Сознание пишет. Беседы по почте с Рамешем Балсекаром - Рамеш Балсекар

В процессе данного анализа должен возникнуть вопрос: почему сопротивление переживанию единства должно вообще возникать, когда суть этого переживания сводилась к отпусканию? Ответ лежит в аспекте ВРЕМЕНИ. Переживание единства – в настоящем моменте, и на самом деле сопротивление не относится к самому этому переживанию, оно лежит в страхе остаться в настоящем моменте, страхе перед тем, что может случиться во времени, в длительности, когда переживание прекратится! Именно страх будущего порождает этот отход от настоящего момента, представляющего собой неизвестное, и поэтому в какой-то степени есть страх перед этим переживанием. Понять, что время, или длительность, по своей сути есть изменение и, следовательно, что само ожидание надежности в этой длительности – чистая иллюзия, значит сделать первый шаг к приятию настоящего момента – здесь и сейчас – как единственной реальности, в которой происходит переживание единства. Такое приятие прекращает отход от этого переживания, и каждое такое переживание прекращает отход от настоящего момента к страху и надежде будущего. Такое пребывание в настоящем моменте означает свидетельствование разворачивающегося в длительности шоу без вовлечения, без желания сравнивать и выносить суждения, а также без стремления изменить то, что есть в настоящий момент.

Поразительно, что эго продолжает возникать даже тогда, когда понимание становится довольно устойчивым, а все потому, что «покой ума», который был таким желанным прежде и который действительно наступает с этим пониманием настоящего момента, рассматривается как некий объект. Эго, которое на этой стадии еще не полностью уничтожено, начинает ворчать, что «понимание», хотя и принесло определенную стабильность во взгляды на жизнь, в то же время лишило его способности наслаждаться приятными вещами этой жизни. Как писал мне в приступе гнева один из моих корреспондентов, мой друг, обладающий достаточно глубоким пониманием, «это чертово понимание сделало мою жизнь какой-то скучной и неинтересной – похоже, я больше не могу ничем наслаждаться так глубоко, как раньше!» До тех пор пока эго продолжает существовать, оно будет стремиться к «наслаждению» как к объекту. Оно продолжает стремиться к взлетам без падений! А это невозможно: птица не может одновременно летать и находиться на земле. Я предложил этому другу просто свидетельствовать такие приступы недовольства со стороны эго, не пытаясь что-либо делать с этим. Он признался, что жизнь в целом приносит ему больше удовлетворения и что все его друзья не только заметили перемены, но начали стремиться к тому, чтобы все больше и больше находиться в его обществе, поскольку его расслабленность и удовлетворенность каким-то образом давала расслабление и им, заставляя рассматривать свои проблемы как не имеющие такого уж большого значения.

Я не уверен, Е. Ф., что эту проблему можно когда-нибудь разрешить на уровне индивидуальности, то есть принимая во внимание конкретные страхи каждого индивидуума. Основа одна и та же: желание удержать «приемлемое» и избежать того, что рассматривается как «неприемлемое». Я полностью согласен с тем, что человек, подобный вам, имеющий прекрасное представление о том, о чем я говорю, может оказать большую помощь пациенту, объяснив ему, как психодинамика препятствует вожделенному «отпусканию», особенно если этот пациент – способный человек, как, например, С. В. Одна женщина-психотерапевт из Сан-Франциско, посетившая одну или две беседы в Тибуроне, рассказывала мне, что по мере углубления ее собственного понимания она действительно могла видеть и чувствовать изменение в мировоззрении своих пациентов – в том смысле, что общение между психотерапевтом и пациентом становилось раскованнее и свободнее. Пациенты в свою очередь говорили о том, что они чувствовали, что она стала «более искренней и честной, более компетентной, и это исходило у нее изнутри».

На второй странице вашего письма, в третьем абзаце, вы очень проникновенно говорите о том же, о чем пыталась сказать мне эта женщина-психотерапевт. Мне очень понравился этот абзац, и именно это заставило меня сказать в самом начале, что я ощущаю прорыв в вашем случае (говоря в относительном смысле, конечно). Последние шесть или семь строк очень тронули меня. Я могу только повторить, что нет абсолютно ничего, что «вы» можете сделать для того, чтобы ускорить этот процесс; можно лишь свидетельствовать то, что происходит, и с благодарностью принимать такие подачки от Милости. И вскоре подачки будут уже не подачками, а щедрым потоком, омывающим вас с головы до ног, без какой-либо надобности в том, чтобы «кто-либо» принимал или оценивал или был благодарен за «что-либо», Сознание пишет что на самом деле представляет собой единство, неразделенность.

