По ту сторону костра - Николай Коротеев

— Не уживутся они, — нехотя улыбнулся шутке Трофим.

— От вас зависит.

— Вот уж нет! — искренне воскликнул солдат.

— А вы, Лазарев, в письмах пишете, ну, к примеру, что в кино ходите, какие книги читаете?

— Как же…

— Получается, что у вас развлечений больше, чем у жены. Той, поди, некогда. Работа, учеба. Она у вас в торговом техникуме?

— Да.

— Особенно подробно про отдых, про фильмы да книги матери пишите. Вы ведь в кино бываете чаще, чем в бане. И не напролом об этом в письмах, а между прочим. Жалобы их друг на друга будто не замечайте. Мать ваша — добрая женщина. Потому и пожелание мое вам такое. Другому бы этого не посоветовал.

— Простите, товарищ капитан, а помогали ваши советы?

— По секрету скажу — не спрашивал. А вы не слышали, жаловался кто-либо?

— Не слышал ни слова.

— Пусть и наш с вами разговор останется между нами.

— Товарищ капитан, а почему вы догадались, что я матери писем не писал?

— Вы о них не говорили. И не пишите жене: «Скажи матери», «Передай матери». Напишите и сообщите, о чем считаете нужным, сами. Поймите, Лазарев, ведь это невежливо. Даже обидно и той и другой. Главное же — будьте терпеливы, делая выводы, и тверды в решении. Видите: держится человек вас — и вы держитесь его, а удерживать — напрасный труд.

— Этот совет только для меня?

— Да. При таком характере, как у вас.

— А какой у меня характер?

— Вы умеете быть прямым, вы откровенны. И не умеете хитрить.

— А как же дипломатия?

— Дипломатия — это умение держать себя достойно, уважая обычаи других. Хитрость — в лучшем случае полуправда…

Глубокий вздох и ворчание Сашки на кровати оторвали Трофима от воспоминаний.

— Слушай, ты, Лазарев, я алмаз нашел и сдал.

— Везет человеку!

Трофим обернулся к Сашке и увидел, что тот лежит на кровати одетый, чего с ним никогда не случалось. А лицо друга, сообщившего радостную новость, выглядело просто несчастным.

— Заболел, что ли? — обеспокоенно спросил Лазарев.

— Типун тебе на язык.

— Да в чем дело? Говори.

— Алмаз я нашел — и сдал.

— Ну а как же? — недоумевал Трофим.

— Да никак, — зло ответил Сашка.

— Жалеешь… Попов промолчал.

— Приз за находку получишь, — сказал Трофим. — Мог бы и не найти. Дело такое.

— Наплевать было бы.

— Ну и сейчас наплюй. Велика важность.

— Ты знаешь, сколько стоит мой алмаз? — Сашка сел в постели. — С ума сойти можно! Три «Волги» и две яхты. Самое малое.

— Прикинул? — усмехнулся Лазарев.

— Прикинул, — кивнул Сашка и принялся грызть ногти.

— Чего это ты за ногти взялся? — удивился Трофим.

— Детская привычка. Отвык, да вот вспомнил.

— Забудь. И об одном и о другом, — по-дружески посоветовал Лазарев. — Считай, что пожелал в личную собственность Ту-134. Самому смешно станет.

— Тошно на душе.

— К Анке сходи, потрепись. Может, полегчает.

— Не-е… Трошка, ты мне друг?

— Стал бы я от кого другого выслушивать этакую околесицу! — фыркнул задетый вопросом Лазарев. — Послал бы я его к первой попавшейся маме — и дело с концом. Тоже мне переживания!

— Пойдем на охоту. Тошно в городе. По три отгула у нас заработано. А? Глухарей постреляем.

— Сразу не дадут.

— Знаешь, как я алмаз назвал? «Солдат».

— Здорово!

— Дадут отгулы. Я попрошу.

— Ну, раз знаменитость попросит, — рассмеялся Трофим, — тогда дадут! Поохотиться — это ты хорошо придумал. Сколько времени собираемся! В общество охотников записались, ружья купили, а не стреляли из них ни разу.

4

Сашка постучал по кабине, и машина остановилась. Лазарев и Попов спрыгнули на разбитую вдрызг дорогу, как раз на половинке, на середине пути от Алмазного до Славного.

Пасмурная промозглая ночь сгустилась перед рассветом. Редколесье, расступившееся на мари, выглядело черной стеной.

— Та самая болотина? — передернув плечами от холода, спросил Трошка, чуток вздремнувший в кузове.

— А как же! — звонко отозвался Сашка. — Она самая. Видишь две кривые лиственницы?

— Не… — буркнул Трошка и полез доставать из машины рюкзак и ружье в чехле. — Ты ничего не забыл?

— Чего мне забывать? Все на мне. А лиственниц и я не вижу…

— Может, не та марь?

Хлопнула дверца кабины, и к ним подошел шофер, прокашлялся, погремел спичечным коробком, прикурил. От крошечного желтого огонька тьма сделалась еще непроглядней.

— Чего забрались в такую глушь? — спросил шофер. — Места знаете?

— А как же! — фыркнул Сашка. — Все места одинаковые.

— Тогда чего? — Шофер закашлялся, сплюнул и затянулся так сильно, что стал виден хитрый прищур его глаз.

— Места, где водятся глухари, все одинаковы, — наставительно сказал Сашка.

— Хитер ты, Лисий Хвост…

Работающий мотор дал сбой, чихнул, и шофер не договорил фразы, замер, прислушался.

— Ты поезжай, — сказал Сашка, — а то начадишь тут, вся дичь разбежится.

— От вас самих соляркой до полюса воняет, — добродушно отозвался шофер. — Но местечко я это запомню. А вас я, значит, захвачу послезавтра, либо у парома, либо тут. Ночью я буду, часа в три.

— Давай, давай! Только пассажирку на крутоломе разбуди, а то, как начнешь на Чертовом спуске тормозить, она себе нос сломает.

Но шофер то ли не слышал, то ли не хотел отвечать. Снова хлопнула дверца, взыграл мотор, и борт с яркими стоп-сигналами поплыл от них. Малиновые огоньки дергались и вихлялись, словно хотели разбежаться. То один, то другой пропадал в дорожных буераках, но тотчас выныривал. И опять искорки принимались мотаться друг подле друга, пока не скрылись за дальним увалом просеки.

Охотники еще постояли. Потом слабое предрассветное дуновение отнесло от них солярный чад, и они оба, не сговариваясь, глубоко вдохнули густой таежный воздух, тяжеловатый от обилия влаги.

Резко выдохнув, Трошка снова вдохнул, но теперь уже не торопясь, принюхиваясь:

— Не болотом — рекой пахнет. Точно, та марь.

— А как же, я ж в оконце на спидометр посмотрел.

— Хитер.

— Как лисий хвост, — с готовностью подхватил Сашка и вдруг расхохотался во всю мочь. Но звуки его голоса словно придавила темнота и сырость.

— Вздрюченный ты последнее время. Вечером слова нельзя было добиться, а тут лешачишь.

— Эхо здесь заливистое.

— То ясными вечерами в речной долине. Там берега скалистые. Пошли?

Сашка не ответил. После приступа веселья он помрачнел, точно раскаиваясь в какой-то ошибке.