Последний долг - Сергей Майоров

Антон пошевелился и застонал. Я посмотрел на него, выругался и прошел в другую комнату. Там среди разворочанных мной вещей на полу валялся диктофон. Компактный, последней модели, с кассетой внутри. Очень интересно было бы послушать, что Антон на него записывал, но тратить время на это сейчас я не мог, а чистых кассет в его вещах не заметил. Я включил запись, сунул диктофон под свитер, на живот, и вернулся в другую комнату.

Антон словно дожидался меня и, как только я появился, принялся громко стонать:

— Бля, нога… Я ногу сломал! Надо врача вызвать. А-а, как болит!

Я сел и закурил его «мальборо-лайт». Антон попытался приподняться и ударился затылком о батарею.

— Что ты смотришь? Вызови врача, я же не могу так!

— Счас! — Я усмехнулся и выпустил было дым колечком, не получилось. — Счас я тебя сам в больницу отвезу.

Он выругался. Так же витиевато, как когда его назвали по радио Кокосом. Я подумал, что прозвище ему здорово подходит. Не знаю, за что он его получил, но форма головы, если смотреть сбоку, сразу напоминает коксовый орех.

— Слышь, Кокос! А за что тебя Кокосом прозвали?

Он послал меня туда же, куда послал бы и любой другой на его месте. И попытался снова приподняться и рассмотреть свою ногу.

— Можешь не переживать, она сломана, — доброжелательно сказал я.

Он опять выругался.

Я сел около него, рывком, чуть не отправив его в беспамятство, развернул правую ногу к себе и рассмотрел. Моих познаний в медицине хватило только на то, чтобы определить, что там, похоже, закрытый перелом.

— Значит, так. — Я сел обратно в кресло, и мы первый раз за сегодняшнюю встречу посмотрели друг другу в глаза. — Значит, так. Слушай меня внимательно. Зачем я сюда пришел, ты уже давно понял. Если будешь разыгрывать непонимание, хуже будет. У меня времени много, я и подождать могу. А вот тебе доктор нужен срочно. До гангрены. Если будешь хорошо себя вести, я вызову. Вопросов у меня немного. Вы слегка просчитались, ребята… Понятно, Кокос? В качестве поощрительной премии я могу тебе выделить стакан коньяка. Если у тебя, конечно, есть коньяк и ты начнешь говорить. Это помогает. В старину пациента ромом опаивали и операции делали, так что и тебе полегчает… Если правильно себя поведешь, конечно…

— Пошел ты… — отозвался он без особой уверенности, осознав свое положение и понимая, что рассчитывать ему не на что.

— Ты зачем машину новую купил? А, Кокос?

— Тебе хотел подарить!

— Зря. Я советскими не беру. Только иномарки, и желательно немецкие. Можешь у Марголина поинтересоваться, он мои вкусы знает. Ладно, дело к ночи… Или мы будем говорить, или я ложусь спать. Через пару часиков встану посмотреть, что у тебя с ногой. По-моему, она уже начинает синеть, ну-ка, повернись… Да, точно!

Он беспокойно заерзал, пытаясь разглядеть больное место. Я улегся на диване, закинув ноги на спинку, и закурил очередную сигарету.

Удачно все-таки с решеткой получилось. И с ногой…

— Как ты меня нашел? — спросил Кокос через пять минут тишины.

Я выдержал паузу, а потом пожал плечами:

— Молча. У меня ведь в вашей конторе связи остались. Поговорил кое с кем, вот и сказали…

— Не п… ди! Я и не живу здесь совсем, сегодня случайно оказался. И никто этот адрес не знает.

Я снова пожал плечами.

— Лика, что ли, наболтала? Я ее один раз здесь…

— Можешь не продолжать. Я давно знаю, как ее на самом деле зовут и кто она такая. А она, кстати, в курсе, какую судьбу вы ей уготовили.

Он замолчал минут на двадцать. Пока в соседней комнате не зазвонил телефон.

— Это Марголин, — встрепенулся Кокос, и я сразу понял, что он врет, не так уж и умело это у него получалось. — Мы договаривались встретиться. Если я не отвечу, он приедет сюда.

— Ага, — равнодушно отозвался я и сплюнул на пол. — Вот приедет, тогда и посмотрим.

Я давно хотел с ним увидеться. Соскучился по Иванычу. Хороший он мужик.

Телефон после короткой паузы зазвонил снова.

— А хочешь, я отвечу? Вот только если у этого твоего Марголина. окажется женский голос, я тебе вторую ногу сломаю.

Я сбросил ноги со спинки дивана. Антон сердито засопел.

Я принял прежнее положение.

— Не собирался ты с ним сегодня встречаться. Баба тебе какая-нибудь звонит. Ничего, позвонит-позвонит и бросит. Найдется кому ее утешить. И потом… Даже если сюда все ваше «Оцепление» явится, так они твою дверь до утра штурмовать будут. А мне минуты хватит, чтобы тебя мочкануть. Мне ведь терять нечего, на мне вашими стараниями два «мокряка» висят. Если меня здесь застукают, в такой-то ситуации, никаких оправданий слушать не станут, сразу самого завалят. Так что я уж тебя с собой прихвачу. За компанию, чтоб по справедливости было.

