Храм океанов - Александр Прозоров

— Благодарю тебя за добрые слова, — приподнял голову над распухшим брюхом Дракон. — Ты тоже хочешь испросить для себя саженец моей лилии?

— Разумеется, я не откажусь от подобного великого дара, — не стал кривить душой Двухвост. — Но все же, пока общее внимание было приковано к твоему подвигу, я заметил, как твои ученики обмолвились еще об одном невероятном чуде.

— Каком? — благодушно поинтересовался Дракон.

— Твой ученик Растущий через слухачей сообщил ученику Зеленцу, что из его гнездовья сбежала предсказательница. В твоих угодьях, мудрейший, тебя предала рожденная Древом, в сознание которой изначально вложена полная и рабская покорность твоей воле. Как красиво выражается наша многомудрая Белоспинка, в твоих угодьях, Дракон, «хвост напал на голову», а «руки взбунтовались против тела». Какое великое совпадение: в то самое время, когда ты открывал врата в новый мир, наши создания решили закрыть от нас врата в старый. Бунт изобретений начался!

— Ты преувеличиваешь, Двухвост. Пропажа одной несовершенной самки вовсе не означает бунта созданий, — не согласился Дракон. — Я даже не знаю, сбежала она, или просто попалась на глаза голодному ящеру.

— Но твои ученики говорили именно о побеге! — продолжал стоять на своем Двухвост. — Все ученые всегда утверждали, мудрейший, что подобное противление воле богов невозможно никак и никогда. Согласись, о столь вопиющем факте нельзя просто забыть. Нужно понять, что произошло. И быть готовыми к новым случаям вражды и неповиновения!

— Я расскажу всем ученым о причинах побега, когда смогу узнать о них сам, — пообещал Повелитель Драконов.

— Боги будут благодарны тебе, мудрейший, — с шипением отступил Двухвост. — Ты позволишь посетить твои угодья и глянуть на бунтарей самолично?

— Ты мне не доверяешь, Двухвост? — удивился Дракон.

Бог тут же ответил импульсом почтения и уважения — он не искал вражды с собеседником. Но все-таки добавил:

— Твоя лилия обещает цивилизации великую новую силу, мудрейший. Мы должны хорошо подумать, кому доверять управление этой силой. Довериться рабам — или творить будущее по своей воле…

Гость уполз к своему дракону, оставив ученого в тяжких раздумьях.

Бунт? Его создания? Против него? Нет, конечно же, это невозможно! Этому, несомненно, есть понятное, разумное объяснение… Однако здесь его не найти. Нужно возвращаться!

В тот же миг слухачи рода Кетсоатль, услышав короткое сообщение для Растущего из рода Ари, тут же перекинули его в род Толобам, те — Истучам, Истучи — уже самим ариям. Не успел Повелитель Драконов улечься снова, как по той же цепочке пришел ответ на пожелание как можно быстрее найти беглянку. Зеленец лаконично сообщил: «Растущий спит».

Это означало, что в угодья Дракона все-таки пробралась суровая северная зима.

Разумеется, молодой бог вполне мог улететь на юг и переждать зиму в более теплых краях, мог приказать рабам согреть гнездовье кострами, либо утеплить для него только нору — просто своими телами. Именно так поступали многие повелители, обитающие в холодных землях. Вот только зачем это нужно? Родильное древо на зиму засыпало под лапником и травой, которой его заботливо укрывали смертные, под пышными сугробами, которые они же старательно подправляли. Другими научными изысканиями Растущий особо не увлекался. Так что ему делать хоть на чужбине, хоть в своем гнездовье? Проще заснуть, чтобы бодрому и сильному вернуться к жизни вместе с первой весенней травой и набухающими на ветках почками.

В гнездовье у Родильного древа, конечно же, оставались и нуары, чтобы следить за порядком, и другие слуги. Вот только слухачи до них докричаться не могли — разум двуногих слишком слаб, чтобы различать речь богов на таком удалении. Дракона с вестником туда тоже не отправишь — ящеры засыпают в мороз даже раньше своих повелителей. Крылья большие, сердце сильное, кровь по жилам бежит быстро — холод разносит так стремительно, что прямо в полете недолго окаменеть.

Зимой, когда с неба начинают сыпаться первые снежинки, сила в северных землях переходит от тех, кто крупнее, быстрее, умнее и выносливее, к тем, кто способен обогреваться только собственным, внутренним теплом.

— Отправь в его гнездовье слухача, нуаров и смертных, сколько сможешь, Зеленец, — попросил Дракон. — Пешком. Мне очень важно найти эту глупую беглянку!

Свет костра наполнял жилище призраками: темные тени, вытягиваясь от торчащих из поленницы валежин, от подвешенных к крыше корзин, от оставленной у стены лесенки, сплетенной из гибких, но невероятно прочных сосновых корней, плясали, изгибались, ползали по стенам и кровле, тянулись кривыми лапами к спящей женщине и к самому беглому кормителю. Однако всех их объединяло одно: они были накрепко привязаны ногами к вещам, от которых росли, а потому не вызывали у молодого мужчины никакого опасения. Негромко мурлыкая себе под нос, Сахун мазнул обмотку трещины рыбьим клеем, потом развел кончики можжевелового древка, вставил в них сколотый на острие наконечник и осторожно, стараясь не порезаться об острый, как лист осоки, камень, принялся заматывать тонким влажным ремешком.

Поначалу юноша не испытывал особого желания делать столь сложное оружие. Для того, чтобы отогнать мелких лис и даже крупных ящеров, ему вполне хватало заточенной слеги. Ею он и камни ворочал, и местного мордатика в распахнутую пасть ткнул, когда тот решил перекусить безобидной с виду добычей… В итоге — сам стал вкусным обедом и новыми штанами для Сахуна и Волерики.

Но зима изменила многое. Речные ставни оказались недоступны — после первых серьезных морозов достать рыбу из-подо льда уже не получалось. Заготовленные перед самыми холодами сушеные грибы кончались с пугающей стремительностью. Вся надежда осталась только на охоту. А пробить шкуру встреченному зверю — это совсем не то, что палкой по морде настучать или в пасть ею же ткнуть. Тут просто заточенной деревяшкой не обойдешься.

К тому же, Сахуну очень быстро надоело раз за разом накалывать себе новые резаки. Проще показалось сделать один, но уж действительно крепкий, красивый и удобный. После нескольких попыток выбрать самый удобный резак, таковых у юноши оказалось целых три: длинный — чтобы резать крупные куски мяса, маленький — потрошить рыбу и кроить кожу, большой и тяжелый на короткой палке — рубить ветки и деревья. И теперь длинная палка с каменным наконечником становилась его четвертым «резаком».

Привыкший за свою жизнь к тому, что все деревянные миски, ложки, слеги, опоры, гамаки и перекрытия отрастают сами, а любые, даже самые страшные звери покорно исполняют волю нуаров и уныло бредут на убой, бывший кормитель просто не знал слов «топор» или «копье». Подобные инструменты не требовались ни в одном гнездовье, и даже ассегаи скотников куда больше напоминали очень длинные мечи с длинными же рукоятями, нежели то, что он сейчас сделал.