способен повести себя как мужчина и не пустить на порог нежеланного гостя.

Саул понимал, что у Лайона были причины не любить его. И знал, что скоро этих причин станет еще больше.

Петров ходил из угла в угол забитой мебелью гостиной, отбрасывая ногой попадавшиеся на пути сегодняшние газеты. Он был раздражен, и это раздражение нарастало с каждой минутой. О чем все же следует рассказать копам? О чем умолчать? Наверное, нужно подождать, пока в лаборатории проявят пленки. Он сказал этому офицеру из Сюртэ правду. Он действительно отправил пленки в лабораторию. Но не все. Одну он оставил себе. Ту, которая сможет принести ему достаточно денег, чтобы он наконец-то мог не думать о заработках и спокойно заняться творчеством. Возможно, тогда он купит этот дом и поближе познакомится с жителями Трех Сосен. Возможно, он даже найдет среди них того потрясающего художника, портфолио которого Сиси выбросила в корзину для мусора.

Саул улыбнулся собственным мыслям. Он не знал, удалось ли Сиси найти в Трех Соснах то сокровище, которое она искала, но он свое точно нашел. Петров разжал кулак и посмотрел на лежащую на ладони небольшую черную кассету. Для него этот ничем не примечательный предмет был ключом к новой жизни. Саул Петров считал себя порядочным человеком, но его порядочность носила несколько ситуативный характер. А в данном случае ситуация была весьма многообещающей.

— Vous avez dit «L'Aquitaine»? J’ai besoin de parler a quelqu’un là-bas? Mais pourquoi?[57]

Изабелла Лакост старалась говорить как можно спокойнее, ничем не выдавая своего раздражения. Да и на кого ей было злиться в сложившейся ситуации, кроме как на саму себя? Она чувствовала себя полной дурой, и это чувство никак нельзя было назвать приятным. В ответ на ее вопрос, очень вежливый и, судя по всему, совсем неглупый офицер из парижского Сюртэ спокойно ответил, что ей нужно позвонить в какую-то Аквитанию. Аквитания? Это название абсолютно ни о чем не говорило агенту Лакост.

— Что такое Аквитания? — вынуждена была спросить она, рискуя выставить себя на посмешище.

— Это область во Франции, — невозмутимо объяснил ей невидимый собеседник. Изабелла Лакост понимала, что офицер парижского Сюртэ и не думает издеваться над ней, а, наоборот, искренне хочет помочь.

— И зачем мне звонить в Аквитанию? — поинтересовалась она. Раздражение ушло. Этот загадочный диалог даже начал ее забавлять.

— Но вы же хотели получить информацию об Элеоноре де Пуатье, правильно? А это Элеонора Аквитанская. Я дам вам номер местной жандармерии.

Полицейский, ответивший ей по телефону, сначала долго смеялся, после чего все же соизволил ответить, что она никак не сможет поговорить с Элеонорой де Пуатье, если только «не планирует скончаться в ближайшие несколько секунд».

— Что вы хотите этим сказать? — устало поинтересовалась Изабелла, у которой уже не было сил даже на то, чтобы злиться. Ей до смерти надоело в бог знает какой раз задавать один и тот же вопрос и слышать в ответ неизменный смех. Но, как и все члены команды Армана Гамаша, она не раз имела возможность наблюдать проявления поистине неиссякаемого терпения своего шефа и понимала, что в данном случае ситуация требует того же самого и от нее.

— Она мертва, — ответил констебль.

— Мертва? Убита?

Снова смех.

— Послушайте! — рявкнула Изабелла, решившая, что вырабатывать в себе сдержанность начнет с завтрашнего дня. — Если вам есть что мне сообщить, то сообщите, а смеяться тут совершенно не над чем.

— Ну подумайте сами. Элеонора де Пуатье… — французский полицейский говорил громко и медленно, как будто это могло чем-то помочь. — Извините, коллега, но мне пора. Моя смена закончилась в десять часов.

С этими словами он повесил трубку. Лакост автоматически посмотрела на часы. Четверть пятого. В Квебеке. Четверть одиннадцатого во Франции. Оказывается, французский коллега был настолько любезен, что даже задержался на работе из-за беседы с ней.

Но что это ей дало? Она по-прежнему ничего не понимала.

Изабелла Лакост оглянулась по сторонам. Гамаш и Бювуар уже ушли. Агент Николь тоже.

Снова развернувшись к своему компьютеру, Лакост зашла на поисковый сервер Google и впечатала — «Элеонора Аквитанская».

Глава 19

Стены комнаты для медитаций были ласкающего глаз цвета морской волны и прекрасно гармонировали с темно-зеленым ковровым покрытием. Под высоким потолком лениво вращал лопастями вентилятор. В углах горкой были свалены подушки, которые, как предположил Гамаш, предназначались для сидения.

Они с Бювуаром приехали в Сан-Реми, чтобы навестить Матушку Би в ее медитационном центре. Старший инспектор обернулся к стене, которая выходила на улицу, но за высокими, от пола до потолка, окнами стояла непроглядная тьма, и их с Бювуаром силуэты, отражавшиеся в темном стекле, напоминали тени двух грешников, стоящих у врат ада.

— Жутковатая обстановка.

— Боишься, что на тебя нападут злые духи?

— Не хотелось бы.

— А я думал, что ты атеист.

— Я не верю в Бога, но это не значит, что я не верю в привидений. Чувствуете, какой-то странный запах?

— Это ладан.

— Меня от него тошнит.

Гамаш посмотрел на заднюю стену комнаты. Под самым потолком изящными, каллиграфическими буквами было написано Be Calm. Значит, медитационный центр мадам Мейер назывался Be Calm. По странному совпадению точно так же Сиси де Пуатье назвала и свою компанию, и свою книгу.

Be Calm. Обретите покой.

Покой. Насколько мог судить Гамаш, ни одна, ни другая женщина не могли похвастаться такой добродетелью, как спокойствие.

У надписи было продолжение, но для того чтобы разобрать его в полумраке комнаты, нужно было подойти поближе. Гамаш как раз собирался это сделать, когда в комнату быстрым шагом вошла Матушка. Пурпурный балахон развевался, как парус, а растрепанная ярко-рыжая шевелюра придавала голове мадам Мейер сходство с шаровой молнией.

— Добро пожаловать в наш центр. Вы пришли на пятичасовые занятия?

— Нет, мадам, — улыбнулся Гамаш. — Мы пришли, чтобы встретиться с вами. Нам очень нужна ваша помощь.

Матушка смотрела на него с опаской. Гамаш подумал, что у нее вид человека, привыкшего постоянно обходить коварно расставленные ловушки, по крайней мере воображаемые.

— Мадам, — начал он, — для меня совершенно очевидно, что вы наделены необычайной восприимчивостью. Вы видите и чувствуете вещи, недоступные для других. Надеюсь, вы не сочтете мое поведение бесцеремонным.