Карамельные неприятности - Наталья Александрова

– Всегда готов! – Чиф отбросил разговорник, потянулся, проверил закрепленную под мышкой кобуру.

– А кто тут спит? – гнусавым, тягучим голосом отозвался Фикса, приоткрыв один глаз. – Это, может, ты на посту спишь, а я, в натуре, отдыхаю!

Он надел серую помятую кепку, встряхнул головой и пропел с уголовной хрипотцой:

– В Турции народу много, турок много – русских нет…

– Обожди петь! – остановил его Санек. – Вот выполним задание – тогда пой сколько хочешь!

– До этого еще дожить надо, – оборвал его Фикса с кривой нехорошей ухмылкой.

– Ты, это, не каркай! – Санек невольно понизил голос. – Ладно, парни, пошли!

Все трое выбрались из автобуса, перешли дорогу, вошли в подъезд Окуня.

– А к кому вы, мальчики? – осведомилась консьержка.

– К кому надо, тетя! – Фикса весело ощерился на нее своими золотыми зубами.

– А, ну ладно, ну ладно! – испуганно забормотала та. Затем она понизила голос и сообщила: – Тут уже трое ваших проходили!

– Ну, значит, нас уже ждут! – весело отозвался Санек.

Все трое втиснулись в лифт. Санек потянул палец к кнопке пятого этажа, но Фикса цыкнул на него зубом, отвел руку в сторону и нажал на четвертый. Санек с умным видом кивнул.

Замок послушно чмокнул, и дверь начала медленно открываться.

«Вот и верь после этого рекламе! – тоскливо подумал Окунь. – Говорили, этот швейцарский замок ни один вор не откроет! Нет, точно говорят – замки только от честных людей!»

Он хотел сбежать в дальний конец квартиры, спрятаться, но передумал. Все равно найдут. Да на самом деле у него полностью пропала охота убегать, скрываться, бороться за свою жизнь. Пропала охота делать хоть что-то. Все это бесполезно.

Он закрыл глаза, прижался спиной к холодной стене и покорно ждал смерти.

Дверь с негромким скрипом открылась, послышались шаги нескольких людей. Окунь не выдержал и открыл глаза.

Перед ним стояли трое – плечистый тип лет тридцати с длинными, совершенно белыми волосами и круглыми, как у совы, глазами, смуглый парень с пижонскими черными усиками и приземистый толстяк с выбритой наголо головой.

– Вы говорили – телеграмма… – проблеял Окунь слабым растерянным голосом. – Вы говорили – расписаться надо…

– Надо, – подтвердил беловолосый. – Ты у нас везде, где надо, распишешься. И не один раз.

– Кровью, – насмешливо добавил бритый толстяк.

– Ну что ты, Серый, как ребенок! – лениво оборвал его беловолосый, который явно был в этой тройке главным. – Зачем ты человека пугаешь? Человек нам пока еще нужен!

«Я им нужен, – подумал Окунь со слабой надеждой. – Может быть, меня не убьют…»

– Пока еще нужен, – повторил беловолосый, подчеркнув слова «пока еще», и шагнул к Василию.

Василий еще плотнее вжался спиной в стенку. Он в ужасе глядел в круглые совиные глаза.

Беловолосый легко, без замаха ударил его в солнечное сплетение. Василий широко раскрыл рот. Он не мог дышать, не мог кричать, его тело пронзила острая мгновенная боль.

– Это чтобы ты сразу понял, на каком свете находишься! – спокойно пояснил беловолосый и вдруг тем же тоном, не поворачивая головы, скомандовал: – Ахмет, к нам, кажется, гости. Выйди, встреть их у лифта, а то невежливо как-то получается…

Смуглый парень кивнул, выскочил из квартиры.

Кабина лифта поднималась с негромким гулом. Ахмет занял позицию чуть в стороне, сбоку от дверей лифта, достал короткий десантный автомат, приготовился к стрельбе.

Как только гудение электромотора затихло и двери лифта начали медленно разъезжаться, он нажал на спусковой крючок и прошелся по кабине несколькими короткими очередями. Автомат стрелял на удивление тихо.

Отстрелявшись, Ахмет шагнул вперед и заглянул в кабину.

Она была пуста. Только собственное отражение Ахмета криво и удивленно ухмылялось из простреленного зеркала.

– Ай, шайтан! – прошипел Ахмет, разворачиваясь на пятках и вскидывая свое оружие.

– Ага, шайтан! – отозвался невесть откуда взявшийся мужик в кепке, сверкая золотыми зубами. Его правая рука сделала молниеносный жест, и легкий нож вонзился под гладко выбритый подбородок Ахмета. Смуглый парень дернулся, выронил автомат и грохнулся затылком на облицованный керамической плиткой пол.

Фикса обернулся через плечо и сделал знак своим спутникам. Санек и Чиф, пригибаясь, взбежали на площадку.

