НИДЕРЛАНДСКИЙ И БЕЛЬГИЙСКИЙ ДЕТЕКТИВ - Альберт Баантьер

— Я вижу, вам очень весело! Чему вы улыбаетесь?

Пьер повернулся в сторону говорившего и, увидев перед собой огромного детину в полицейской форме, вздрогнул от неожиданности.

— Насмехаетесь над полицией? — продолжал полисмен. — Теперь многие считают, что могут безнаказанно нарушать правила.

— Нет, нет, — произнес Пьер смущенно. — Я улыбнулся совсем по другому поводу. Я вспомнил о...

— Вспомнили какой-нибудь анекдотик?

— Извините, пожалуйста, — сказал Пьер, выйдя из машины и предъявив удостоверение.

Полицейский, не обращая на него никакого внимания, неторопливо обошел машину и записал номер. Затем достал бланк и начал спокойно составлять протокол. Через несколько минут он, не поднимая головы, молча протянул руку в сторону Пьера, давая понять, что теперь ему нужны документы водителя.

Полицейский уже записал имя и занес в протокол другие сведения, когда рука его внезапно остановилась. Выпрямившись, он уставился в паспорт Пьера. Внимательно рассмотрев фотографию и несколько раз взглянув на Пьера, он спросил, растягивая слова:

— Тот самый Пьер Валенс, который пишет обзоры для большого еженедельника?

— Да, это я.

Услышав их разговор, второй полицейский тоже заглянул в паспорт Пьера.

— Очень сожалею, — сказал Пьер, — что нарушил правила. Я догонял желтый «БМВ». Для меня это было очень важно, но теперь увы... Согласен заплатить штраф. Если, конечно, на этом инцидент будет исчерпан...

Полисмен стоял в раздумье.

— Да... — буркнул он, — да... — Затем, строго посмотрев на Пьера, спросил: — Скажите, вы не боялись, когда находились в бункере между палестинцами и израильскими солдатами? Вы описали в очерке фронтовую обстановку так, словно играли там в карты.

— Боялся до смерти, — ответил Пьер, — но все время успокаивал себя тем, что другим еще страшнее. На какое-то время это помогало.

— Отпустить вас без наказания я не могу. Ограничимся минимальным штрафом.

Полицейский вопросительно посмотрел на Пьера, ожидая его реакции. Пьер с улыбкой поклонился. Когда все формальности были позади и полицейские уехали, Пьер сказал:

— Надеюсь, из бара еще не позвонили в полицию. Ведь я не заплатил за кофе.

Они повернули обратно, и тут Эрика спросила:

— Когда вы побежали за сигаретами, у вас не было ощущения, что с вашей машиной что-то случилось? Я слышала, такие предчувствия бывают.

Пьер не ответил. Его сейчас интересовало только одно: кто были те двое в желтом «БМВ». Они не вписывались в то представление, которое у него сложилось об этом убийстве. Сама Валерия как бы создавала благородный фон, которому соответствовали и комфортабельный отель у озера Аммер, и фамильный замок в Ландсберге, и высокомерный Отто фон Далау с его шофером Генрихом Пфорцем, и роскошный «мерседес-600», и эта красивая молодая женщина, что сидела с ним рядом. Все это было в абсолютной гармонии и соответствовало его представлению об этом мире. И вдруг появились эти двое подозрительных субъектов бандитского вида, которые пытались испортить его машину. Это выпадало из общей картины. Что могло связывать семейство знатных аристократов и этих гангстеров?

«А может, тут и нет никакой связи? — подумал Пьер. — Мало ли людей, грабящих чужие машины. Однако нет... Не может быть, чтобы эти парни появились случайно. Ведь Валерия убита из пистолета с глушителем. Бесшумный пистолет и эти двое парней — явления одного ряда. Отто фон Далау и бесшумный пистолет никак не вяжутся друг с другом, а вот современный пистолет и двое гангстеров — вполне. Вот где связующее звено. Да, все верно...

— Вы постоянно что-то бормочете себе под нос и киваете, — сказала Эрика.

— Дурная привычка, — пояснил Пьер.

— Вид у вас сейчас еще более сердитый, чем раньше. Вас очень огорчает, что скрылись те парни? Как вы считаете, имеют ли они вообще отношение к убийству Валерии? — спросила она с наивным видом. — Вам не кажется, что они хотели испортить вашу машину, чтобы помешать вашему расследованию?

«Вот теперь она искренне озабочена», — подумал Пьер, пристально посмотрев на Эрику.

Он почувствовал, что, кажется, начинает подозревать Эрику и Отто фон Далау в причастности к преступлению.

9

Вернувшись к ресторану, они увидели, что белая «лансия» Эрики фон Талштадт стоит на прежнем месте. В зале их встретил бармен и удивленно воскликнул:

— Надеюсь, вы вернулись не для того, чтобы допить кофе, который я подал вам полчаса назад?

— Нет, приготовьте, пожалуйста, свежий, — улыбнулся Пьер.

— Честно говоря, вы показались мне очень странными клиентами, — продолжал бармен. — Сказали, что идете за сигаретами, а сами умчались... Мы здесь повидали немало всяких чудес, но обычно они начинаются после шампанского или виски, когда начинается выяснение, кто кого угощал. Но чтобы недоразумения возникали после чашки кофе, такого еще не бывало.

