Сидр для бедняков - Хелла Хассе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запели псалмы. Все встали. «Благословен будь, первенец времен» — волнующий псалом, стекла дрожали от его звуков. Прихожане сели, склонив голову и погрузившись в молитву «от сердца к сердцу». Да, и мне тоже было что им сказать. После окончания службы все устремились на улицу, и я тоже, остановившись, однако, у выхода, чтобы увидеть кого-то. Кого? Мне следовало бы знать: никого,
Я сразу же отправился за город, в Патерсволде. Пообедал в «Двух провинциях». Потом взял напрокат лодку и стал грести к озеру. Было тихо. Я сложил весла и лег на спину, предоставив лодку волнам. Издалека доносился шум города, ближе, на дамбе, трещали мотоциклы, но я не обращал на них внимания. Под днищем зашуршала земля. Лодка уткнулась носом в небольшой островок. Я вышел на берег. Вперед, подумал я и решительно, как следопыт, двинулся сквозь кусты. Через несколько шагов я наткнулся на солдата, который лежал в траве со своей девушкой. Девушку я знал. Это была Али Баккер. Она жила по соседству. Али лежала на спине и испуганно смотрела на меня. Я поздоровался с ней, повернулся и пошел назад к лодке. На обратном пути я смотрел, как островок становится все меньше и меньше, и думал об Али, которая все еще лежала там и, вероятно, нуждалась в помощи.
На лодочную станцию я вернулся только на закате, когда стало заметно холодать. В «Двух провинциях» взвесился на мудреном аппарате, который не только указывал вес, но и мог предсказать будущее. Потом отправился в расположенный рядом луна-парк и сел за столик. Подставив лицо ветру, я погрузился в поток сиюминутных ощущений и перестал думать об Али Баккер. Принесли кока-колу. Но глаза Али все еще стояли передо мной — кажется, я не ошибся: девушка была глубоко несчастна.
В парке были качели, карусель, горка для катания, закрытая сейчас, дальше над водой качался цепной мостик. Тихо, дети уже разошлись по домам (пора спать), неподвижно застыли качели, и только у воды толпилась группа мужчин и женщин, они толкались, дергали друг друга за руки, взвизгивали, потом один, самый смелый, перебегал по шаткому цепному мостику на другую сторону, останавливался с победоносной улыбкой и большими скачками возвращался обратно, уступая место следующему. Каждому хотелось испробовать эту забаву один раз, потом другой и третий, пока кто-нибудь не оступался и не падал в воду, вызывая взрыв оглушительного хохота. И тут я увидел Регину.
Она стояла немного поодаль, спиной ко мне. Ей не хотелось ничего пропустить, и в то же время она отходила в сторонку, чтобы уступить место очередному прыгуну. Когда раздался новый взрыв хохота, Регина обернулась и посмотрела прямо на меня…
Она меня не знала. И все-таки посмотрела. Потом оглянулась еще раз. Я сделал ей знак рукой, что она тоже должна рискнуть и перебежать через мост. Она улыбнулась, но моему совету не последовала. Во время всего этого веселья я наблюдал за ней, и, когда вся компания отправилась в ресторан ужинать, тоже встал и тоже вошел в ресторан, сев таким образом, чтобы Регина могла меня увидеть, и снова поймал ее мягкий, парящий взгляд… Я вышел. Мой велосипед так и лежал на обочине дороги; уже совсем стемнело, под деревьями стояла их машина, фирменный фургончик, на который я вначале не обратил внимания.
Доехав до Элде, я повернул обратно; у ресторана уже никого не было. Я записал в записную книжку название фирмы, которой принадлежала машина, и привел в порядок свои заметки. В ту ночь я спал крепко.
Когда я проснулся на следующее утро, солнце уже заглядывало в комнату. Я думал о Регине. Во сне я отчетливо видел ее фигуру, руки, заложенные за спину как бы в ожидании чего-то. Меня? Я был взволнован, но, как только встал, ее образ расплылся, я больше не мог удержать его в памяти. Посмотрел из окна вниз на лабиринт улиц, где в этот ранний час несколько человек пытались отыскать центр — кривое зеркало. Со своего наблюдательного пункта я мог бы указать им дорогу.
После завтрака я выехал из дому, на велосипеде. Великое переселение на юг уже началось: родители с детьми на багажнике, веселые спортивного вида девушки; я влился в общий поток и нажал на педали. В каждой женщине мне чудилась Регина; поездка на велосипеде превратилась в паломничество, в крестовый поход во имя Регины. Так или иначе я старался ради нее и потому гнал во всю мочь.
У Юббены я свернул с шоссе и затрясся по проселку в направлении Тарло. Здесь воскресенье чувствовалось больше. На деревенской площади стояла группа стариков, занятых бросанием камешков, видимо, это была какая-то местная игра. Из Тарло я направился в Аудемолен, постоял на мосту через Аа, посмотрел на воду и поплевал вниз, а оттуда прямым ходом назад в город. Вернулся я уже после полудня, улицы казались новыми — обновленная земля. Мефрау Постма дома не было, и, воспользовавшись случаем, я принял ванну, затем повесил ее нейлоны на место и опять вышел на улицу. Прогуливаясь по Херестраат, я разглядывал девушек, но видел одну Регину. О Регина!
