Горбатая гора - Энни Прул

— Ну-ну. Почему бы вам тогда не развернуть кампанию против мяса, а не против фермеров? И отчего вы не нападаете на фермеров во Флориде? Уверена, оттуда на рынок идет больше мяса, чем из Вайоминга.

И она вышла из комнаты, покачивая бедрами, не дожидаясь его слов о том, что производство мяса на западе страны стало поворотной точкой, что местом битвы должна стать измученная земля, которая принадлежит народу.

Неправильное мясо

Сестры родились в семье адвокатов, фирма «Слингер и Слингер», и детство у них было безмятежное. Затем Ренти изучала искусство в Калифорнии, а Роуни — финансовое дело в Университете Вайоминга, где она и познакомилась с Шаем Хампом. Такие люди, как он, были для нее в новинку, а она на свою беду никогда не упускала подвернувшихся возможностей.

Роуни знала, что у нее отменный вкус и есть деловая хватка.

— Некоторые люди вообще не понимают, как нужно вести бизнес, — сказала она Шаю после того, как владелец хозяйственного магазина Делонг Телегер попросил ее сходить посмотреть цену набора отверток, который она хотела купить. Роуни в ответ бросила отвертки и вышла вон. — Этот человек возомнил, будто все должны отовариваться у него лишь потому, что другого хозмага в городе нет. А потом плачется, что его клиенты ездят за покупками в Денвер, Биллингс или Солт-Лейк-Сити.

— Просто у Делонга нога больная. Готов поспорить, он лишь подумал, что ты дойдешь до полки и уточнишь цену быстрее, чем он. И он уверен, что ты не поедешь в Денвер ради четырех отверток.

— Ему надо было запомнить цену или занести ее в компьютер. Он до сих пор записывает все на бумажку под копирку.

— Да ладно тебе, Роуни. Остынь.

Потом, когда они оказались в большом торговом центре, девушка купила набор отверток в прозрачной пластиковой упаковке, на которую был наклеен ценник.

Роуни хотела показать Шаю, как нужно себя вести. На местных товарах можно было бы неплохо заработать — на ароматических маслах для ванн, мыле из юкки, ароматных семенах канадского водосбора, засушенных цветах и ароматических смесях из кедровых листьев, на которые так клюют туристы, пытающиеся найти в аптеках краску для волос с лавандой. Она бы носила брелоки и браслеты из конского волоса, а еще — что-нибудь из кожи койота. Но главным направлением должно было стать шитье одежды, стилизованной под старину, — саржевые штаны, ковбойские жилетки и целая серия штанов для родео. Она бы наняла двух-трех женщин, чтобы они всё это шили. За мизерную зарплату. А еще смеха ради она бы торговала щетками для расчесывания спутавшейся лошадиной гривы, диким бергамотом, которым благоухали любимые лошади индейцев-шайенов, травяной жвачкой — то есть всякими забавными безделушками, которые никому не нужны, но которые бы покупали лишь потому, что они забавные. А сам Шай Хамп был совершенно другим: этот игрушечный ковбой не знал ни запаха лошадиного пота, ни вкуса песка на зубах. Она так любила в нем эту очаровательную медлительность.

— Клиенты здесь есть, — жестко заявила Роуни, — но если ты собираешься заниматься ранчо, не рассчитывай, что я буду вести тебе бухгалтерию и кормить животных. У меня есть своя собственная жизнь.

Потом ее злость утихла, и она приуныла, вспомнив, как яростно накинулась на Шая.

— Даже не знаю, что на меня нашло, — сказала Роуни. — Я тут с ума схожу. Пойми, я не могу…

— Да ничего, — прервал ее Шай. А потом добавил, словно они говорили совсем о другом: — Не бойся, девочка моя, я же всегда возвращаюсь домой.

Можно подумать, он собирался в плаванье к морю Беллинсгаузена.

— Иди сюда, глупышка моя, — прошептал он.

Но Шай был далеко-далеко от дома. Он мчался вместе с ней на призрачном чистокровном скакуне из прошлого. Он ничего не мог с собой поделать.

Шай Хамп не хотел заниматься фермерством, он мечтал поступить в университет, а вот его шустрый братишка Деннис стал ковбоем, и ему нравилось это занятие. Всех смущало такое положение дел. Ведь это Деннис был умным. Шаю всегда с трудом давались школьные знания, но именно он хотел учиться дальше.

— Да ты, щенок, — кричал на него отец, — и в болото гвоздь не можешь забить! Ладно, иди поучись всяким бизнесам, но чтобы в один прекрасный день ты вернулся на ранчо!

Родные его не понимали, никогда не понимали. С самого раннего детства Шай чувствовал разницу между ними и собой; парня и самого смущало, насколько ему безразличны пастбища и скот.

Книги он не проглатывал, скорее с трудом прочитывал, но никогда не бросал на середине. А за полгода до диплома, когда Шай уже был помолвлен с Роуни Слингер, все вдруг закончилось — роковая лавина разрушила все, и ему пришлось окунуться в фермерскую жизнь.