Конечно же, вы на собственном опыте убедились в том, что все то, что происходит спонтанно, имеет жизненность и «свою собственную форму», в то время как нечто хорошо спланированное и организованное может, конечно, пройти, как было спланировано, и все же казаться чем-то неживым и слишком тщательно спланированным. Как раз это и произошло с вашим письмом, которое начинается с робкого голоса интеллекта и заканчивается громогласным криком интуиции.

Теперь о тех моментах, которые вы хотели для себя прояснить.

1) Относительно моей личной борьбы с учением Махараджа. Я мог интуитивно ощущать то, что Махарадж говорил об иллюзорности предполагаемого индивидуального ищущего, стремящегося к предполагаемому освобождению от предполагаемой связанности. Трудность, борьбу порождал мой интеллект своим вопросом: если индивидуум – иллюзия, концепция, кому тогда Махарадж адресует свои слова? Кто должен «отпустить» – или «просто Быть»? Как только ум начинал открываться или опустошаться, и ощущение того, о чем говорил Махарадж, начинало углубляться, как только глаза закрывались и мысли «начинали исчезать», тут же возникало это сомнение: «да, но…» Кто именно должен сделать это – «отпустить» или «просто Быть» – когда нет ничего, что могло бы быть сделано? Махарадж замечал, какая во мне происходит борьба и какую неудовлетворенность я испытываю, но никогда на упоминал об этом. И однажды я внезапно осознал, что Махарадж не адресует эти слова «кому-либо». Он просто говорит о том, что отпускание и бытие – естественное состояние, которое никто не может вызвать намеренно, и что оно естественно лишь в силу полного отсутствия мнимого «делателя». И это понимание само по себе должно произойти спонтанно: в любом ином случае неизбежно возник бы вопрос: «А как это сделать?» Этот вопрос, эта проблема никак не может быть разрешена, она может быть только растворена. Интеллект всегда найдет возможность выдвинуть какой-нибудь парадокс, который можно найти в теологической концепции всемогущего Бога: может ли Бог создать камень настолько тяжелый, что Он сам не сможет его поднять? Если может, это означает ограниченность его силы, но это же справедливо и в том случае, если Он не может этого сделать! Каким бы словесным каламбуром это ни было, пока такое недоумение остается, оно может вызывать сильную досаду. Когда растворение этой проблемы наконец произошло, я почти рефлекторно ударил рукой по деревянному полу. Звук получился довольно громким, и все с удивлением посмотрели в мою сторону. Я очень смутился и подумал, что Махарадж рассердится на меня за то, что я его перебил, но он, напротив, весь сиял, указывая на меня пальцем. Он знал, что препятствие было устранено.

2) Концепция «простого видимого проявления в Сознании» настолько элементарна, что часто вызывает гложущее сомнение (даже на этой стадии): действительно ли я постиг смысл этого?

Позвольте мне поведать вам об одном опыте, который у меня был во время пребывания в Лос-Анджелесе. В том месте, где проходили Олимпийские игры, расположен кинотеатр IMAX (Максимально Увеличенное Изображение) с экраном шириной в 70 футов и высотой с трехэтажный дом. На этом экране можно смотреть 45-минутные фильмы с десятикратным стереоэффектом и трехмерным изображением. Я посмотрел два фильма – «Гавайские острова» и «Великий каньон». Это была просто фантастика! Я был свидетелем чего-то, что присутствовало в данный момент (изображение и звук были невероятно реалистичны). Выйдя из кинотеатра, я внезапно ощутил, что то, что я видел там, было движущимися картинками – видимостями – на экране и что то, что я увидел, выйдя на улицу, также было движущимися картинками – видимостями – на экране моего сознания. То, что происходило вне кинотеатра, было в такой же степени видимостью, как и то, что происходило внутри него. Собственно, то же самое происходит и в наших сновидениях: все, что происходит во сне, кажется таким же реальным, как и то, что происходит в бодрствующем состоянии, или даже более реальным. Лишь после пробуждения наступает осознание того, что персонажи, действовавшие в сновидении, были лишь видимостью. Мистики говорят, что все то, что человек видит в так называемом состоянии бодрствования, в такой же степени видимость, как и все то, что он видит в состоянии сновидения.