— Приготовьте, пожалуйста, кофе, на этот раз я расплачусь немедленно, — пообещал Пьер, — во всяком случае до того, как мы уйдем отсюда.

Взяв со стойки бара чашечки с кофе, он прошел к столику.

— Похоже, что вы снова хотите меня о чем-то спросить, — сказала Эрика.

Они уселись друг против друга.

— Кто, по-вашему, убил Валерию фон Далау? — спросил Пьер.

— Этого я не знаю, — не задумываясь ответила Эрика.

Однако Пьеру показалось, что вопрос этот заставил ее вздрогнуть.

— В замке вы говорил иначе, чем сейчас, — сказал он, — более свободно и откровенно.

— Я всегда веду себя неестественно, когда нервничаю. Но стоит мне успокоиться, и я становлюсь самой собой.

— Что об этом думает Отто фон Далау? — спросил Пьер. — Кто совершил убийство, по его мнению? Если, конечно, предположить, что он сам тут ни при чем.

— Он не знает.

— Вы его спрашивали?

— Да. Он просто не знает, что и думать!

— Вы были с ним в то утро, когда ему стало известно об убийстве?

— Нет.

— Что он говорит по этому поводу?

— Вообще ничего не говорит. Сидит, смотрит перед собой остановившимся взглядом и ничего не слышит, что бы вы ему ни говорили. Меня это стало выводить из себя, я и уехала.

— Может быть, вам неудобно говорить об Отто?

— Нет, почему же?

— Скажите, что он за человек?

— Ссора с Валерией глубоко его задела. Он уже мечтал, как они будут жить вместе, и вдруг этот скандал. Отто даже мысли не допускал, что она откажется выйти за него замуж. Он уже предвкушал эту райскую жизнь вдвоем, а тут все рухнуло. Отто ожесточился, стал злым, раздражительным, он помрачнел и ушел в себя. Таким его теперь обычно все и видят. Но иногда — правда, подобные минуты очень редки — он вновь становится таким, как прежде — мягким и чувствительным, точно женщина. В сущности, он очень беззащитен и одинок... Теперь он все чаще срывается: кричит, сверкает глазами, но я-то знаю, что это всего лишь самозащита. У меня, например, своя форма самозащиты — я в такие моменты стараюсь переключить Отто на что-то другое, на какие-то более нейтральные темы. Но оба мы после этих сцен долго не можем прийти в себя, сидим, понурив головы, словно провинившиеся дети.

— И вы действительно чувствуете себя провинившейся?

— Нет, конечно. Это следует понимать фигурально, — она грустно улыбнулась. Затем, взглянув на сигареты Пьера, кокетливо спросила:

— Разрешите одну из ваших «Галуаз»?

Пьер протянул ей сигареты и поднес зажигалку. Затянувшись, Эрика спросила:

— В Ландсберге вам уже, вероятно, сказали, что я разведена?

— Да.

— Что я изменяла мужу, а он мне, и что я первая оставила его?

— Об этом тоже шел разговор.

— И еще вам сказали, что у меня есть любовник, который будет счастлив, если я выйду замуж за Отто, так как он тоже женат, а женатому мужчине намного удобнее иметь замужнюю любовницу...

Пьер бросил на нее удивленный взгляд.

— Откуда вы все знаете? — спросил он.

— Это моя легенда, я сама сочинила эту небылицу.

— Так это неправда?

— Частично.

Пьеру показалось, что она снова дрожит, как от озноба.

— Я разведена, это правда, — продолжала Эрика. — Но я очень любила своего мужа. Я не бросала его и вообще не делала ничего такого. Однажды он рассказал, что изменяет мне, и хочет меня оставить. Он спросил, какие алименты я хотела бы получать, и я назвала сумму. Он согласился сразу, не сказав ни слова. Это было ужасно! Я и раньше знала, что он черствый человек, но я безумно любила его и готова была закрыть глаза на все его недостатки. Я уехала. Убежала из дома, в котором мы с ним жили. Уехала из Гамбурга и поселилась в Мюнхене, на другом конце страны. Адвокаты сообщили, что я буду получать до конца жизни приличную сумму денег, достаточную, чтобы не иметь забот. Я воспользовалась этим, стала проводить время в барах. Но мои «кавалеры» перестали меня угощать, как только обнаружили, что я не желаю ложиться с ними в постель. Это продолжалось пять лет и почти все эти годы я была одна. Друзей заводить не хотелось. Мужчины только о том и думали, чтобы затащить меня в свою постель. И вот тут я встретила Отто. С ним можно было чувствовать себя спокойной: он ничего от меня не требовал, и я, наконец-то, больше не была одна. Всю жизнь меня одолевал снобизм, и с этим связано немало комичного в моей биографии. Я сама себе выбрала имя: Эрика фон Талштадт, настоящее мое имя совсем другое. Я не хотела быть белой вороной среди всех этих сиятельных особ, посещающих замок. Должна признаться, я отношусь с благоговением к истинным аристократам, — она слабо улыбнулась.