После похорон, уже на следующее утро, он выгружал сено из грузовичка. Больше некому было этим заняться. Шай взглянул на небо: судя по облакам, наверху буйствовали потоки воздуха. Ранчо располагалось на подветренной стороне, и ветер там бушевал весь день. Если бы такая погода была в ту субботу, его родные сидели бы дома, играли в карты и скорее всего остались бы в живых. Ясные деньки принесли погибель, яркий солнечный свет спалил их заживо.

После нескольких недель на ранчо, проведенных то в работе, то в печали, Шай отправился в университет — просить вернуть ему предоплату за обучение. Женщина с бородавкой на переносице объяснила ему, что нет никакой надежды вернуть деньги. Сердце у него сжалось.

— Мои родители погибли, — объяснял Шай. — У меня никого не осталось. А на дальнейшую учебу денег нет.

— Вы не поверите, как много ребят работают на ранчо, но при этом ходят на занятия и получают хорошие оценки, — ответила чиновница. — И многие потом отправляются прямиком в Гарвард и Йель.

— Да уж, действительно не поверю.

Он вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Шай не хотел возвращаться на ранчо, боясь тишины дома и звука ветра, гоняющего снег по земле, и потому зашел на лекцию, тема которой звучала вызывающе: «Неправильное мясо». Заезжим лектором был Уэйд Уолс. Его постоянно прерывали смешками и улюлюканьем.

Шай обернулся и сказал человеку, который стоял позади него:

— А ведь он в чем-то прав.

Человек этот оказался широкоплечим фермером в грязной шляпе, который жевал табак. Он ничего не ответил, а просто встал и вышел, словно опасаясь, что подобные мысли сродни падучей и ими можно заразиться.

Шай был единственным, кто после лекции подошел к Уолсу. Он купил его книгу и пригласил выпить чего-нибудь в баре «Лассо».

— Алкоголь я не употребляю, но от кофе не откажусь, — ответил Уолс. Он был на взводе.

Шай выпил две кружки пива, потом перешел на виски. Что-то в уверенном голосе Уолса, в том, как он склонялся к собеседнику, заставило Шая забыть о своей беде.

— А я родителей лишился. Третьего февраля. Деннис машину новую купил. День выдался прекрасный. Холодный, но безветренный. И на небе ни облачка. Лучше дня и не придумаешь. Говорят, километрах в тридцати от ущелья они проехали по склону и из-за этого сошла лавина. Их снесло в осиновую рощу. Снег был плотный, как цемент. Родных у меня больше нет, из университета выгнали, я ухаживаю за скотом на старом ранчо, денег нет, зато на шее висят сто пятьдесят телок. А помощи ждать неоткуда. Что же мне делать, черт подери? Что?

— Брось фермерство. Подумай о своих детях, — посоветовал Уолс. — Они ведь когда-нибудь поймут, что их отец — фермер. Человек, который уничтожает страну. Они тебя осудят.

— Я еще даже не женат. А детей и подавно нет. По крайней мере, тех, о которых я знаю.

Уэйд Уолс принял вид решительного человека, не ведающего сомнений.

— Знаешь, как Эбби отзывался о коровах? Он называл их «вонючими, засиженными мухами, измазанными дерьмом тварями, разносящими болезни». Но важно не то, какие они, а то, что они творят с землей. Коровы уже погубили запад США, и теперь губят весь мир. Посмотри на Аргентину, на Индию. Или на берега Амазонки.

Уолс еще очень долго обличал коров.

— Послушай, — сказал он с напором, пролив при этом кофе. — Когда по-доброму ничего не решить, когда силы убеждения не хватает, приходится действовать огнем и мечом. Эти люди понимают только один язык — язык силы. Пойми, ты мог бы присоединиться к нам.

Это «к нам» было хитрой аббревиатурой. На самом деле, никакой аббревиатурой там и не пахло — Уолс был одиноким мстителем, и, может, именно поэтому Шая к нему и потянуло.

— Я за, — согласился Шай. — Можешь на меня рассчитывать. Мы избавимся от этих гребаных коров.

В тот вечер он был очень пьян и едва стоял на ногах.

Жизнь

Следующим летом он женился на Роуни Слингер.

У них была классическая для этих мест свадьба: банкет в «Хитчинг пост мотель» в Шайенне, шелковое свадебное платье ручной работы, букетик пожухших диких роз в руках у невесты, доходящий жениху до колен шерстяной сюртук. Его двоюродный брат Хьюи тогда сказал: «Ты прям вылитый генерал Шерман, ать-два». Они пили шампанское из бокалов с выгравированным сплетением веревок, в котором читались их имена: «Шайленд и Роуни». Их родственники сели за разные столики и друг с другом не разговаривали. Хьюи и Халс Бирч напились, как свиньи, и набили мусорный пакет ножами и вилками из мотеля, после чего привязали пакет к выхлопной трубе машины.