– Турок много покалечил… – тихонько пропел Фикса, подкрадываясь к полуоткрытой двери квартиры.

– Говорят тебе – обожди петь! – шикнул Санек, покосившись на мертвого Ахмета. – Вот выполним…

Оба замолчали. Фикса поправил кепку, цыкнул зубом и взялся за дверную ручку.

– Ахмет, ну что там? – послышался из-за двери озабоченный голос. – Как комиссия по встрече?

Фикса резко дернул на себя дверь, бросился на пол и перекатился через порог. Однако не успел он подняться на ноги, как из коридора трижды полыхнуло огнем. Фикса дернулся, сжал зубы и выругался.

Санек отскочил в сторону и замер рядом с дверью, Чиф прижался к стене.

Фикса лежал на пороге, скрипя зубами от боли и бессилия. Из аккуратной круглой раны на его шее толчками выплескивалась густая темная кровь.

– Шевельнуться не могу, – прошипел он злым, бессильным шепотом, – отбегал свое Фикса… говорил же я – до конца операции еще дожить надо, а это не у всех получается…

Он прикрыл глаза и вдруг громко запел:

– Турки думали-гадали, догадаться не могли, не могли… и собрались всем шалманом, к шаху с жалобой пошли…

Санек сплюнул сквозь сжатые зубы, вытащил из-под ремня второй пистолет, большим пальцем снял его с предохранителя и вдруг, как в ледяную воду, кинулся в дверной проем, крича во весь голос и непрерывно стреляя с обеих рук.

Чиф бросился за ним.

Квартира наполнилась дымом и грохотом.

Когда дым рассеялся, наступила оглушительная, звенящая тишина. И тишину нарушал только какой-то странный, ритмичный звук. Это Чиф, который лежал на полу посреди коридора с простреленным горлом, судорожно подергивал ногой.

Санек бесформенной кровавой грудой валялся перед дверью ванной. У него напрочь отсутствовал затылок, снесенный выстрелом в упор. В двух шагах от него навзничь, перегородив коридор крупным телом, лежал Сарыч. Его белые волосы слиплись от крови, одежда на груди была изрешечена пулями, совиные глаза полуоткрыты, словно он исподтишка наблюдал за своими мертвыми противниками. Поверх него, словно заслоняя друга от пуль, лежал Серый.

Прошло несколько минут.

На лестничной площадке послышались осторожные шаги, дверь приоткрылась.

– Ни хрена себе! – проговорил, заглядывая в коридор, невысокий подвижный блондин с красными кроличьими глазами и серебряной серьгой в левом ухе. – Кажись, мы немного опоздали к чаю.

Он проскользнул в прихожую, настороженно поглядывая по сторонам, поводя острым носом, будто принюхиваясь, отчего еще увеличивалось его сходство с кроликом. Перед собой он держал черный пистолет «глок» на боевом взводе. Следом за ним вошли еще двое, мрачный тип с небольшой козлиной бородкой и крепыш с невыразительным узкоглазым восточным лицом – прибыло обещанное Иваном подкрепление.

Увидев Чифа, все еще судорожно подергивающего ногой, блондин задумчиво почесал в затылке, склонился над ним и проговорил:

– Прости, братан…

Мутные от боли глаза Чифа округлились, он попытался что-то сказать, но издал только мучительный хриплый стон.

Блондин с серьгой нажал на спусковой крючок «глока». Посредине лба Чифа появилась аккуратная черная дырка, и он наконец затих.

– Когда-нибудь и мне кто-то окажет такую услугу, – проговорил блондин, полуобернувшись к своим спутникам, и достал из кармана сотовый телефон.

– Шеф, – доложил он, услышав голос Ивана Терентьевича, – мы поспели к самому разбору. Полная квартира жмуриков. Наши все отбегали – и Санек, и Чиф… да, и Фикса. Из чужих знаю только Сарыча… мертвый, точно!

– А что Окунь? – раздраженно осведомился Дребноход.

– Окуня пока не видать…

– Переройте всю квартиру! Этот мозгляк наверняка где-то прячется! Все проверьте – от бачка унитаза до морозилки! Без него можете не возвращаться!

– Понял, шеф! – отозвался блондин и снова повернулся к своим спутникам, собираясь передать им приказ.

Однако сделать этого он не успел.

Из груды мертвых тел, валявшихся перед дверью ванной, трижды глухо грохнуло.

Блондин с серьгой удивленно повернулся на выстрелы. Он хотел что-то сказать, но говорить было нечем: пуля вдребезги разнесла ему нижнюю челюсть. Глаза его округлились от боли и обиды, он глухо охнул, сделал неуверенный шаг и мертвым рухнул на кафельный пол. Двое его спутников последовали за ним – один с пулей в виске, другой – с дымящейся раной в левой стороне груди.

В следующую секунду Сарыч сбросил с себя труп Серого, с трудом поднялся на ноги и через голову стащил окровавленный бронежилет.