Законы прикладной эвтаназии - Тим Скоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто возьмёт?»
«Японцы, я ж говорю. Русских они отлавливают и увозят. И всё, больше никто их не видит. Если что – ты не русская, ты американка. Или француженка. Тогда могут не взять – боятся. А русскую точно возьмут».
«Зачем?»
«Этого я не знаю. До конца войны осталось мало, очень мало. Тут это все понимают, и мы, и японцы. Тебе главное только продержаться, дождаться».
В этот момент Джи обращает внимание на папку, которую Майя держит в руках, а затем окидывает взглядом всю фигуру девушки.
«Одета ты, конечно, странно. А что это такое?»
«Это моё».
«Ну, твоё, твоё, никто не отбирает. Ладно. У нас поживёшь пока. В город – ни ногой. Если возьмут, то всё, конец. У нас тут безопасно пока что».
Майя смотрит на китаянку с благодарностью.
«Ну, всё, всё, умываться», – говорит Джи.
2
Майя смотрит на закат. Он здесь красивый. Такого она не видела никогда в жизни. Через шестьсот лет почти не останется мест, откуда можно смотреть на то, как солнце, огромное и красное, опускается в спелую рожь. Или не рожь. Майя так и не спросила, что за злак выращивает Ли.
Справа виднеется небольшая каменная стела – памятник погибшим в боях. Имена на ней стёрты, хотя стела установлена от силы лет двадцать назад. Джи не может точно сказать, о какой войне идёт речь.
Майя поднимается.
Ей нужно вернуться. Вернуться в своё время. Вернуться для того, чтобы жить, чтобы снова увидеть милого и неуклюжего Гречкина и чтобы рассказать: машина работает. Путешествие во времени возможно.
Слава богу, её забросило не в шестнадцатый век. Технологии сороковых годов двадцатого века уже позволяют построить упрощённый анабиозис. Но для этого нужно, чтобы ей поверили. И не какие-нибудь китайские крестьяне, а серьёзные учёные. Как это сделать, Майя не знает. Но она точно знает одно: ей нужно в город.
«О чём думаешь?»
Майя в который раз удивляется, насколько чисто и хорошо Джи говорит по-русски.
«Мне нужно в город».
«Опасно тебе в город, опасно. Документов нет – японцы заберут как миленькую».
Если ты знаешь слова и спряжения глаголов, это не значит, что ты знаешь язык. Но вот когда ты в повседневной речи начинаешь употреблять прибаутки, присловья и поговорки из языка – тогда это действительно называется знанием.
«Мне хотя бы посмотреть на город».
Конечно, нет, не просто посмотреть. Тебе нужно в русскую среду, правда, девочка? Может, тебе помогут добраться до Европы, где как раз зарождается новая, послевоенная жизнь.
«Опасно».
Майя смотрит на Джи.
«Джи, – говорит она. – Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня сделала и делаешь. Но мне действительно нужно в город, мне нужно встретиться с русскими. Это очень, очень важно».
Джи щурит и без того узкие глаза.
«Ну что тебе сказать… Может, они и в самом деле документы тебе выправят. Поедешь с Ли или Гу, когда они соберутся в следующий раз на базар. И я с тобой поеду. Я русских знаю, познакомлю тебя с капитаном Дяченко. Он, может, и знает, что делать».
Капитан Дяченко. Что-то в этом есть такое благородное. Белая гвардия, белый снег, белая музыка революций. Не хватает приставки «штабс».
Да, Майя, ты знаешь эту песню. Звукозапись – великое дело, она сохраняет музыку столетиями.
Майя и Джи идут к дому.
«Я так и не поняла, откуда ты. Ты не из эмигрантов, это точно. Но и не из красных. Ты вообще будто не из этого мира».
«Не из этого времени», – говорит Майя очень тихо.
«Что?»
«Так, ничего».
Джи смотрит на Майю немного укоризненно. Могла бы и рассказать, кстати.
У дома стоит Гу. Он – не родственник Ли и Джи, а просто работник. Прилежный, старательный. Но он слишком внимательно смотрит на Майю, постоянно провожает её взглядом. Майе это не нравится.
3
Ночью Майе не спится. Она смотрит через окно на кроны деревьев и думает о том, что принесёт ей следующий день. Ничего хорошего, вероятно.
Занавеска, прикрывающая проход в её комнату, отодвигается. Судя по силуэту, это Гу.
Майя резко садится на низкой кушетке. Гу теряется, но затем делает шаг вперёд.
«Я закричу», – тихо говорит Майя по-русски.
Гу качает головой. То ли он не понимает русского, то ли имеет в виду «не закричишь».
«Ватаси ва химей о агеру йо», – Майя уже подзабыла японские слова, перевод фразы на японский звучит громоздко.
Гу останавливается.
«Аната ва синударью».
Простая фраза, «ты умрёшь». Неясная угроза.
«Я говорить рюсски», – произносит Гу.
«Что тебе нужно?»
«Ты».
«А почему ты не отвечал по-русски? Почему боишься японского?»
«Ты… Они брать сестра. Опыты. Убивать сестра».
И вдруг Майя понимает. Какой из него насильник, из этого мальчишки? Может, он просто рядом посидеть хотел. Наверняка. Что ты хотел сделать со мной, Гу?
Она не задаёт этого вопроса, но получает ответ.
«Я хотеть просто смотреть ты. Ты проснуться. Я не бояться».
Майя улыбается в потёмках.
«Я должна казаться тебе некрасивой. Высокая, глаза большие».
«Нет. Ты не красивая. Некрасивая. Но мне интересно. Мне нравится. Мне…»
Он понимает, что дальше говорить нельзя. Она не может нравиться ему, потому что нисколько не похожа на привычных Гу китайских девушек. Но что-то тянет его к ней. Что-то не отпускает парня.
«Что случилось с твоей сестрой?»
«Японцы брать её. Убивать. Убили».
Иногда в его речи проскакивают правильные падежи и времена, но это скорее случайность, чем закономерность.
Историческое образование Майи даёт о себе знать. Японцы забрали его сестру. Опыты на людях. Харбин, много русских. Она понимает, что где-то здесь, неподалёку, функционирует легендарный отряд 731. Документальные кадры о работе отряда навсегда впечатаны в память Майи. Обмороженную руку разбивают кувалдой. Бьющееся сердце достают из живого человеческого тела. Тощее, как скелет, существо лижет пол, чтобы получить хотя бы чуть-чуть влаги.
«Скоро война окончится, Гу», – говорит она.
«Нет, – качает он головой. – Нет».
Он протягивает руку и дотрагивается до колена Майи. На ней – только нижнее бельё, причём из будущего, из две тысячи шестьсот восемнадцатого. Джи постирала. Верхняя одежда лежит на табурете – тёмные льняные штаны и рубаха без пуговиц, но с пришитым поясом.
Она отталкивает руку Гу и в свою очередь говорит: «Нет, Гу».
Это странная сцена. Нерешительный мальчик, который и сам не знает, зачем ночью пришёл к девушке без рода и племени. Девушка, которая завтра собирается рисковать жизнью для того, чтобы вернуться. Куда вернуться, Майя не знает. В будущее? Кто-то построит для неё анабиозис и она проведёт семь веков во сне? А может, просто в СССР? В Москву? Репрессии, вспоминает она. До смерти Сталина ещё восемь лет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
