Классно быть Богом (Good to Be God) - Тибор Фишер

– Каждый может сорваться. И потом, я же пастор. Духовник. При мне плакать не стыдно.

– Никакой ты не пастор.

– Еще какой пастор! Ты просто не знаешь.

– Горас был слишком добрым и великодушным. Многие люди, оказавшиеся на улице, попали туда потому, что совершили какую-то ошибку. Горас был слишком великодушным.

Он мог бы жить у меня, но ему не хотелось меня стеснять.

Потом Дейв говорит, что может меня познакомить с одним врачом. Он из Бразилии. Хирург по пластическим операциям. Не очень честный, как я и просил. Мне не хватает духу ответить Дейву, что я передумал. Для осуществления задуманного мною чуда мне не нужен нечестный врач. А нужен, наоборот, честный.

– Этот парень, который врач, тот еще прощелыга. Не знаю, что там у тебя за дела, но если будешь к нему обращаться, я тебе очень советую поторопиться. Ему явно недолго ходить на свободе.

Я увидел собаку, только когда она подошла совсем близко. Если вас спросят, что делать, когда на вас нападает огромный агрессивный пес, вы, я думаю, сможете предложить несколько действенных способов самозащиты, но когда агрессивный огромный пес нападает на самом деле, у вас просто нет времени, чтобы спокойно обдумать план действий.

Нас разделяет буквально пять-шесть шагов. Пес яростно лает. Огромная, свирепая зверюга. Этакий пес-культурист, набитый стероидами и сырыми бифштексами. Я медленно пячусь, стараясь не делать резких движений. Я где-то читал, что к собакам нельзя поворачиваться спиной. И нельзя убегать. Я пячусь, пес наступает. Но дистанцию не сокращает. Похоже, он не собирается нападать. До меня постепенно доходит, что зверь вовсе не злой и не настолько опасный, как мне показалось сначала: он просто делает то, что, по его разумению, должен делать всякий уважающий себя пес. Наверное, он просто выбежал со двора через дырку в заборе или через незапертую калитку и решил, что часть улицы, примыкающая к забору, это тоже его территория.

Краем глаза я вижу, что Дейв проворно забрался на дерево, на которое я бы не смог вскарабкаться даже с помощью лестницы.

– Вот так всегда и бывает, стоит забыть пистолет в машине.

Дейв поставил машину за углом. Мы как раз шли к тому самому бесчестному бразильцу, когда на нас выскочил этот пес. Кстати, пес перестал лаять и теперь просто смотрит на меня.

Он – на меня, я – на него. Видно, что зверь очень сильный, с крепкими мышцами. Видимо, он и вправду сбежал со двора, и я даже рад, что Дейв забыл пистолет в машине, потому что пес ни в чем не виноват. Виноват его хозяин.

Собак я люблю. То есть, конечно, не всех подряд. Собаки бывают разные. Иногда попадаются очень противные, злобные, шумные, с гадким характером. Они, разумеется, не вызывают симпатии. Даже наоборот. Но, в общем и целом, собак я люблю. И даже не потому, что они преданы человеку, а потому что собаки, в отличие от кошек, готовы служить, причем делают это охотно. И, самое главное, собаки не боятся казаться смешными – опять же, в отличие от кошек. Собаки с готовностью выставляют себя в глупом свете, чтобы посмешить стаю. Собака – друг человека. А для чего человеку друзья? Для того чтобы рядом был кто-то, кто нас понимает. Кто всегда нас поддержит. Да, безусловно. Но безрассудства и глупости близких друзей – они нужны нам не меньше, чем их понимание и поддержка. Напился в хлам и обольстил прекрасную даму, страшную, как смертный грех? Втайне от жены потратил все сбережения на сувениры с символикой любимого спортивного клуба (которые оказались подделкой)? Взялся менять электропроводку и в результате устроил пожар? Мы всегда благодарны тому, кто дает нам возможность как следует посмеяться. Каждый должен совершить свою долю глупостей, выступив клоуном для окружающих.

Пес стоит и облизывается. Мы с ним таращимся друг на друга. Псу явно скучно. Мы оба не знаем, что делать дальше. Я даже не буду пытаться вернуться к машине – ни за что не решусь пройти мимо этого лохматого чудовища, – но, с другой стороны, не могу же я вечно пятиться задом. В общем, надо что-то решать.

– Когда я найду хозяина… – шипит Дейв со своей ветки. Я вижу, какое у него лицо, и понимаю, что то состояние, которое я полагал для себя крайней степенью ярости, было всего лишь гипертрофированным недовольством: чрезмерной досадой и не более того. Ярость Дейва – это ядерный взрыв. Глобальный катаклизм. Стихийная сила, которая сметает все на своем пути и не видит особой разницы между мишенью и всем остальным.

Во дворе перед домом, который слева, появляется пудель. Со своей безопасной позиции с той стороны сетчатой изгороди он заливисто лает и браво бросается на металлическую сетку. Наше чудовище даже не соизволило взглянуть в сторону этой кудлатой мелочи. Через пару минут во двор выбегает хозяйка пуделя и пытается увести его в дом.

