Имажинали - Сборник французской фэнтези
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выпрямился и огляделся: под портиком пещеры никто не маячил. Он уйдет безмолвно, бесследно. Наверняка они обеспокоятся — слегка. А потом все вернется на круги своя, покуда он не вернется. Он расправил крылья и нашел их чересчур неуклюжими. Или это живот обезобразился от слишком частых пирушек, и атрофировались от бездействия мышцы? Он так редко летал… Кларион взмыл, но тут же потерял высоту, желудок подкатил к горлу. Он чуть было не запаниковал, но инстинкт взял верх, и воздух понес его. В облаках чуть намокла морда, и он приоткрыл пасть, чтобы ощутить вкус свежести. Впечатление оказалось настолько восхитительным, что он пожалел о том, что пробездельничал столько времени в городских пещерах. Ему следовало добраться до долин, занятых людьми, а они были далеко. Облетать хребты, пересекать перевалы, избегать опасностей, которые Древние расписали так давно, что никто не знал, насколько они реальны, — и Кларион пожалел, что не расспросил об этом сестру; хотя она могла бы и приврать ему, чтобы украсить рассказ о своей экспедиции. Размышлять пришлось недолго: вскоре облака сконцентрировались в плотные ядра с электрическим зарядом. На крылья дракона обрушились злющие, как миллион шершней, градины. Прежде, чем Кларион успел разобраться, что происходит, его подхватила грозная буря. Он и на час не успел удалиться от города, как уже заблудился и оказался в огромной опасности.
* * *
Сначала появился сквознячок: он обвевал каштановые локоны королевы и шевелил бахрому наплечной сумки рыцаря. Затем далеко впереди понемногу забрезжил свет, словно надежда в сердце потерпевшего кораблекрушение. Через несколько минут Айлин и солдат вышли в котловину посреди самого сердца гор. Они никогда не встречали настолько непривычного зрелища, что впору было счесть себя жертвами галлюцинации: в ее центре стоял каменный монумент, который венчали пучки жирной синей травы.
Колонны в виде грубо вырезанных человеческих фигур, словно колоссов, застывших под властью проклятия, несли на себе каменные плиты, уложенные в два круга — один в другом. Над котловиной в сверхъестественно чистом небе клубились облака. Воздух был теплым, и никакого снега.
— Ваше Величество, мы на месте, — объявил солдат, который размашистыми шагами двинулся к сооружению.
Он мгновением назад разглядел в его центре нечто вроде алтаря, над которым плавал цилиндрик света.
— Обождите! — крикнула Айлин.
Пьяный от усталости, рыцарь замечал слова своей государыни лишь краем сознания, словно зыбкое наваждение.
— Мы спасены, — сказал он себе, — и Вестерхам скоро освободится от ига предателей.
Он пересек первый круг камней и тут же осознал свою ошибку. Но было уже поздно: его кожа уже вспыхнула. Когда он миновал второй круг, его плоть запылала будто пакля. Обожженное горло захлебнулось криком. Солдат зашатался, и не успел он упасть на землю, как от закаленного в боях рыцаря осталась лишь кучка пепла. Словно желая удержать его, Айлин протянула руки навстречу этой жути, открыв рот в безмолвном ужасе.
Она закрыла глаза и зарыдала. Теперь она оказалась одинокой, как никогда прежде, даже более одинокой, чем со смертью принца-консорта или в страшнейшие из часов, проведенных на троне. Ее королевство уподобилось праху этого рыцаря. Не был ли и колдун очередным предателем? Но выбора у нее больше не оставалось, и, подавив слезы, она произнесла заклинание, которое заучила незадолго до своего отъезда, в затхлой тьме подвала в Стратоне, где обосновался Нилас.
«Оно сотрет барьер, который обязательно будет защищать артефакт», — объяснил он.
Отзвучали слова заклятья, и оно словно отняло все остатки энергии у Айлин. Она взглянула на монумент: кажется, он нисколько не изменился. Несколько шагов — и она достигла первого круга. Затаив дыхание, она ступила в промежуточный периметр. Ни ожогов, ни боли. В пяти метрах от Айлин сиял артефакт; она подошла к нему, пройдя под портиком, образованным двумя колоннами и покоящейся на них каменной плитой. Целая и невредимая, хотя и дрожащая, королева протянула руку к цилиндрику; она хотела схватить его, но там, похоже, оказалась одна пустота. Пальцы закололо, потом покалывание пробежало по груди и голове. Ее ослепил свет, который окутал монолит и устремился к небу.
Когда к Айлин вернулось зрение, она с жестоким разочарованием обнаружила, что артефакт исчез. А был ли он вообще? Да, колдун замыслил ее погубить, и трое рыцарей, а может, и четверо, погибли напрасно! На нее нахлынуло чувство безмерной опустошенности. Она никогда больше не увидит своих детей, ее дочь умрет вдали от нее, охваченная лихорадкой и отравленная ядом предательства. Хуже того, ей не получить обратно трона и не покарать мятежников.
Вдруг солнце заслонила какая-то тень. Королева обернулась к небесам, и то, что она увидела, превосходило ее понимание.
* * *
Восходящие потоки, что несли Клариона, с силой играли его крыльями, будто бумажными. Когда он, задыхаясь, выходил на пик своего безумного полета, оглушительный удар бросал его обратно к земле. И тогда скалистые хребты, казалось, готовились разодрать его на части, и ему приходилось выправлять свой полет ценой напряженнейших усилий, которые изматывали его еще сильнее. Мимо него языками пламени мелькали молнии, испуская запах озона и треща, словно настал день конца света. Их грохот вскоре заглушил отголоски торжеств по поводу возвращения Аскели.
Наконец он заметил спасение в виде гигантской вспышки света, поднявшейся с земли. На сей раз то была не молния, а золотой шар, и он возвещал о зоне затишья внутри бури. Испуганный и ошеломленный, он приблизился к разрыву в шторме. В его глубине открылась котловина, центр которой украшало странное сооружение. На удивление, здесь кто-то находился. Он хотел повернуть назад, но было уже поздно: человек заметил его. Понимая, что идет навстречу судьбе, Кларион решил столкнуться с ним лицом к лицу. Он лишь мимоходом понадеялся, спускаясь к женщине, что мужество Аскели течет и в его собственных жилах.
* * *
Огромные крылья. Огромное тело. Шея заканчивается рогатой, подвижной головой. И эти бляшки иссиня-черной чешуи. Айлин упала бы без чувств, если бы не прошла через цепочку непрерывных испытаний, если бы ее не бросало из одного кошмара в другой. Она родилась с сердцем воина: пусть оно не было несокрушимо, но перестало бы биться лишь после яростной защиты. Она вытащила из ножен глефу; перед лицом мощи чудовища, сидящего на сооружении с расправленными крыльями, меч казался смехотворным. Она отступила назад:
— Убирайся. Оставь меня, — приказала она с той же властностью, с какой дала бы команду собаке: вряд ли он поймет ее слова,
