Честь - Антон Макаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Константин Николаевич обеими руками показал на свободную площадку «сцены», на которой в таком обиженном безделье торчал Хлестаков; всем сразу стало видно, что Варавва виноват.
Алеша сказал:
— Если Павел не пришел — значит, у него действительно важное дело.
— Какое такое у него важное дело? Заседание какое-нибудь?
Константин Николаевич слово «заседание» произнес с презрением. Алексей возмутился:
— Да что вы, Константин Николаевич? Павел — большевик, не забывайте.
— Да господи, большевик!
Константин Николаевич отвернулся и сказал горячо, обращаясь к классной доске:
— Большевик должен быть здесь, если такое культурное дело: «Ревизор»!
— Вы подумайте: на Костроме «Ревизор»!
Все притихли перед его справедливым гневом.
Но выступил из темного угла Степан Колдунов, руки у него в карманах, на ногах добытые недавно валенки:
— Ты, товарищ, напрасно так говоришь! У тебя тут представление, а у него большевистский совет, может. А ты кричишь! Одной девке хоровод водить, а другой девке за водой ходить!
— Как у нас говорят, в Саратовской, — серьезно, негромко закончил капитан.
Все засмеялись и оглянулись на капитана, но он продолжал добросовестно зубрить роль Тяпкина-Ляпкина. Степан все-таки ответил ему:
— В Саратовской, бывает, дело говорят.
— Да какое дело! Какое дело, — режиссер все больше и больше гневался. — Ставить «Ревизора» — это именно за водой ходить, за духовной пищей для народа, понимаете? Вы понимаете, товарищ Колдунов?
В голосе инспектора звучали дрожащие нотки проповедника, но Степан обнаружил полную к ним нечуткость:
— Что ты мне: духовная пища, духовная пища, как будто я не понимаю.
Если твою душу накормить нужно, так это и я могу сделать, а Павел — большевик, у него, может, революция.
Режиссер спросил зло:
— А кто будет играть?
— А кого он играет такого, сказать бы?
— Кого он играет? Слугу играет.
Степан даже губу вытянул, настолько ответ заинтересовал его:
— Слугу? Денщика, что ли?
Все обернулись к Степану, со смехом. Таня вскрикнула:
— А и в самом деле!
Инспектор высокомерно отвернулся:
— Да не денщика! Какого денщика! Слугу в гостинице!
— В гостинице? Ах ты, черт! Этих я порядков не знаю. Да постой ты, чудак божий! А откуда тебе Павел знает?
— Что знает?
— Да какие там порядки, в гостинице?
— Да написано ж… Вот в книжке… все написано.
— Стой! Дай я гляну.
Режиссер, снисходительно улыбаясь, протянул ему книгу.
Степан ткнул пальцем и полез дальше по строчке:
— Слуга. Это зачем такое?
— Ты дальше. Это обозначено: слуга будет говорить.
— Ага! Обозначено. Ну-ну! Хозяин приказал спросить, что вам угодно. Правильно. Точь-в-точь, как на самом деле. Хозяин такое может: спроси, дескать, что ему угодно. Угодно, это по-старому, что ли? А ну, дай еще! Хозяин приказал спросить, что вам угодно. Тоже: приказал! Это они мастера!
— Да ты не галди, а становись на место.
— Стал.
Сопровождаемый общим вниманием, Степан был поставлен на соответствующее место, и режиссер сказал ему:
— Теперь спрашивай.
— У него?
— У него.
— А хозяин где?
— Да на что тебе хозяин?
Степан хитро осклабился:
— А как же? Посмотреть интересно.
— Не валяй дурака! — крикнул Алеша. — Играй!
Степан весело осмотрелся, топнул валенком, хлопнул в ладоши:
— Играю. Ну, держись!
Хлестаков рассматривал Степана с высокомерной улыбкой опытного актера.
— Чего смотришь? Хозяин спрашивает, чего тебе нужно.
Эту игру встретили смехом, смеялся и Степан, зачарованный первым своим артистическим шагом.
Режиссер воздел руки:
— Да не так. Ты так, как в книжке: хозяин приказал спросить, что вам угодно!
Степан отмахнулся:
— А тебе хочется обязательно «угодно». Такие слова кончены. «Угодно, угодно!»
— Да ведь пьеса про старое время?
— Ох, ты! И забыл! Про старое! А я… все думаю, по-новому…
Степан добросовестно еще раз прочитал текст, дело у него пошло замечательно, но он никак не мог поверить своему таланту актера и все выражал восторг, приводя режиссера в раздражение. Степаном занялись все, собрались на «сцене», приводили его в деловой порядок.
В дверь класса заглянул Муха. Из-за его плеча смотрел Павел.
Степан закричал:
— Вот он, дезертир! А я тут заместо тебя холуя изображаю!
— Выходит?
