Современное христианское мифотворчество и разрушение мифов - Павел Бегичев

• живое (Деян. 7:38),

• действенное (Евр. 4:12),

• пребывающее (1 Пет. 1:23),

• судящее сердце (Евр. 4:12),

• святое (Пс. 104:42),

• священное (2 Тим. 3:15),

• пребывает вечно (Ис. 40:8),

• вечное (Пс. 118:89),

• провидящее (это слово в других текстах употребляется только по отношению к Богу) Гал. 3:8),

• праведное (Пс. 18:8-10),

• добро, благо (Пс. 118:39),

• небесное (Пс. 118:89),

• весьма чисто (Пс. 118:140),

• выше даже имени Божьего (Пс. 137:2)

• и т. д.

Бог даже не стыдится отождествиться с Писанием, говоря, что оно предвозвестило нечто Аврааму (Гал. 3:8). Хотя мы знаем, что у Авраама не было и не могло быть Писания. Подобным же образом, апостол Павел считал, что Писание нечто говорило фараону (Рим. 9:17). Поэтому не стоит думать, что общение с «текстом» — это что-то низкое и недостойное «высоких отношений». Через маленькие, чёрненькие буковки текста Библии с нами разговаривает Сам Бог.

Писание — это Слово Божие, а не простое описание святым человеком своего опыта общения с Богом. Даже истинный опыт общения человека с Богом — это не Откровение, а нечто иное. Общение — это диалог, взаимодействие. Откровение — это Божий монолог. Во время этой речи человек замолкает, и смиренно пишет то, что потом будет проповедано.

Да, мы знаем, что не всё, сказанное Богом через Пророков и Апостолов, вошло в Библию, но Писание — это единственное Слово Божье, которое есть у нас на сегодняшний день. После смерти последнего апостола и пророка ни одно слово, вышедшее из под пера человека, больше не является богодухновенным Словом Божьим. Тем более таковым не является религиозный опыт (подробнее об этом см. пункт 3).

Богословие (в том числе и сформированное на Вселенских Соборах) — это не что иное, как попытка систематизировать и истолковать тексты Священного Писания, запечатлевшие именно проповеди (опять же слова, тексты) апостолов: «Апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша». Богословское определение Троицы, это не опыт богообщения Афанасия Великого, не словесное откровение, данное Богом александрийскому епископу, это гениальная попытка учителя Церкви собрать воедино всё, что Библия говорит о Божественности Отца, Сына и Святого Духа.

По определению, богословие должно быть основано на Слове, на тексте.

2. Сами апостолы ставили свой религиозный опыт ниже общения с текстом Писания.

Джон Макартур пишет о религиозном опыте апостола Петра:

Это на самом деле было необычное переживание: Иисус открылся перед ними в Своей славе — в том прославленном виде, в котором Он предстанет при Своём втором пришествии. Апостолы Пётр, Иаков и Иоанн увидали нечто от славы Его второго пришествия, и об этом величии и говорил Пётр во 2 Пет. 1:16. Но строил ли ап. Пётр своё богословие на этом переживании? Читайте дальше во 2 Пет. 1:19–21: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в тёмном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдёт утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым».

Итак, хотя ап. Пётр свидетельствует, что преображение было действительно дивным переживанием, однако, что касается удостоверения его веры, то у него есть нечто более достоверное — откровение Божие, данное через водимых Духом Святым пророков (Дж. Макартур. Харизматики).

Действительно, апостол Пётр назвал Писание более верным, чем истинный религиозный опыт. Он использовал сравнительную степень прилагательного — βεβαιότερον — более крепкое, надёжное, достоверное, несомненное, неизменное.

Клайв Стейплз Льюис (кстати, почитаемый и православными) остроумно подчеркнул разницу между религиозным опытом и богословием:

В какой-то мере я понимаю, почему некоторым людям хотелось бы обойти теологию стороной. Я помню, во время одной моей беседы пожилой офицер, побывавший, видно, во многих переделках, поднялся и сказал: «Мне вся эта болтовня ни к чему. Но, доложу вам, я тоже человек религиозный. Я знаю, что Бог есть. Как-то ночью, когда я был один в пустыне, я чувствовал Его присутствие. Это величайшая тайна. Именно поэтому я не верю всем вашим аккуратным маленьким формулам и догмам о Нём. Да и каждому, кто пережил реальную встречу с Ним, они покажутся жалкими, сухими и ненастоящими».

