Изгнание из рая - Павел Загребельный

Гриша не мог успокоиться от неожиданности и возмущения.

- Послушай, Педан, как же это так? Выходит, если я председатель, то и кур своих не корми, и поросенку травки не нарви, и гвоздь в стену не забей? А кто же это должен делать? Что мы - графы, князья, бояре?

- Да разве я знаю? - сплюнул Педан. - Мне оно все равно. Я этому гаду все объяснил популярно, то есть по морде с обеих сторон. А только ты знаешь, Гриша, как оно бывает... Убегай отсюда, пока не поздно!

- Не убегу! - крикнул Гриша упрямо. - никакая сила меня!..

Но сила нашлась. Дядька Обелиск ночью, пешком, босой прибежал на свеклу и сообщил своему председателю, что на его голову снова упали какие-то проверяльщики.

Вот здесь и лопнул обруч терпения нашего героя. Он не поверил.

- Меня? - переспросил дядьку Обелиска.

- Лично и персонально, - подтвердил тот. - Приехали вечером и уже требуют. Промокли насквозь. Я их к Наталке на горячий борщ.

- И действительно меня? - никак не мог поверить Гриша.

- Говорят: сельского руководителя требуют как класс.

- Ну, гадство! - ругнулся Гриша.

Теперь он уже сожалел, что до сих пор не рассказал ни Свиридону Карповичу, ни Зиньке Федоровне, да и вообще никому о том, как его терзали то за коз, то за институтскую справку, то за нерожденных детей. Какая там еще морока свалилась ему на голову?

- Утром буду, - сказал он дядьке Обелиску. - Накормите там их, дайте поспать.

- Да поспят они у нас, как класс! - пообещал дядька Обелиск.

ПУХ-ПЕРО

Ганна Афанасьевна уже была на своем секретарском посту. Все учреждения держатся на секретарях. Если бы автор был поэтом, он бы написал оду секретарям. Председатели возглавляют, а делают все секретари. Ну, и так дальше. А может, и лучше, что автор не поэт и не пишет од? А то сгоряча понаписал бы и о том, что надо, и о том, что не надо.

Ганна Афанасьевна достойна и од, и панегириков, и величальных песен.

- Что тут у нас, Ганна Афанасьевна? - спросил Гриша.

- Комиссия по защите окружающей среды. Чуть ли не из столицы.

- Сколько их?

- Двое. Мужчина и женщина. Женщина молодая и красивая, а мужчина с бородой и голый.

- Совсем голый?

- Да не совсем. Что-то на нем есть, да только такое, что и не приметишь.

- И вы его в сельсовет пустили - голого?

- Я сказала, что в трусах сюда негоже, а он говорит, что это не трусы, а шорты, то есть коротенькие штанишки.

- Так что же он - пионер?

- Да с бородой же! Ну, я и в этих шортах не пустила. Говорю: без председателя сельсовета не могу.

- А что же мне с ними делать?

- Вы ему авторитетно скажите.

- А приехали зачем?

- Говорят: гусиный вопрос.

- Гусиный?

- Дали мне задание, чтобы подготовила справку о количестве гусей на территории нашего сельсовета в частном секторе и в коллективном пользовании, сколько голых, а сколько оперенных, какой процент падежа, а сколько выжило...

Гриша слушал и ушам своим не верил. Наконец он пришел в себя.

- Ганна Афанасьевна, а не могли бы мы купить робота?

- Робота? Что вы, Григорий Васильевич, разве это возможно?

- Теперь нет ничего невозможного. Купить такую железную чертовщину, чтобы стояла здесь и железным голосом отвечала на все глупости, которые взбредут кому-то в голову!

- У нас нет ассигнований даже на простенького робота, - объяснила ему Ганна Афанасьевна, - а вы еще такого хотите, чтобы говорил! Он же, наверное, очень дорого стоит.

- А мы с вами, выходит, бесплатные?

- Да я же не знаю.

- Ну, ладно, Ганна Афанасьевна. Будем отбивать штурм гусиной комиссии. Вы уже подготовили справку?

- Готовлю.

- Я пойду позвоню Зиньке Федоровне, а потом уж мы с вами подумаем, как и что.

- Я бы вам, Григорий Васильевич, посоветовала знаете что?

- А что?

- Поговорите со Свиридоном Карповичем. Он человек опытный...

Гриша хлопнул себя по лбу. В самом деле: почему он индивидуально отдувался до сих пор перед всеми проверками и не попросил совета ни у кого, в особенности же у такого мудрого человека, как Свиридон Карпович?

- Благодарю, Ганна Афанасьевна, - растроганно промолвил он. - Свиридон Карпович уже здесь?

- Я позвонила ему, сейчас будет.

- Вот уж благодарю вас, так благодарю!

Гриша даже руку поцеловал бы Ганне Афанасьевне, если бы умел, но, к сожалению, в селе почему-то не заведено целовать рук так же, как никто никогда не употребляет слова "труд", хотя трудятся там люди упорно и самоотверженно, от рождения и до самой смерти.