Он молчал. Крыть ему было нечем. И нога, видимо, болела у него все сильнее.

— Что ты хочешь? — наконец спросил он.

— Правду. Одну только правду и ничего, кроме правды. А дальше посмотрим.

— Правду… Зачем она тебе нужна, эта правда? От нее одни неприятности.

— Ничего, я переживу.

— Я тебе дам совет. Единственный, который тебе поможет. Только сначала налей мне стакан. Я… Я не могу больше так! Там, в баре, есть и виски, и коньяк. Налей хоть полстакана!

Я закинул руки за голову и закрыл глаза. Кокос выругался.

— Послушай! Тебе бежать надо! Тут такая заморочка… Через день-два по всему городу стрельба начнется. У тебя же деньги есть, я еще добавлю. Сколько тебе надо? Скажи сколько, я дам! У меня есть. Десять, двадцать тысяч… Сколько?

— Нисколько. Я уже сказал, что мне нужно. Я тебя не тороплю, лежи спокойно и думай. И фуфло какое-нибудь на уши себе навесить я не дам. Все проверю и потом вызову тебе доктора. Мне спешить некуда, здесь меня искать никто не станет. А ты, если у тебя ног запасных много, можешь молчать. Только смотри, тебе скоро не хирург, а патологоанатом уже понадобится.

Он снова бессильно выругался. Звякнул наручниками. Я затянул их на совесть, руки у него скоро затекут. А я буду лежать на диване, курить его сигареты и ждать. И никакие угрызения совести мучить меня не будут. Ни сейчас, ни потом.

— Что тебя интересует? Я промолчал.

— Пойми, я ведь сам такой же исполнитель!

— Совсем такой же? Бедненький, как мне тебя жалко!

— Ну нет, не такой же, конечно, но я ничего не решаю! Что сказали мне, то и делаю. Чего ты на меня так… Был бы на моем месте, сам бы так же и делал!

— Вряд ли. Это ты, не подумав, сказал.

— Спрашивай, я буду отвечать. Чего знаю, конечно!

— Кто такой Марголин?

— Честно, не знаю! Я его первый раз увидел, когда вся эта операция готовилась. Он человек Кацмана. Про него никто ничего не знает. Даже фамилия, наверное, не настоящая.

— Телефон? У него же есть трубка.

— Не знаю, он мне всегда сам звонил.

— Так не бывает.

— Ну, у меня был номер, который тебе давали. Где его офис якобы находился! Но ты же знаешь, там сейчас ничего нет!

— Допустим. Когда ты его последний раз видел?

— Да уже неделю не видел! На хрен мне с ним встречаться? Еще до того, как вся эта стрельба началась.

— Ладно, допустим… Пока. Кто Леню убил?

— Что? Какого Леню?

— Большого.

— Не знаю. Думаю, сам Марголин. Меня там не было! Ты пойми, Леня этим домом на Рыбацкой часто пользовался. У нас же с ним были общие…

— Проекты?

— Ну, типа того. Горохов раньше с ним работал, с «хабаровскими». Я сам толком не знаю, там столько всего наворочено!

— Зачем Леню убрали? Чтобы стравить Гай-макова с «хабаровскими»?

— Да.

— Кому это надо?

— Не знаю!

— Кацману?

— Нет, за ним какие-то люди стоят, я их не знаю. Да я же сам никто, откуда мне такие вещи знать! Что ты думаешь, они обо всем рассказывают? Мне сказали, я и делал!

— Какое отношение я имею к Гаймакову? Вы же через пару дней собирались меня Братишке сдать. А почему он должен был из-за меня сцепиться с Гаймаковым?

— Ты с Шубиным встречался, а он — человек Гаймакова, это все знают. Ты бывший мент, а он только ментов к себе берет. И еще… когда Бабко посадили и тебя из Гостинки убрали, Марголин слух пустил, что это ты его ментам сдал и пришлось тебя уволить. Ребята на тебя обиделись и решили, что ты переметнулся к Гаймакову. А машина, которой ты пользовался, «ауди», знаешь чья? Гаймаковского бригадира. Он отдыхать уехал, машину в гараже оставил. Марголин сделал ей липовые номера и документы. Так, по улицам ездить можно, а если серьезно копнуть, сразу разберутся. В общем, все давно думают — разборка, полгода уже. И все знали, что рано или поздно один другого замочит, они там что-то серьезное поделить не могли. Я не знаю что…

— Кто все это придумал?

— Я не знаю…

— Кто? — Я вскочил с дивана и подошел к Антону, всем своим видом показывая решимость добиться ответа любым способом. — Говори, падла!

Я схватил за ботинок сломанной ноги, и Антон вскрикнул.

— Говори! Или я сейчас начну ее крутить. Медленно, пока кость наружу не вылезет. А потом сделаю то же самое со второй ногой! Ты мне веришь, ублюдок?