Джонни Тремейн - Эстер Форбс

Затем (видно, полковник Несбит имел обыкновение читать газеты) полк прошествовал на Маршал-лейн и остановился перед конторой газеты «Разведчик». Там была произнесена угроза по адресу редактора газеты, с которым обещали разделаться так же, как с «птицей», сидевшей в телеге. Джонни понял, что затем они двинутся к «Наблюдателю», и побежал на Солёную улицу предупредить дядюшку Лорна. Он вбежал в типографию, с силой захлопнул за собой дверь и стал дико озираться в поисках наборщика. Облачённый в свой рабочий передник, Рэб спокойно набирал статью.

— Рэб! Ты как сюда попал? Как тебя угораздило удрать от них?

У Рэба сверкнули глаза. Несмотря на его напускное спокойствие, чувствовалось, что он взбешён.

— Полковник Несбит назвал меня ребёнком. «Пойди купи себе пугач», — сказал он. Они меня выбросили с заднего хода. Велели отправляться домой.

Тут Джонни не выдержал и расхохотался. До сих пор, насколько Джонни знал, с Рэбом обращались, как со взрослым, и сам Рэб на себя так и привык смотреть.

— Значит, он оскорбил твои лучшие чувства, и только?

Рэб вдруг улыбнулся, правда не очень весело. Джонни рассказал, что фермера вываляли в смоле и перьях и что, по всей вероятности, 47-й полк вскоре прибудет сюда, на Солёную, чтобы прочитать прокламацию о том, что все крамольные издатели будут вываляны в смоле и перьях.

— А вот и они, эти обезьяны в красных курточках. Трусишки — прочтут своё объявление и потопают дальше.

Когда прокламация была прочтена и солдаты зашагали вдоль по переулку, к Союзной площади, Джонни и Рэб вышли на улицу поглядеть им вслед.

— К счастью, — сказал Рэб, — я не дал денег вперёд и могу возвратить их тётушке Дженифер.

Однако он медлил на улице, словно не мог оторваться от чёткого ритма солдатских шагов, сверкания их ружей и штыков, мелькания белых рейтуз и алых кителей, исчезающих в конце переулка.

— Во всяком случае, это хорошая мишень, — задумчиво пробормотал он. — В Лексингтоне нас учат так: «Сперва убирайте офицеров, потом принимайтесь за сержантов». Хорошо целиться по этим белым крестам на груди…

Джонни сделалось немного не по себе от этих слов. Лейтенант Стрейнджер, сержант Гейль, майор Питкерн… Джонни ещё не научился смотреть на них просто как на мишени. А Рэб научился.

4

В саду Лайтов яблони гнулись под тяжестью плодов. Джонни и Цилла сидели рядышком на скамейке. Он соскучился по ней за тот месяц, что она пробыла в Милтоне. Всё ещё стояло лето, но в воздухе уже чувствовалось веяние осени. Разговор был интересный. Медж сбежала с сержантом Гейлем и обвенчалась с ним, а матушка решила во что бы то ни стало удержать мистера Твиди в семье и поэтому сама вышла за него замуж.

— Она сказала, что для меня он стар и что хоть он и молод для неё, но всё равно, она будет за него держаться во что бы то ни стало.

Цилла склонила лицо к работе, которую держала на коленях. Она подрубала крохотный платочек мисс Лавинии.

— Значит, теперь она миссис Твиди?

— Да, Мария Твиди. Звучит неплохо. Ты знаешь ведь, что замуж выходить можно только за такого человека, у которого бы фамилия подходила к твоему имени. Так, если бы меня звали «Плантация», я не могла бы выйти замуж за человека с фамилией «Табак»…

— Такого нету имени — Плантация.

— Отчего же? Если бы какой-нибудь купец с Юга сколотил себе состояние на плантациях, он мог бы назвать свою дочь Плантацией.

— У нас тут многие наживаются на треске, но я ещё не слыхал, чтобы кто-нибудь назвал свою дочь «Треска». Ты просто дурачишься.

— А почему бы мне и не подурачиться? Я люблю всё заранее продумать. Например, я не могла бы… выйти за человека по фамилии…

— С таким именем, как Присцилла, можно за кого угодно выйти замуж.

— Вот и нет! Я не могла бы, например, выйти за Рэба.

Джонни окаменел. До сих пор разговор его слегка раздражал, но вместе с тем казался занятным. Теперь Джонни начал не на шутку сердиться.

— Тебя никто и не просил, — сухо сказал он.

— Да, конечно. Но девушка должна ведь обо всём подумать. Чего только не случается с девушками! А вдруг? И она должна заранее всё для себя решить.

— Рэб никогда бы не женился на тебе. Он слишком… слишком…

— …замечательный, да? — Цилла взглянула на него своим милым, лукавым взглядом, чуть искоса. — Ты это хотел сказать?

Джонни именно это и хотел сказать.

— Да нет же. Но только из всех мальчишек, каких я знал, он ни на одного не похож.

