«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали - Вильгельм Шульц

Дзынь-дзынь-дзынь!!!! — раздался расхлябанный трезвон. По улице, подпрыгивая на булыжниках, которые, наверное, втаптывали в эти склоны еще римские легионеры, несся трехколесный детский велосипед. На нем, неловко съежившись и растопырив руки, сидела как раз одна из таких вот местных жительниц, только уменьшенная копия. Кудрявая девочка лет пяти. По искаженному ужасом лицу Ройтер понял, что со своим транспортным средством, украшенным большим бантом, она не может справиться, то есть уже не справилась, и теперь в полной растерянности, не в состоянии даже издать ни единого звука, чтобы призвать на помощь. Унтерхорст мгновенно понял командира, и они сработали как заправские акробаты. Подводники расступились и подхватили юную синьору на руки. Велосипед проследовал дальше вниз по крутому склону и выкатился на улицу чуть шире и прямее. Визг тормозов, хруст ломающегося металлического каркаса. Когда Ройтер обернулся, он увидел тупорылую морду армейского FIAT 626NM, колесо которого придавило розовую велосипедную раму с большим газовым бантом. Из машины тут же выскочил совсем юный паренек в форме связиста и стал бегать вокруг. Вслед за ним на землю спрыгнул фельдфебель, оступившись на том, что осталось от велосипеда, но удержался на ногах.

Юная синьора была в шоке. Ей было жаль велосипеда, она хотела зарыдать, но у нее никак не получалось набрать достаточно воздуха в рот. А откуда-то сверху уже бежала и размахивала руками, созданная по тем же чертежам и ТЗ, синьора более серьезных габаритов. Наверное, ее готовил к спуску на воду другой инженер.

Вот дальше вообще ничего нельзя было понять потому, что та замысловатая сумма звуков, которая вырывалась (причем безостановочно) из нее, вообще не поддавалась дешифровке. Единственное, что Ройтер понял — слово «bambiniano».[89] Вероятно, как-то связано с этой самой малышкой. Он в надежде взглянул на Унтерхорста, но тот только пожал плечами. Испанский и итальянский не совсем похожи.

Постепенно вокруг подводников начала собираться толпа. Повылезали из дворов разные зеваки, благообразные старушки, рыбачки, идущие домой с базара. Внизу вокруг машины копошились связисты. Они тоже насмерть перепугались. Было же совсем не очевидно, что велосипед выскочил на дорогу без седока. Но парень-то не виноват. Он ни при каких обстоятельствах не успел бы отвернуть — истинная правда. Это был второй узел кристаллизации толпы, которая быстро заполонила тоненькую улочку. «А вот интересно, древние римляне, о которых мы столько слышали, они тоже были такие же суетливые и громкие?» — подумал Ройтер. Ладно. Мы сделали доброе дело. Спасли эту милую малышку. Но сейчас предстоит очень неприятный разговор, и лучше его начать раньше.

— El casa Gazzana-Priaroggia… — наконец выдавил из себя старпом, нечто среднее между испанским и итальянским. (То, что «дом» по-итальянски — это «casa», он не знал, но по-испански «дом» тоже «casa».)

Вопреки ожидаемому, они вдруг услышали что-то по теме.

Это было имя «Джанфранко». А разыскиваемого ими моряка звали Джанфранко.

Бамбиниана потянула Ройтера за рукав и стала энергично тыкать пальцем в направлении, откуда прикатилась юная велосипедистка.

Постепенно они поднялись на несколько домов выше, и Бамбиниана по-хозяйски ткнула в одну из дверей.

Черт! Этого еще не хватало… Это мы сейчас припремся к этому… э-э-э Прьяр… др… ладно Джанфранко. А лучше просто — Франк. Вот. И опять в сопровождении толпы женщин на грани истерики. Да, в этот раз мы вроде как герои, но с первого взгляда это совершенно непонятно. Может, мы отняли у девочки велосипед и запихнули его под этот долбанный FIAT, а эти все нас поймали… Сразу же не разберешься, а гвалт стоит, как будто оно так именно и было…

А вот и он. Все, хватит с меня, я сейчас застрелюсь…

На пороге стоял высоченный капитан-лейтенант ВМС Италии. Столь подчеркнуто долихоцефальное[90] строение головы было, пожалуй, чрезмерно даже для прямого наследника Юпитера, а не то что Цезаря. Высокий лоб, открытое лицо и живые южные глаза, очень добрые глаза. Как-то необычно для капитана подлодки… нет, командира подлодки, капитан, как известно, на барже. Но этот выглядел гражданским капитаном. Хотя для капитана слишком молод все-таки… Первый помощник на каком-нибудь круизном лайнере. Хоть на «Берлине», хоть на «Вильгельме Густлоффе» — да. 100 %-ное попадание. «Не беспокойтесь, мадам, ваш багаж будет в целости и сохранности, а пока пройдите в салон на первой палубе», — и очаровательная улыбка в 32 зуба. А вот как такой сусальный ангел произносит «Овсяночники — вешайтесь!», даже и ума не приложу… А как это произносил Шепке?

