Очерки Москвы - Н Скавронский

Теория эта состоит в следующем: все человечество распадается на две половины: на человечество западное и человечество восточное. Необходимый признак западного человечества: отсутствие славянства и латинство. Под латинством разумеется, впрочем, не один папизм, но и лютеранизм со всеми его разветвлениями, ибо лютеранизм есть не что иное, как обратная сторона того же папизма (это уж у них так как-то выходит несомненно, читай славянофилов). Необходимый признак восточного человечества — славянство. Между восточным и западным человечеством примирение невозможно и должна идти нескончаемая вражда, пока они оба существуют. Впрочем, западному человечеству, по гнилости основ его, остается жить недолго. Тогда останется и будет процветать одно восточное человечество. Восточное человечество распадается на две неравные части: одну часть составляет Петербург с прилегающими близко к нему городами: Кронштадтом, Петергофом, Царским Селом и т. д., а другую все остальное восточное человечество, во главе которого стоит Москва. Петербург будет существовать дотоле, пока Россия, руководимая Москвою, очистит свое народное сознание от плесени противона-родных воззрений и грехов. И близко уже время, когда это очищение кончится.

Тогда Москва сделается весьма признанным нравственным центром всей России и всего восточного человечества. Петербург же потеряет всякое нравственное и политическое значение, а может и совершенно уничтожиться, что дело также возможное, судя по случающимся в нем время от времени наводнениям. Имея это в виду, московская литература давно уже приискивает место, где бы основать будущую столицу России. Хотя из сообщенной нами выше теории ее прямо вытекает, что столица России после нравственного или физического уничтожения Петербурга нигде не может быть основана, кроме Москвы, тем более, что там есть и ученые и литераторы, необходимые для украшения столицы; однако ж относительно этого пункта существует разногласие. «День» настаивает, чтоб столица была основана в Москве. Другие более полезным находят поместить ее в Киеве, вообще где-нибудь на юге России. В этом неопределенном состоянии вопрос о будущей столице России находится доселе.

В силу представленной нами московской теории московская литература, может быть, имеет полное основание ненавидеть Петербург. Но каково же Петербургу-то, оставаясь в живых и чувствуя себя в добром здоровье, присутствовать при доброжелательно устраиваемых ему другими похоронах и слушать надгробные над собою слова!

Каково тем более нам, случайным жителям его, чувствовать вместе с ним себя также некоторым образом заживо погребаемыми и слышать над собой надгробные речи еще более нелестные, чем какие выслушивает Петербург! И каково же должно быть благодушие петербургской литературы, когда и за всем тем она умеет отдать должную справедливость Москве в ее достойных делах».

Следовательно, и с этой стороны Московская общая дума рекомендуется весьма лестным для нее образом и из всех органов печати не нравится только «Московским ведомостям».

Нам остается теперь, пред изложением самой деятельности, сказать два слова собственно о механизме этой деятельности: как начинается каждое общественное дело, какие оно проходит инстанции, кем и чем движется и каково участие в нем того или другого сословия. Скажем об этом коротко и не будем вдаваться в тонкости, особенно же постараемся избегать личностей, хотя в механизме этой деятельности, к счастию, есть такие личности, около которых, без прибавления, все группируется, которые без шуму, без громких фраз умеют вести и направлять дело именно по тому пути, на котором °но приносит возможно больший процент пользы, — есть и такие, которые, не пользуясь правом голоса, проводят в общество свое благотворное влияние, знакомят его с настоящим его положением и добавляют его всеми современными и научными данными… Таким личностям, по нашему мнению, главным успехом. Есть, разумеется, и другие, с совершенно противоположным направлением. Но есть ли в этой Думе действительно полный общественный элемент всех сословий — выражает ли она все желания московского населения, дружно ли идут все силы в работе? Да! Видите, чего захотели! Скоро больно! В чем же дело? По нашим наблюдениям, время промежутка между двумя половинами заседаний, в которое гласные собираются курить и пить чай в другой зале, рядом с залою заседаний, разрешает этот вопрос самым наглядным образом: промежуток этот соединяет разрозненные сословия в отдельные кружки и развязывает язык не только у лиц говоривших, но и молчавших. Нередко при этом слышатся мнения более здравые и несравненно более идущие к делу, нежели в самой зале собрания…

— Почему же вы там этого не говорили, или почему же вы постоянно молчите, когда можете провести такие полезные мнения? — приходилось нам не раз спрашивать у подобных лиц.

— Там другое дело, там все-таки заседание, дело ответственное; да и говорить-то мы не умеем.

— Да вот теперь говорите же?

— Мы это так, между собою, попросту.

— Да и там бы можно так же попросту.

— Нет, там этого нельзя… там говорят все люди ученые, складно, красно…

— Да зачем же после этого и приезжать?

— Ничего не поделаешь — служба!

Замечательно то, что при равноправности в собраниях Общей думы одно сословие ярко отличается от другого; в главе всего стоит, несомненно, дворянство обеих категорий, что давало некоторым повод предполагать в Московской думе аристократический элемент, которого на самом деле нет, а на место этого действительно есть несколько влиятельных лиц, дающих многому тон, но без этого уже трудно, особенно у нас. Из купечества, к сожалению, как бы наперекор старому, выделяется весьма немного деятельных и способных к общественному делу лиц; из мещанства еще менее; ремесленники представляют самое бесталанное сословие для этого дела, и Ремесленная управа постоянно отличается всевозможными выдающимися из общего уровня служебными скандалами. Только соединенными лицами, главный процент которых приходится на образованные сословия, и движется дело. В этом круге даже мало заметны и следы сословных отношений… Одно только можно поставить в упрек им — это то, что круг их несколько замкнут и иногда отличается нетерпимостию, что не всегда с полною готовностию выслушивают мнения посторонних лиц или лиц, не держащихся ничьего направления, между которыми есть, однако, деловые; но все-таки при всем при этом можно с отрадою сказать, что деятельность Московской общей думы довольно дружна, что она старается выйти из исключительности и что даже и влиятельные лица тут не вредят. Есть промахи, что говорить, но на них мы и обратим внимание в самом изложении деятельности Думы… […]