Закон перемен - Василий Головачев

– И что там?!

– А ничего, – под общий смех ответил Грехов. – В языке человеческом нет слов, чтобы описать ту метавселенную. Могу лишь сказать, что Игрок-ФАГ добивается, судя по всему, упрощения континуума нашего мира, вырождения сложных форм взаимодействий, что ведет к «короткому замыканию» домена и к выходу его из Игры. Естественно, при этом «выбываем из Игры» и все мы, живущие в домене.

Наступила тишина.

Потом Баркович сказал, по своему обыкновению глядя на Грехова, откинув голову:

– Но кто может поручиться, что Конструктор выступит на нашей стороне, а не на стороне ФАГа? Ведь он запросто может уйти в другую метавселенную.

Грехов погрустнел.

– Конструктор – символ мира, который давно не существует, чьи законы нам неизвестны, я имею в виду – этические нормы, законы морали. Конечно, он может принять сторону Игрока, обладая собственной оценкой этических состояний, но он родился здесь, в Системе, и наш дом – его дом, а мы – его меньшие братья, странным образом ставшие приемными родителями. Да и не в нас, собственно, дело. Конструктор, как пресаниенсы до него – Архитекторы, рожден Универсумом, который не враг самому себе. Я не знаю, заложены ли в его геноме этические принципы типа «не повреди» или это уже наше, человеческое изобретение, но все то положительное, духовное, что мы создали за время существования Вселенной, наверняка передается выше, из домена в домен через поле Сил в «мозг» Универсума, изменяя матрицу мира. Любое другое изменение есть насилие, что и демонстрирует ФАГ. А Конструктор насилия не любит. Это все, что я знаю.

Снова короткая тишина повисла в комнате. Потом встал Пайол Тот, за ним Велизар и Баркович.

– Пора за работу, друзья. Счастливого вам пути!

Они пожали руки Грехову, Вирту и Ставру, ушли. Остались Железовский, Боянова и Прохор Панкратов, чувства которых читались в их поведении столь же хорошо, как и на экране.

– Если бы не обстоятельства, – пробасил Железовский, – я бы пошел с вами.

– Да и я тоже, – кивнул смущенно Прохор. – Да что уж там, не люблю я долгих прощаний. Ни пуха вам, ни пера! – Он повернулся к сыну. – Забежишь на минуту домой?

Ставр кивнул.

– Не забывайте, что он в розыске, – сказал Железовский. – Еранцев не оставляет надежды заполучить «террориста» и устроить показательный судебный процесс.

– Вряд ли это ему удастся, – сказал Ставр.

Трое интраморфов тоже вышли, причем Забава Боянова передала Ставру слоган нежного сочувствия и прощания, но ему не хватало еще одного прощания, и Грехов это понял:

– Два часа тебе хватит?

Ставр покраснел, но взгляда не отвел.

– Хватит.

– Тогда встречаемся здесь же через два часа. Попытайся не ввязываться в сомнительные истории, тем более если тебя разыскивает служба безопасности.

– Спасибо, попытаюсь. Один только вопрос: кто еще пойдет с нами?

– Все, кого ты видишь.

Ставр оглядел улыбающихся Яна Тота и Диего Вирта, кивнул:

– Годится. А чужанин?

– И он тоже.

– Тогда все в порядке. – Ставр поднял вверх кулак и стремительно вышел, уже видя, как он обнимает Видану.

Слова Грехова: «Попытайся не ввязываться в сомнительные истории» – он вспомнил в бункере под Тибетом, где встречался с Виданой.

Им никто не мешал, и два часа пролетели незаметно, а потом в бункер ворвался Ярополк Баренц в боевом «бумеранге» и взял на прицел замерших друг возле друга молодых людей.

– У меня мало времени, ребята. Я знаю, Ставр, что ты улетаешь с Греховым. Ответь на вопросы, и я вас отпущу. Кто в команде? Когда старт? Откуда? В каком направлении?

– Зачем это вам? – спокойно спросил Ставр, хотя внутри у него все сжалось. Он знал, что Баренц закодирован и работает на ФАГа. Каким же образом ему удалось проникнуть в заблокированный для него канал метро? – Как вы сюда попали?

– Пути Господни неисповедимы, – мрачно пошутил бывший воевода синклита. – Давай говори, мальчик, не заставляй меня применять силу. У меня тут целый арсенал в костюме: «шукра», «универсал» и кое-что помощней. Даже тебе не противостоять выстрелу в упор.

– Может быть, поработаем в контакте?

– Я уже не молод, да и после того, как ты «поработал» с Джезенкуиром, вряд ли найдется охотник составить тебе конкуренцию. Давай, не тяни.

– А если я не скажу, вы нас убьете?

Видана, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.

– Ты о чем, Ставр? Чего вы хотите, Ярополк?

– Я не один, – медленно сказал Баренц, темнея. – Там ждет взвод гуррах с аппаратурой зондажа. Я убивать вас не буду, вас убьет зондаж. У меня нет выбора.

– Выбор есть всегда, – раздался сзади ровный голос, и в помещение вошел Габриэль Грехов собственной персоной. Не обращая внимания на готового открыть стрельбу Баренца, прошел на середину комнаты, мельком взглянув на полуодетых Ставра и Видану, на пустую бутылку шампанского на столике возле кровати.

– Идите, ребята.

– Я… буду… стрелять! – скрежещущим голосом произнес Баренц.

– Идите, идите. – Грехов подтолкнул растерянную Видану к выходу. – Старик шутит. – Повернулся лицом к Баренцу и шевельнул пальцем. Комната с гулом качнулась, изменила форму, сжалась и снова стала прежней. – Пусть дети уйдут, Ярополк, а мы поговорим.

Ставр хотел возразить, но встретил взгляд черных, бездонных глаз Грехова и повел Видану к двери, захватив по пути одежду.

В коридорчике они оделись, заняли кабину метро, вышли в метро Софии, поднялись на холм, освещенный лучами вечернего солнца. Ставр поцеловал девушку в щеку, собираясь тут же стартовать в бункер, где остался Грехов, но Видана удержала его:

«Что происходит, эрм? Почему Баренц… там… с оружием? Он с ума сошел?»

«Нет, Дана, его запрограммировали».

Глаза Виданы расширились, она приложила ладонь ко рту.

«Боже мой! Что же теперь будет?»

«Не знаю. Грехов найдет выход. Кстати, ты совершенно не обратила внимания на… мой… на меня…»

«Обратила, мой милый. Ты теперь похож на металлическую статую, разве что чуть более теплую. А вот ты – действительно не заметил…»

«Что?»

«Я тоже сделала Д-прививку, так что мы теперь неразлучны. Попроси Грехова, чтобы он взял меня с вами. Я просила, но он отказал».

Ставр долго смотрел на зябко вздрагивающую девушку, на губах которой играла легкая улыбка, осторожно обнял, словно драгоценную вазу из хрупкого хрусталя, поцеловал в губы:

– Ты очень красивая на фоне вечернего солнца. – Отступил на шаг, откровенно любуясь ею. – Но ведь кто-то должен ждать меня здесь, дома? Какой еще стимул может гнать интраморфа из дальних далей на Землю?

– Лицемер! – Она сердито топнула ногой, отвернулась. – Уходи, видеть тебя не желаю.