Цилла не глядела на работу, которую держали её праздные пальчики. Взгляд её устремился куда-то вдаль, в сторону Маячного холма. Со скамьи под яблоней, где они сидели, был виден океан.

— Я знаю. Но, когда с ним сойдёшься покороче, он уже не кажется таким удивительным, то есть он, конечно же, очень замечательный, но только гораздо милее.

Следующий вопрос у Джонни вырвался невольно:

— А ты… каким образом ты… так коротко узнала его?

Она удивилась:

— Да ведь он сюда ходит и покупает мне конфеты, а как-то раз захватил меня в Старо-Южную послушать доктора Уоррена.

Рэб ни разу не рассказывал Джонни об этом. Конечно, Рэб был скрытен от природы, и его нельзя было винить за это — такой уж он уродился. Тем не менее Джонни почувствовал досаду. Цилла заметила, что лицо его подёрнулось тенью.

— Присцилла Силсби — так себе. Но Цилла Силсби — совсем никуда не годится.

Нижняя губа у Джонни выпятилась, а светлые его волосы, казалось, без всякого участия ветра вдруг взъерошились.

— Зато Присцилла Тремейн звучит хорошо. Я об этом подумала ещё тогда, когда тебя только привели к нам и мама сказала, что я должна буду выйти за тебя. Мне тогда было одиннадцать…

Им обоим было по одиннадцати тогда. Она была худенькой девочкой с нежным личиком. Одежда висела на ней мешком, так как она донашивала платья Доркас. Ей приходилось туго затягивать юбку у пояса, чтобы она не слетала. Хорошенькая, одетая кое-как, ласковая, но вместе с тем и колючая — за словом в карман не полезет, — Цилла сразу пришлась Джонни по душе. С тех пор он не очень задумывался, хороша она или нет. Сейчас он вдруг принялся разглядывать её лицо, склонённое над работой. Остренький подбородок её зарылся в белоснежный воротничок. Прямые волосы, чуть вьющиеся на концах, плоский носик и эти длинные ресницы, которыми она, казалось, его поддразнивала так же больно, как языком. Он смотрел и глазам своим не верил — так хороша она ему показалась вдруг! Он привык глазеть на хвалёную красоту мисс Лавинии Лайт и чувствовать, как у него мурашки по спине бегают. А сейчас у него мурашки оттого, что он посмотрел на Циллу Лепэм, на давнюю свою подружку Циллу!

Когда ему было одиннадцать лет, он говорил, что женится на ней, раз так надо. Когда же ему исполнилось четырнадцать, он сказал, что не возьмёт её в жёны, даже если её подадут ему на золотом блюде. А сейчас ему пятнадцать. Скоро он будет совсем взрослый, как Рэб, и начнёт ухаживать за девушками.

Цилла стала складывать работу.

— Сейчас мисс Лавиния попросит чаю, а мне надо до этого одеть, причесать, припудрить и надушить Исанну.

В конюшне Лайтов прислуживал один из солдат 4-го полка, расположившегося лагерем на выгоне. Цилла едва успела подняться со скамейки, как этот конюх вскочил и широко раскрыл перед ней дверь в кухню. Жеманный павиан! Чего он там раскланивается и распинается перед какой-то Циллой Лепэм? Этот рыжий попугай и по-английски-то не может разговаривать толком! Да, но он понимал то, чего Джонни ещё понять не мог, а именно — что Цилла была уже не подросток, а девушка, и очень хорошенькая притом.

— Цилла, — крикнул Джонни, — на минутку, пожалуйста!

Она повернулась спиной к раскланивающемуся и ухмыляющемуся конюху.

— Ну? — сказала она, остановившись под яблоней, против Джонни.

— Слушай… Как зовут этого парня?

— Пампкин.[17]

— Такой фамилии не бывает.

— Бывает. У него, например.

— Никто… ни одна девушка не захотела бы называться миссис Пампкин, правда?

— Правда.

Наступило длительное молчание, и следующие слова Джонни прозвучали неуклюже.

— Ты правильно сказала: «Присцилла Тремейн» звучит очень хорошо.

Он всего лишь хотел пошутить, а получилось торжественно. Оба смутились и уставились в землю.

Цилла ничего не ответила, а только потянулась к ветке яблони и сорвала маленькое зелёненькое яблоко. Она протянула его Джонни.

— Я не знала, что зимние яблоки такие ещё зелёные, — сказала она и зашагала к дому, и взглядом не удостоив восхищённого Пампкина.

Джонни спрятал яблоко в карман. Он его сохранит навсегда. Значит, Цилле и в самом деле нравилась фамилия «Тремейн». Впрочем… разве можно сохранить зелёное яблоко? Оно либо сморщится, либо поспеет, либо просто сгниёт. Отношения между людьми никогда не бывают неизменны. Хотя бы вот это яблоко. Кто знает — может, оно созреет и сделается ещё прекрасней, а может, самым обыкновенным образом сгниёт у него в кармане.