Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О&#39

— Я скучал, — признается Марк и нежно сверху вниз проводит большим пальцем по моим важным складочкам, я выгибаюсь и тихо шепчу сквозь стон.

— Я тоже.

Он не спешит, медленно массирует подушечкой пальца клитор, а я не могу даже связно мыслить, потому что это просто взрыв, фейерверк перед глазами. Кажется, я давно стала зависимой от его пальцев. Я так думаю, пока не ощущаю в себе его язык.

Марк нежно втягивает губами клитор, и меня буквально подкидывает на диване от наслаждения, но ему этого мало и он вводит в меня палец — это так умопомрачительно сладко, что происходящее кажется сном. Его язык вырисовывает восьмерки, а палец двигается во мне в своем ритме, заставляя подлетать на новые вершины блаженства. Это так упоительно хорошо, что я невольно притягиваю его голову ближе, чувствую на себе его язык, его губы и пальцы, и перестаю вообще понимать, где нахожусь.

Меня штормит и качает от влажного ощущения языка между моих ног, он ударяет сильнее, то ускоряет, то замедляет темп, а я не могу соображать, дрожу всем телом и чувствую, что улетаю в какой-то долбанный космос. Мне на секунду жаль, что я летаю без него. А потом становится все равно, так как меня сметает наслаждение — такое яркое и сильное, что кружится голова.

— Марк… — шепчу я, выгибаюсь и содрогаюсь снова, потому что его губы все еще на мне, потому что мне так хорошо, что не хочется, чтобы это состояние заканчивалось. Когда я расслабленно замираю в его объятиях, он еще раз нежно проводит языком снизу вверх, заставив меня вздрогнуть, и поднимается выше, стискивая в объятиях.

— А вот теперь можем поговорить, — предлагает Марк и получает недовольный взгляд.

— Нет. Не хочу говорить. У тебя есть бухло? Впрочем, — морщу нос. — К черту твое бухло, у меня есть свое в машине. Принеси, а? Ключи в сумочке. И захвати мой чемодан.

Марк смотрит долго, и я закусываю губу, жду его ответа, стараясь демонстрировать уверенность, которой нет. Но потом парень поднимается, берет с пола спортивные штаны, и я вижу, он сдался.

— Ты ведь потом пожалеешь, Ника.

— Может быть, — зачем спорить с человеком, уверенным в своей правоте. — Только вот сейчас я жалею о потерянном времени. Каждый день, проведенный без тебя, я жалела об этом. Скажи, неужели ты не вспоминал меня?

— Всегда… — Он сглатывает и на сердце разливается тепло.

— Так давай будем вместе, пока мы оба хотим этого до звезд перед глазами.

— А если это путь в никуда?

— Понимаешь, я не знаю как ты… но я уже нигде. Если тебя нет рядом, я не живу, просто существую. Я люблю тебя, Марк, очень сильно.

— И я люблю тебя, Ника, — с тихим выдохом признается он. — Но мне будет чертовски сложно сделать тебя счастливой.

— Ну две минуты назад получилось же.

Он улыбается и качает головой, показывая, что имел в виду совсем не это, но, к счастью, молчит и идет в машину за шампанским и вещами. А я лежу и глупо улыбаюсь, потому что все и всегда бывает так, как хочу.

И Марк еще не в курсе, что я прекрасно знаю, как сделать нас счастливыми. Даже если он какое-то время будет сопротивляться.

— И кстати… — Я прикусываю губу и потягиваюсь, разглядывая вернувшегося Марка. Он уже кинул вещи в прихожей и теперь возится с шампанским. — Помнишь тот наш секс, когда ты ушел? Я должна тебе кое-что сказать.

— Ник… — Марк сжимает зубы и качает головой.

— Тсс… — Одергиваю его я, пока не начал оправдываться. — Я хочу повторить… — признаюсь и ловлю в глазах жадный блеск.

— Ни-и-к, — тянет он не то потрясенно, не то восхищенно.

— Ну а что? Мне понравилось.

Марк

Неделя спустя

— От, Марк, какого хрена-то? — возмущается Самбурский, раздраженно разглядывая меня. Я занимаю всю прихожую и не даю работникам совершить акт вандализма, а именно втащить новый кухонный гарнитур. — Ты, сука, у нас гордый и тебе не нужны мои деньги. Ника — отважная жена декабриста, и ей не нужны мои деньги. А я всю жизнь ради них вкалывал. Твоей матери тоже не нужны мои деньги, видимо из семейной солидарности. Мне-то они нахера? Я один, как дебил, слоняюсь в своем особняке. Я зарываюсь на работе, потому что вокруг меня идиоты, а единственный человек, которого я хочу видеть начальником охраны, потому что тупо доверяю и знаю, он не воткнет мне нож в спину — не идет на эту должность, ибо у него гордость. Он живет с моей дочерью в старой «хрущевке», с мебелью, которую покупали еще мы с твоим отцом, и не дает мне поставить тут долбанный кухонный гарнитур. Вот скажи, кому от этого хорошо? Нике что ли?