Я кричу ей:

– Вы не знаете, чья это собака?

– Нет, – отвечает она с крыльца.

– А вы не могли бы позвонить… ну, чтобы этого пса забрали? – Я указываю на чудовище.

– Нет. Это не моя собака, – отвечает хозяйка пуделя. Вот так все и закончится. Конец света наступит не из-за того, что какой-нибудь гениальный злодей-мизантроп вдруг решит уничтожить весь мир и придумает, как это сделать. Все будет значительно проще: какой-то ленивый придурок не закроет калитку, и мы все погибнем. Потому что лень всегда побеждает.

Я пытаюсь придумать, как выйти из этого тупикового положения, и тут мимо нас проезжает велосипедист. Причем он ошибочно принимает меня за человека с собакой, а не за человека, которому угрожает собака. Чудовище с лаем бросается следом за велосипедистом, довольное, что у него появилась цель.

Дейв слезает с дерева. Минут десять, не меньше, он рыщет по всей округе, в надежде найти хозяина пса. Его поиски не увенчиваются успехом. Наверное, это и к лучшему. Кстати, как оказалось, мы зря проездили. Бразильца не было дома. На обратном пути до машины Дейв угрюмо молчит.

На стене висит огромный плакат. С плаката таращатся две седовласые бабульки. Вид у обеих смущенный и даже немного испуганный, как будто они не привыкли фотографироваться. Надпись под фотографией сообщает:

“Сестры Фиксико – официальные дилеры Господа Бога”.

– Это крошечная деревенька на востоке Турции. – Гулин рассказывает о поселке, где она родилась. – Скучное, тихое место. В таком месте ты либо живешь всю жизнь, либо сбегаешь оттуда при первой возможности и уже никогда не возвращаешься. – Пару лет Гулин проработала там учительницей младших классов, а потом уехала. – Зимы очень суровые. Иногда весь поселок заносит снегом. Я сильно переживаю за маму.

Хочу забрать ее сюда, но знаешь… деньги и виза… В общем, тут есть свои сложности.

Я готовлю безотказное блюдо, которое невозможно испортить при всем желании; спагетти по-болонски.

Даже если ты не умеешь варить спагетти и делать соус, все равно в общем и целом должно получиться вполне съедобно (разве что за исключением тех случаев, когда спагетти берется готовить Напалм). Я наблюдаю за тем, как в кастрюле кипит вода, слушаю Гулин и размышляю о том, что в последнее время меня одолевают какие-то странные, неправильные воспоминания. Настойчивые воспоминания о несущественных мелочах, о которых (сколько я себя помню) я не помнил вообще никогда. Воспоминания не о событиях, а скорее об отсутствии всяких событий: о том, как я поднимаюсь по лестницам, стою в очередях в супермаркетах, иду по каким-то пустым коридорам, – тусклые, скучные, незначительные эпизоды, которые вдруг вырываются из глубин памяти и поднимаются на поверхность крошечными пузырьками. На удивление яркая скука. Искрометное извержение унылого однообразия. Может быть, я умираю?

– Сиксто говорит, что ты любишь кормить людей.

– Я?! Да я вообще не умею готовить!

– Нет, я имею в виду, что ты кормишь бездомных, раздаешь им еду. Пытаешься помогать людям.

– Хотя это бессмысленно, – говорю я с неожиданной горечью.

– Да, я знаю. И поэтому то, что ты делаешь, так чудесно.

Мы едим спагетти. Я вижу газету, открытую на странице “Развлечения и досуг”, и вдруг понимаю, что у меня не было ни одного настоящего выходного с тех пор, как я приехал в Майами. Ни дня без усиленных размышлений, без волнений по поводу грядущих чудес – ни единого вечера отдыха от себя.

– Может быть, сходим в кино?

– Да, конечно.

– Тогда выбирай, – говорю я, передавая газету Гулин. К счастью, она выбирает фильм, который я выбрал бы сам. Это так раздражает, когда приходится целый час спорить о том, на какой фильм пойти, но на каждого не угодишь, и кто-то один все равно останется недовольным, и потом будет дуться весь вечер и обиженно бубнить, что его заставляют смотреть кино, которое ему совершенно неинтересно. Когда собираешься пойти в кино, очень важно найти подходящую компанию. Давным-давно у меня был роман, который закончился именно из-за несходства во мнениях по поводу кинематографа. У Карлы была совершенно роскошная грудь – самая лучшая из всех, за которые мне удалось подержаться за сорок лет жизни, – но наш роман завершился в тот вечер, когда мы пошли на какой-то французский фильм. Я даже не помню, как он назывался. Помню только, что это был просто кошмарный вечер. Ехать пришлось через весь город. Стоянка у кинотеатра оказалась платной, причем цену там заломили немереную. Фильм, как я и подозревал, был до неприличия претенциозным. Но Кар-ла была от него в восторге. Я видел единственный способ разрешить это непреодолимое разногласие. И мы с Карлой расстались.