— Трудно, понимаешь!
— Алешка, подь-ка на минутку.
Муха был серьезен и одет по-дорожному: теплый пиджак подпоясан ремнем, под рукой сверток.
— Алеша! Срочно выезжаю с ним… с Павлом.
— Куда?
— В губернию. Партийная губернская конференция. Телеграмма пришла.
В дверях стоял Степан и спрашивал:
— Большевики собираются?
— Ты уже здесь. Ну… какое тебе дело?
— До всего у меня дело. Это я холуя только представлять буду, а на самом деле рабочий класс. Если большевики собираются, так и говори.
Муха махнул на него рукой:
— Собираются, Алеша! Твоего батька не нашел, где-то запропастился. Так ты скажи ему: поехал в губернию. Там все узнаю, и все будет ясно. А вы тут с Красной гвардией сильнее…
Степан и совсем вылез в коридор и дверь прикрыл.
— Сильнее, сильнее, а патронов мало. Ты патронов привези.
— Беда мне с этими патронами.
— И пулемет привези!
— Пулемет бы хорошо, — подтвердил Алеша.
— Это посмотрим. На это мало надежды: кто там будет теперь пулеметы раздавать? Тоже эсеры сидят.
— Да гоните вы этих эсеров, — возмутился Степан. — Или играй, или деньги отдавай! Честно с ними нужно.
Павел осторожно передвинул Степана на более спокойное место:
— Пулеметов не дадут. Это и говорить нечего. Скажут: сами доставайте. Чего тебе еще привезти, Алеша?
Алеша взял его за локоть, смутился, почему-то потащил в сторону:
— Павлуша! Друг! Найди, привези… портрет Ленина.
20
Репетиция закончилась в десять часов. В темных сенях Таня взяла Алешу под руку. Только на дворе Алеша увидел лукавый блеск ее голубых глаз.
— Алеша, у тебя такой счастливый вид.
— Счастливый? А что ж?
— Она… в нее я тоже влюблена. Она просто прелесть! И у нее хорошая душа. Только знаешь, что? Ей нужно помочь. Ты ей помогай. И я помогу.
— А почему?
— А то она не выдержит. Думаешь, ей легко? Она ведь начинает жить… поздно начинает. И все догонять нужно. Вот ты послушай.
Таня приблизилась к его плечу и зашептала, подскакивая на носках:
— Ты послушай. Сегодня утром я пришла к ней. Мы вместе читали эту сцену, где Анна Андреевна и Марья Антоновна. А она стирает. Понимаешь, стирает. Она стирает и смеется. А я вижу, какие руки у нее красные. У нее нежные руки и сразу сделались красные. Ты возьми мои руки. Ты видишь, какие, хоть и немножко, а всетаки шершавые. А у нее какие! Ей больно, она не умеет стирать. Я знаю: ей хочется плакать, а она смеется. Долго ли вот она будет так… смеяться?
Они проходили по двору школы, обходя ее здание. В темноте еле-еле удерживались на двух досках, положенных рядом. Таня цеплялась за его руку, не хотела оступиться в песок. Алеша стало грустно и тяжело, но он не мог еще разобрать почему. Впереди капитан подчеркнуто галантно вел по доскам Нину, а еще дальше Степан что-то громко объяснял путникам.
Вышли на площадь. От реки приходили волны холода и бежали к мохнатым и тусклым костромским огонькам. Доски кончились, ноги ступили в мягкий холодный песок. Алеша со злобой и страданием посмотрел на Кострому и вспомнил прямые пальцы отца, всегда израненные черной металлической сыпью. Вспомнил руки матери, покрытые сухой, пергаментной, тонкой кожицей. И Танина рука была действительно чуть-чуть жестковатой. Он вспомнил нежную руку Нины и вздохнул.
— Как же помочь? — спросил он тихо.
Таня подняла глаза:
— Ничего, ничего, Алеша, она привыкнет. Надо только, чтобы она не мучилась, потому что ей трудно.
— Ах… Так помочь? — Алеша разочарованно замолчал. Подумал немного и спросил: — Да… конечно… Так можно помочь. А я подумал про другое. Зло берет, что у тебя такие руки, ты говоришь, шершавые. Наши девушки должны быть красивые, и руки у них должны быть нежные. Ты говоришь, нужно помочь, чтобы она не мучилась. А этого мало. Надо помочь, чтобы они не портили себя, свою красоту.
— Значит, чтобы они не работали? Чтобы, значит, белые были, как принцессы? Только девушки? Да?
Таня спрашивала весело, задорно, очевидно, в этом вопросе для Тани не было никакой трагедии. Она переспросила:
— Только девушки? А матери, а бабушки? У них какие должны быть руки? Ты хочешь, чтобы мы, женщины, не работали? Как это великолепно с твоей стороны, правда?