Очевидно, итальянец лишь несколько минут назад вошел в дом, даже китель еще не успел снять.

Юная велосипедистка, все это время просидевшая на руках Бамбинианы, вдруг просияла, как начищенная рында, и метнулась к капитан-лейтенанту, который радостно открыл ей объятия.

— Babbo! Babbo![91]

Глава 22

СЛИШКОМ МНОГО ЛЮБВИ…

Имей мужество жить в опасности!

Оперативная сводка:

13 ноября 1941 г. в 90 милях к востоку от Гибралтара U-81 тяжело повредила единственный авианосец гибралтарского отряда «Арк Ройял», который во время буксировки затонул в 25 милях от берега. 25 ноября U-331 обнаружила у ливийского побережья линкоры «Куин Элизабет», «Бархэм» и «Вэлиант» из состава александрийской эскадры, шедшие зигзагом в охранении 9 эсминцев, проникла под кораблями охранения внутрь строя и с дистанции 4 каб. четырьмя торпедами потопила линкор «Бархэм». С кораблем погибло 860 человек. U-331 благополучно ушла от преследования. Подводная лодка U-557 в ночь на 15 декабря потопила в районе Александрии крейсер «Галатея».

— Тобрук обречен. Роммель обещал взять его за 48 часов, — уверенно начал Рёстлер, поглаживая подлокотник кресла. — И сделает это, если макаронники не будут ему мешать. А дальше — дорога на Каир открыта, а там — Суэц.

— Представь себе, Ганс, я тоже слушаю радио. Мне не надо пересказывать речи твоего приятеля. Я их выучил наизусть уже. Находясь где-нибудь в Бразилии, им действительно начинаешь верить, — старший Демански умел припереть собеседника к стенке, даже если это был такой хитрый угорь, как Рёстлер. В нем удивительно уживались повадки иезуитского священника и манеры истинного аристократа. В сочетании с типичной богемской внешностью все это давало странный, можно даже сказать, мистический коктейль. Когда он пристально смотрел на собеседника, его светло-голубые глаза как будто стекленели. Этот взгляд было трудно вынести. А потому «душка-Ганс», сам предпочитавший быть удавом, а вовсе не кроликом, делал вид, что с увлечением рассматривает старинную французскую мебель в стиле империи. Вальтер Демански только что вернулся из Южной Америки. В мирное-то время это путешествие не из легких, а уж сейчас и говорить нечего.

— От Тобрука до Каира больше 700 километров, — сдержанно заметил Демански. — А на путях снабжения Мальта…

— Ну Мальта-то доживает последние дни, Вальтер, — хохотнул Рёстлер. — Ею теперь займется ваш… почти родственник…

— А что, он там?

— Он в Специи. Опять, как всегда, лихо прошелся по «томми». Вы только представьте себе, вывел из строя нефтебазу целого порта и кушает теперь себе спокойно «Форината»,[92] запивает «Кьянти».

— Ганс, — раздался знакомый голос с другого конца гостиной. — Я бы попросила не упоминать при мне никогда этого человека. И тебя, папа, тоже.

Интонации ее были более чем выразительны. Примерно таким тоном ведет опрос свидетелей следователь тайной полиции.

— Вообще-то, дочка, «этот человек», как ты выражаешься, отец твоего сына…

— Папа! — перебила его Анна, и ее взгляд коротко сверкнул из-под бровей, как лезвие бритвы. — Папа, — почти прошептала она. — Все!

Она сделала жест руками, как будто хлопала по крышке ящика, растопырив пальцы, возможно, в ее воображении это была крышка гроба. Она замерла на некоторое время, и невольно в комнате воцарилась мертвая тишина.

— Вот так, — еле слышно сказала она и начала собираться.

— Эх, ты… Сходит по тебе с ума такой мужик, красавец, кавалер креста с дубовыми листьями… а ты все морду воротишь! — Рёстлер полагал, что имел право на подобные панибратские высказывания, он считался другом отца и был сильно старше ее. На дочь ему она, конечно, не тянула, но на младшую сестренку — вполне.

— Это пусть он там у себя в Париже с ума сходит. Спросите, вон, у вашей подружки, чем он там занимается. В свободное от службы родине и фюреру время… Вертер, блин, юный…

— Какая такая подружка? — недоумевал Рёстлер.

— Ну какая? Ханна разумеется. Ханна Эккер. Что, не работали никогда с такой?