Веласкес - Мария Дмитриенко

— Но что можно там рассмотреть сейчас, при свете свечей?

Веллела не расслышал или не захотел объяснять. Дону Диего осталось лишь терпеливо ожидать конца действия. Вновь тихий крадущийся гитарный шепот наполнил зал. Занавес упал. Теперь можно было покинуть зал театра.

Граф Оливарес не пожалел средств на убранство дворца. Во внутренних комнатах сверкали позолотой канделябры, вглядывались друг в друга, бесконечно повторяясь, зеркала. На стенах висели полотна, целые собрания картин, которыми мог бы гордиться любой музей мира. Веласкеса вдруг потянуло в Зал Королей, где жило его детище — «Сдача Бреды». И он, никем не замеченный, направился туда. В который раз стоял он вот так перед полотном, глядя на него то как художник, то как зритель. Ничего не изменилось на картине. Комендант Нассау все еще протягивал утонченному Спиноле большой темный ключ, который сейчас, при вечернем освещении, резко выделялся на светлом фоне. Все присутствовавшие при передаче по-прежнему были увлечены событием, и только двое, как и прежде, молодой голландец с открытым привлекательным лицом, одетый в серый костюм, да гранд в белополой громадной шляпе, смотрели на маэстро с вечным вопросом во взгляде — что же будет дальше?

Внезапно Веласкес почувствовал, что за его плечами кто-то стоит. Он резко повернулся. Незнакомка была от него всего шагах в пяти. Она сделала шаг вперед. Мантилья от резкого движения упала ей на плечи, открыв кольца темных, как полночь, кудрей.

— Простите, сеньора… — начал неожиданно для самого себя маэстро, но голос его прервался. Замкнутому по натуре Веласкесу трудно было найти слова, необходимые для общения с дамой света, которой он к тому же не был представлен.

Незнакомка улыбнулась ему полной доверия улыбкой и, протягивая руку, произнесла просто:

— Мария Осуна.

Маэстро вздрогнул, но не от прикосновения к холодным пальцам доньи Марии. Имя Осуна могло повергнуть в трепет каждого человека в Испании. Так вот кто перед ним! Сама герцогиня Осуна, блеск и пышность рода которой могли затмить сияние королевской короны, а колоссальные богатства их дома, владевшего даже собственной эскадрой в Средиземном море, вызывали зависть не одной венценосной особы Европы. Осуна! Веласкес хотел начать свою речь опять с извинений, но почувствовал, что они-то сейчас ненужнее всего. Они продолжали стоять друг против друга — прекрасная герцогиня, шагнувшая к нему навстречу с вершины своего царственного пьедестала, и великий художник, захваченный врасплох внезапно нахлынувшим желанием написать эту необыкновенную женщину.

Дон Веллела прошел уже несколько комнат в поисках маэстро, но его нигде не было. Навстречу ему попался Диего де Аседо, любимый карлик короля. Он шел, быстро размахивая руками, а на его лице было такое выражение, что дон Хуан не мог его не окликнуть.

— Эль Примо! Ты, друг, летишь так быстро, словно тебя подстегивает весть о пожаре Альказара.

Карлик остановился.

— Дорогой дон Веллела, я действительно несу необычайную весть: королева родила дочь!

Дон Хуан любил и ценил Аседо, прозванного при дворе по воле короля Эль Примо — двоюродным братом. Этот умный, одаренный человек обладал талантом настоящего исследователя. Положение придворного шута зачастую обязывало Аседо исполнять комическую роль умницы малыша, знавшего королевскую родословную лучше всех в государстве. Он вытаскивал на свет комические анекдоты из жизни почивших государей и потчевал ими его высочество, склонного ко всему необычному. Кроме этого, маленький мыслитель вел при дворе Книгу жизни, своеобразную хронику всех событий. Веллела и Веласкес любили проводить время в его обществе.

«Но куда пропал мой маэстро?» — думал Веллела, минуя анфиладу причудливых комнат.

Наконец в Зале Королей он увидел дона Диего.

Веласкес говорил о чем-то с герцогиней Осуна. Одна рука — на эфесе шпаги, другая дергала шелковый шнур ворота камзола. Вся отлично сложенная фигура маэстро выражала нерешительность. Дон Веллела, стараясь остаться незамеченным, тихо вышел из зала. Пусть у маэстро тоже будет сегодня праздник, ведь у него их бывает так мало.

ДОРОГИ И ТРОПИНКИ

В жизни у каждого из людей есть множество дорог. В начале своего пути человек зачастую ходит дорогами, указываемыми ему родными и наставниками, нередко шагает он теми, кои предписаны ему социальным положением. Но кто из людей, твердо став на ноги, не захочет проложить по жизни свою собственную дорогу? Пусть она начинается вначале робкой тропинкой, но идет по ней человек полный надежд и желаний и для него она краше всех столбовых трактов. Так думал маэстро, меряя шагами в один из вечеров свою мастерскую. За день он порядком устал. Король устроил прием для иностранных послов в честь рождения дочери, которую окрестили Марией Терезией. Празднества в Альказаре шествовали один за другим, хотя на самом деле не так уж и много было причин для веселья. Злые языки поговаривали, что скоро настанет время, когда при дворе не найдется средств, чтобы накормить обедом придворных дам. Как бы там ни было, но у Веласкеса, который получил новую должность помощника при гардеробе, совсем не оставалось времени для работы.

Мысленно — в который раз! — он возвращался к событиям открытия дворца Прекрасного Уединения. Сном казалась ему беседа со сказочной Марией Осуна. Веласкес мысленно снова и снова ходил с нею парком дворца Уединения, в котором было что-то от храмов древней Эллады.

Вот так схлестываются, скрещиваются у людей дороги. Но это не просто новое знакомство, не простая беседа из тысячу вечерних бесед. Он напишет ее портрет в память о вечере грез. Он даст миру шедевр, о котором искусствовед два столетия спустя скажет, что испанка (история скроет ее имя) сочетает в себе «страстность и холодность, светскость и набожность, искренность и скрытность».

Герцогиня Осуна и в самом деле была редкой женщиной. Обладая гордым и независимым характером, она сумела подняться над условностями своей среды. Пренебрегая извечным «что скажут другие?», герцогиня шла жизненными дорогами смело, без оглядок. Веласкес, о котором она не раз слышала как о гениальном художнике, нравился ей.

Тот единственный вечер в сумерках парка Прекрасного Уединения в царстве зелени, воды и ночного света стал и для герцогини мгновением, ради которого стоило жить.

Но о нем осталось лишь воспоминание да вот эта книга «Несколько произведений, посвященных Королевскому дворцу Прекрасного Уединения». Герцогиня не могла припомнить, как попал к ней небольшой томик в синем переплете с поблескивающей позолотой закладкой. Уже в карете по дороге домой она вдруг заметила, что держит его в руке. Маленький сборник стихов португальца Мануэля де Гальегоса стал с тех пор ее постоянным спутником. Там, в одном из произведений, посвященных Зале Королей, поэт воспевал дона Диего. У Великого Искусства есть Великие таланты, писал дон Гальегос. Щедро наделял поэт гений Веласкеса эпитетами, называя маэстро «редким талантом», «прекрасным живописцем», «божественным мастером».