По телефону Гриша разыскал Зиньку Федоровну и конспективно рассказал ей про мороку с проверками и про все свои злоключения.

- Почему же не говорил об этом? - спокойно спросила Зинька Федоровна.

- Не хотел беспокоить. Думал: само пройдет. А оно...

- Ты, наверное, газет не читаешь.

- А что?

- Читал бы, так знал бы. То "Под шелест анонимок", то "Карась, которого не было", то про шестьдесят две комиссии на один колхоз. Я уже это знаю и отношусь ко всему спокойно.

- Да как же можно спокойно?!

- А так. Распихаю проверяльщиков по отраслям. Тех - на агронома, других - на зоотехника, третьих - на инженера, остальных - на бухгалтерию. А ко мне - только с выводами. А на выводы что? Примем к сведению, примем меры, недостатки устраним, упущениям положим конец.

- Так у вас же хозяйство, а меня терзают неизвестно и за что! Сплошные наветы!

- Вот ты и поставь на сессии вопрос о клеветниках.

И трубка - щелк! - и уже ты не поймаешь Зиньку Федоровну ни сегодня, ни в "обозримом будущем".

Но тут появилась великая спасательная сила в лице Свиридона Карповича.

- Ну, что тут у тебя, говорится-молвится?

Гриша рассказал обо всем. И о козах, и о Недайкаше из сельхозинститута, и про демографию, и про гусиную комиссию, которая налетела и крыльев не намочила.

Вновьизбрать долго молчал и мудро щурился. Потом поставил наводящий вопрос:

- И как оно - без подписей все это?

- Подпись всюду одинаковая: Шпугутькало.

- Сычик, значится.

Гриша не понял.

- Что вы сказали, Свиридон Карпович?

- Пугутькало - это сычик. Мелкий такой, говорится-молвится, неважнецкий сыч. Из тех, которые смерть предвещают. А еще там что?

- Я не допытывался. Но, кажется, всюду заканчивается такими словами: "По всему району поползли нездоровые слухи и трудовые массы всколыхнулись и возмутились".

- Ага, всколыхнулись... А я уже давно думаю: что-то оно не так. Как построили новое село, что-то мне не дает покоя, а что именно - никак не пойму. И только теперь понял: анонимок не было! А теперь ты мне камень с души снял.

- Свиридон Карпович! - испуганно воскликнул Гриша. - Что вы такое говорите? Разве можно радоваться, когда?..

- Постой, постой, Гриша, кажется-видится. Ты еще молод, не знаешь людей. Раньше как оно было? Бывали заявления, жалобы, случались и наветы. У того болит, у того чешется, а тот сам не знает, чего ему хочется. И все знай жалуются, жалуются... Когда выросла грамотность, появились и анонимки. Ты ведь знаешь, что грамотность способна творить чудеса. Но все это изредка. Процент нормальный. И когда в новом селе все вдруг затихло, я встревожился. И оказывается, справедливо встревожился! Ибо все, о чем ты мне рассказываешь, что это такое? Это - словно чума, грипп "Гонконг" или империалист какой-нибудь поселился в Веселоярске, а ты молчишь!

- Ну, я думал, что как-нибудь и сам...

- Ага, сам. А про коллективизм будем писать только в газетах? Тебя же проверяло всегда сколько людей? Два, три, а то и больше? Вот и тебе не одному нужно было беседовать с ними, а вместе с нашими людьми. Есть у нас свой народный контроль? Есть. Вот и приглашай их вместе с собой. И я пойду и встану и скажу, кажется-видится. Коллективный ответ. Пусть попробуют опровергнуть. И никогда не надо оправдываться, если не имеешь провинностей за душой. Оправдываться перед негодяями - все равно что просить у скупого деньги взаймы. А теперь еще одно. На тебя нападают, а ты?

- Ну, что я? Терплю и молчу.

- Почему же молчишь? С институтом как? Мы тебя рекомендовали? Рекомендовали. Мы заинтересованы, чтобы ты получил высшее образование? Заинтересованы. Имеешь ты на это право? Имеешь и заработал его самоотверженным трудом. Так кто же может чинить тебе преграды? Как его фамилия?

- Недайкаша.

- Так. Запомним. А теперь знаешь, что сделай? Пойди на почту к Гальке Сергеевне, купи сто восемьдесят пять открыток (это, чтобы на полгода хватило) и каждый день отправляй в сельхозинститут и пиши: "Товарищ Недайкаша, как там мой вопрос?" И больше ничего. А мы посмотрим, что этот бюрократ отпишет. А что касается всех этих проверяльщиков... Зря ты их на себя брал.

- Так на меня же только и шли.

- Хоть и на тебя, а ты должен был, говорится-молвится, позвать на помощь. Объяснения ты как давал?

- Да как? Спрашивали - отвечал.

- Словесно?

- Словесно.

- А надо в письменной форме. Великое дело - документ! Когда есть документ, тогда рано или поздно увидят, кто глупый, а кто умный, кто негодяй, а кто честный человек. Что там на тебя снова свалилось?