— Я могу ее отпустить.

— Ты — дебил, — снова начинает Самбурский, и на лестничной площадке уже собираются местные, крайне любопытные бабульки. — Оттолкнешь Нику, будет плохо ей, будет плохо тебе, будет плохо мне, ибо страдающая дочь — это пипец, как тяжело. Сейчас ситуация тоже не огонь. Марк, ну вот засунь в жопу свою гордость. И подумай головой. Я наработался за свою жизнь и устал. Мне все равно придется отойти от дел. Хорошо — не сейчас, не через год или два, а через десять лет. Я блять, пожить хочу. С внуками ездить отдыхать в Италию или Грецию. При этом хочу знать, что мой бизнес в надежных руках. А Ника не примет, потому что у вас совместная гордость. Я не против вас. Я не против ваших отношений, блин, я даже гордость уважаю, но не тогда, когда она вредит всем. Не хотите жить со мной, ОК, я уеду в квартиру. Мне этот дом в хер не встучался. Не хотите жить в особняке, я его продам. А деньги? Куда я деньги дену? Положу на счет? И когда сдохну, может быть, вы ими воспользуетесь, а до этого будет жить нище и благородно? Зачем?

— Не знаю, — Прислоняюсь к стене и прикрываю глаза.

— Пойми, это не подачка тебе и ей. Это разумное распределение ролей. Да я работал на бабло, а ты служил. Да мне сорок семь, а тебе двадцать пять. Тебе не поздно начать зарабатывать. Можно, конечно с нуля, но блин зачем?

Ответа на этот вопрос у меня нет, но есть мерзкое ощущение, что в борьбе с потенциальным тестем я проиграл.

— Я подумаю…

— Ну а гарнитур? — тут же наступает Самбурский. — Мы его тут поставим. Хорошо?

Качаю головой, вздыхаю и ухожу, понимая, что сопротивление бесполезно. Я проиграл. Хотя бы потому, что, спускаясь вниз, сажусь в машину Ники, точнее, в ту машину, на которой я ездил, пока охранял Нику. Ту, которую Самбурский купил для меня, когда я только устроился на работу. Сегодня с утра я отвез Нику на практику или защиту чего-то за чем-то, короче, в университет. Я не вникал. В любом случае машина Самбурского. Сама Ника доехала на ней исключительно досюда, сказала, что неудобно, и решила пригнать свою, точнее попросила Андрея. Эту, естественно, назад отгонять никто не стал. Сегодня Ника попросила отвезти ее в универ, так как с утра шел дождик и плохая видимость. Мне не жалко. Все равно я пока на больничном. И сейчас я еду забирать ее на машине, которая стоит как два моих годовых заработка. Хорошо не тех, которые оплатил Самбурский с учетом ранения, но все же.

В салоне «крузака» визитки, в том числе и от Самбурского. С работой надо будет решать в ближайшее время. Самое отвратительное, что и тут, если подходить с холодной головой и здравым рассудком, становится ясно — самое выгодное предложение у Самбурского. Не только по оплате, но и по характеру работы. Но об этом можно подумать не сейчас. Две недели законного отдыха у него осталось.

Паркуюсь возле университета и, созвонившись с Никой, иду по направлению ко входу. Немного раздражают взгляды — шрамы, по прежнему, привлекают слишком много внимания, но мне наплевать. Почти наплевать. Особенно когда с лестницы в мои объятия летит счастливая, пахнущая персиками Ника. Ловлю ее за талию, целую и до сих пор не верю, что в нашей сказке о красавице и чудовище счастливый конец.

— Ника, ты что совсем? Ты лижешься со своим охранником? — раздается презрительный вопль.

Напрягаюсь, так как узнаю голос. С головой накрывает бешенство, и я отстраняю девушку от себя. Ника растеряна, а вот Паша в окружении парочки друзей, чувствует себя уверенно и поэтому ведет себя нагло, только вот не учитывает один момент. Я больше не охранник, и у меня нет никаких инструкций по поводу того, как я должен себя вести. Поэтому нехорошо, криво улыбаюсь, немного отодвигаю Нику и делаю кошачий плавный шаг вперед.