Вечером пошел в кино. Из записной книжки: Второй день пасхи, 7.15, они в луна-парке (сон). Запускают воздушные змеи. Мефрау Постма тоже здесь. Ее змей поднимается на туго натянутой бечевке выше всех, но тут ко мне подходит Икс (Регина) со сломанным змеем, на ее глазах слезы. Я привожу змея в порядок, и он взмывает в воздух — еще выше, чем змей мефрау Постма. Кафе «Таламини» снова открыто. Видел Аделхейд и прошел мимо. Вот. Девушки без совести и чести (кинофильм).
На следующий день я снова стоял у сверлильного станка, как и каждый понедельник.
— Во вторник будет короткий день, — сообщил ван Эс.
Он был доволен, я успокоился. Я всегда успокаиваюсь во время работы. Закрепил заготовку, опустил сверло, плеснул на заготовку воды из чайника и принялся за работу, раздумывая, как бы приспособить автоматический подвод воды: резиновая трубка и пульверизатор, подающий воду, как только сверло коснется заготовки.
Я сходил за заготовками и принес сразу тридцать штук. Сколько смог унести, столько и взял у ван Эса, потом стал сверлить: одну заготовку за другой, шесть отверстий в каждой, обычная работа, ею я занимался и в это утро. Работа отвлекала меня от необдуманных поступков, и хорошо, потому что всегда нужно держать себя под контролем, а во время работы можно спокойно поразмыслить. Пошутить мимоходом с ван Эсом, с Мартини, который начал учить меня сварке, и я хорошо помню, что был спокоен и уравновешен всю неделю, в том числе и после работы. Не было гонки по улицам, чтобы увидать, как некоторые девушки возвращаются домой. Сразу после работы я шел в свою комнату, мылся, переодевался, ел и оставался дома. Спокойная жизнь.
В субботу после обеда я отправился в Делфзейл, на автобусе. Так проще: плати и поезжай. Был тихий, задумчивый день. Я стоял на дамбе и смотрел на море, на маленький пляж. Юные матери с детьми. Потом пошел в сторону химического комбината «Сода», по светлой глади намытого песка, белого как облако и твердого как камень. Вид промышленных гигантов всегда пробуждает во мне ощущение силы. Это мое будущее, думаю я. Непрерывное производство. Нет ничего прекраснее заводов с непрерывным производством. Организм, который трудится день и ночь, в выходные и праздничные дни, — разве можно себе представить что-нибудь более величественное! Какое чувство долга! Есть люди, для которых неделя состоит только из двух дней — субботы и воскресенья; в эти дни им хорошо. Хотя что тут хорошего? Существование этих людей расколото надвое. Они не знают, куда себя деть. Веселятся изо всех сил, но за весельем таится скука. Они из тех, кто лежит, сняв ботинки, на диване и спит. Я не люблю лежебок. Есть люди, которые всегда бодрствуют, и я хотел бы относить себя к ним, я не сплю. Я понимаю, что такое величие.
Через неделю, напустив на себя взрослый вид, я вошел в магазин фирмы «Реес» и спросил у продавщицы, можно ли видеть господина Рееса.
— Господина Рееса не существует, — улыбнулась продавщица.
Меня это не смутило, и я спросил человека, который приезжал в понедельник на пасху в Патерсволде на машине с надписью «Фирма «Реес», хозяйственные товары».
— С женой и дочерью, — крикнул я вслед продавщице, которая уже направилась в заднюю комнату.
Я остался в магазине один. (К вашим услугам, менеер!) Окинул взглядом кастрюли и сковородки и принялся расхаживать по помещению, заложив руки за спину; наконец появилась продавщица и с ней мужчина, которого я разыскивал. Он слегка поклонился, свободно опустив руки вдоль тела, и спросил, чем может быть полезен. Господин Рейнтьес. Он был сама корректность, я тоже. Я подал ему руку, представился и спросил имя и адрес его дочери. Более того, попросил ее руки.
Он был ошеломлен. Кажется, даже толком не понимал, что говорит, но самое главное, он не рассердился. Только задал мне несколько вопросов, на которые я весьма ловко ответил. В конце концов он даже рассмеялся и отпустил меня с уверением (видимо, почувствовал ко мне расположение и даже положил руку на плечо), что если я хочу ухаживать за его дочерью, то он не будет мне чинить никаких препятствий. На улице я вдруг пожалел, что не договорился сразу же о встрече с Региной, и расстроился. Но все-таки я был доволен, что узнал ее адрес, и совсем утешился при мысли, что из меня мог бы получиться ловкий мошенник и что если серьезные обстоятельства потребуют от меня согласия или решения, то окружающим придется считаться с последствиями.