В каком-то смысле я согласен с этим человеком. Думаю, что, вполне вероятно, он и в самом деле пережил встречу с Богом в той пустыне. Но когда от личного опыта он обратился к христианской доктрине, то, видимо, воспринял это как переход от чего-то реального к менее значительному и настоящему. Наверное, что-то подобное испытывал бы человек, который видел Атлантический океан с берега, а теперь рассматривает его на карте. Сравнимы ли настоящие океанские волны с куском раскрашенной бумаги? …Если вы хотите куда-то отправиться, карта будет вам совершенно необходима. Пока вы довольствуетесь прогулками по берегу, впитывать в себя зрелище океана гораздо приятнее, чем рассматривать карту. Но пожелай вы отправиться в Америку, она будет вам несравненно полезнее, чем опыт ваших прогулок (К. С. Льюис. Просто христианство).

Мистическое общение с Богом, будучи невербальным, несловесным никак не может служить основанием для богословия. Богословие — это чисто филологические тонкости между понятиями «сущность/ипостась», «единосущный/подобосущный» и т. д. Мистик же не получает Откровения, но переживает чувственную связь с Богом. Строить богословие на его опыте (пусть даже истинном), это всё равно, что пытаться написать учебник по высшей математике, руководствуясь выступлением мастера пантомимы.

Впрочем, протестанты не хуже православных любят говорить о своём опыте общения с Богом, начиная с Лютера, заканчивая последним наркоманом из центра реабилитации, преображённым силой Божьей благодати. Нам есть, что рассказать о том, что именно сделал в нашей жизни Господь, но не на этом строится наше богословие. Богословие строится на Слове, которое вернее даже фаворского апостольского опыта.

3. Даже отцы Церкви, распознавая канон Писания, признавали разницу в авторитете между Писанием Апостолов и своими творениями.

Если бы этой разницы не было, то не было бы и нужды в распознании канона.

Из списка канонических книг были изъяты не столько откровенно еретические книги, сколько именно небогодухновенные! Некоторые из них были очень хороши. Чем плох, к примеру, Пастырь Герма? Да ничем! Он не вошёл в канон не потому, что он противоречит христианскому духовному опыту, а только потому, что этот текст не был «выдохнут Богом», это был именно человеческий опыт, а не Слово Божие (см. пункт первый).

Поэтому, когда Григорий Флоровский пишет: «Предание есть непрерывное присутствие в Церкви духа Святого, непрерывное Божие водительство и просвещение. Церковь не связана буквой. Она движется вперёд, ведомая Духом. Дух Истины, Тот, Который «глаголал пророки», Тот, Который вёл апостолов — Тот же Дух и ныне ведёт Церковь от славы к славе, ко всё более полному пониманию божественной Истины», — мы должны возразить: Дух Божий действительно Тот же. Но после смерти апостолов и пророков действует Он в Церкви иначе. Он уже не передаёт нам информацию догматического характера. Вся Истина уже была сообщена Им в I веке по Рождеству Христову. Эта Истина уже была «предана святым» (Иуд. 3), то есть передана окончательно, раз и навсегда.

Обратите также внимание на решающее значение слова «однажды» в стихе 3 Послания Иуды. Здесь греческое слово подразумевает нечто, уже совершившееся (на все времена с постоянными последствиями), что никогда не будет нуждаться в повторении. Поэтому ничего не нужно прибавлять к преподанной «однажды», раз и навсегда, вере.

Дж. Лаулор. написавший превосходное толкование на Послание Иуды. сделал следующее замечание:

«Христианская вера неизменна, хотя при этом представители каждого поколения нуждаются в индивидуальных поисках её, в личном обретении веры и жизни по ней. Однако из этого следует, что всякое вновь возникающее учение (хотя, казалось бы, что его обоснованность и можно было бы отстаивать) есть ложное учение, так как все попытки прибавить какое-либо дополнительное откровение к тому, которое уже было дано Богом и запечатлено в содержащем только истину Священном Писании, есть ложные притязания и должны быть отвержены» (George L. Lawlor, Translation and Exposition of the Epistle to Jude [Philadelphia: Presbyterian and Reformed Publishing Co., 1959], p. 45.).

Богослов Ф. Ф. Брус соглашается с Дж. Лаулором, что всякое дополнительное откровение ложно, независимо от того, «излагается ли оно в книгах, целью которых является вытеснение или дополнение Библии, или же принимает вид сверхбиблейских преданий, выдаваемых служителями церкви за догмы» (F. F. Bruce, The Defense of the Gospel in the New Testament [Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing Co., 1959], p. 80.).