Надменный любовник - Энн Стюарт

— Вы подслушивали нас, — произнес он.

Она вздрогнула, и Бреннан понял, что до этого момента она не .замечала, что он стоит в дверях и смотрит на нее.

— Нет! — воскликнула она и подняла на него глаза. Он увидел блестящие полоски от слез на ее щеках.

— Тогда почему же вы стояли под дверью? — Он вошел в старый сарай, стараясь не обращать внимания на сладкий знакомый запах, так напоминавший ему о доме. Он скучал по деревне, скучал по ферме, больше даже, чем догадывался.

— Я… Я хотела поговорить с вами, — начала Она, пытаясь подняться на ноги в густом сене. Пышные юбки задрались выше колен, открывая белье. Ему бросилась в глаза ее полная грудь, созданная для детей. Для мужчин.

Он выбросил эту мысль из головы.

— О чем, мисс? — сухо спросил он.

— Об этом. — Она разжала кулачок. На руке лежала крупная рубиновая брошь грубой работы.

— Он направился к ней через сарай, в котором не было никого, кроме них двоих. Он твердил себе, что не стоит подходить слишком близко, но подойдя, не мог заставить себя отойтн от нее. Он взял брошь с ее руки:

— Я догадываюсь. Это пропавшая брошь леди Аутри. — Бреннан с минуту смотрел на нее, потом взял и положил в карман. — Это вы стянули ее?

— Конечно, нет! — Флер была возмущена. — Я нашла ее среди моих красок сегодня утром и так испугалась, что не знала, что и подумать. Я даже не сказала Джессамин.

— Почему же? Неужели вы не доверяете своей сестре? — холодно спросил он и сразу же пожалел об этом.

Взгляд, обращенный на него, был полон боли. Он не мог вынести этого.

— Что я такого сделала, что вы презираете меня, сэр? — запинаясь, произнесла она. — Чем я навредила вам? Я не понимаю, почему вы относитесь ко мне с, таким отвращением.

Ее голубые глаза были наполнены влагой. Бреннан был не из тех, кого трогают слезы. Но сейчас ему захотелось нагнуться и коснутся губами ее-мокрой щеки.

— Я не презираю вас, — сухо произнес он. — Вы ничего мне не сделали.

Если он хотел остановить ее, то выбрал неправильные слова. Приглушенно всхлипнув, она оттолкнула его и устремилась к двери.

Следовало отпустить ее. Лучше причинить ей боль сейчас, чем совершить то, что обернется катастрофой для них обоих. Но он не мог вынести этого сдавленного всхлипывания. Бреннан обернулся и схватил ее. Он хотел только извиниться, не более, извиниться как можно мягче. Но она уже была в его объятиях, прижимаясь мокрым от слез лицом к его куртке. Он чувствовал, как содрогалась от всхлипываний ее грудь. Он прижал ее к себе и нагнулся, чтобы поцеловать, а она подняла к нему лицо. Он опустил ее на солому, прикрывая своим большим телом, словно хотел защитить от всех бед и неприятностей. Она прижималась к нему, рыдая в его объятиях, как будто знала, что именно у него сможет найти защиту и утешение. И не было места ни долгу. ни сословным различиям, ни истине, ни лжи в этом заброшенном сарае.

Алистэйр, улыбаясь, отступил от дверей сарая. Он был доволен тем, что у него получалось. Бреннан, вне всякого сомнения, самый проворный из всех полицейских, из тех, что следили за ним, и, следовательно, представлял для него наибольшую опасность. Ничто не сможет повредить ему больше, чем запретная любовь к юной невинной леди.

К тому же хорошенькая сестренка Джессамин, была приведена в такое смятение этим полицейским, что он просто не мог не вмешаться. Он прекрасно знал, что его усилия принесут больше вреда, чем пользы. Кроме того, это так славно перемешает все на свете, заставив Джессамин заботиться о своей бедной обеспокоенной сестричке, а Бреннан будет слишком переживать за себя и за нее, чтобы вспомнить о каком-то Коте. Он защищался, не думая о том, чего это будет стоить остальным.

И все-таки они так славно смотрятся вместе: большой грубый полицейский и миниатюрная очаровательная девушка. Как досадно, что злая судьба не даст шанс на счастье этим совсем не подходящим друг для друга любовникам.

Но судьба — ловкий трюкач, Алистэйр прекрасно знал это. И даже если желание этих сердец неосуществимо, память их всегда будет хранить воспоминание о кратком запретном моменте, воспоминание, которое будет согревать их в течение всей жизни.

Он направился к главному зданию, напевая про себя непристойную песенку. По дороге он не встретил ни души и мог надеяться, что тем двоим в заброшенном сарае никто не помешает. Может быть, стоило остаться и проверить, поддастся ли стойкий Бреннан искушению сорвать цветок невинности.

Алистэйр усмехнулся. Это задание он собирается выполнить и сам, а примесь риска и наличие зрителей только прибавят ему удовольствия.

Однако, как заверил его Никодемус, Роберт Бреннан — особенное существо. Порядочный человек — с совестью, моралью, принципами. Всем этим Алистэйр, слава Богу, не страдал. Бреннан, наивный молокосос, возможно, не осмелится уложить порядочную девственницу в сено, как не осмелился бы поднять руку на свою мать. Флер Мэйтланд выйдет из этого сарая нетронутой, но осознав, что она потеряла.

А Роберт Бреннан будет настолько разбит горем, что не сможет здраво рассуждать, когда граф Глэншил уединится в своей комнате «с болями в желудке», а Кот выйдет на промысел на лондонские крыши.

— Я люблю тебя, — тихо произнесла Флер, не сводя с него глаз.

Бреннан отодвинулся от нее, как она и предполагала. Сначала он целовал ее с огненной страстью и несдержанностью, а потом к нему вернулся рассудок. Он сидел перед ней на сене, положив руки на колени, пытаясь отдышаться, не глядя на нее, и она знала, что в следующий раз он оттолкнет ее.

— Я люблю тебя, — повторила она.

Бреннан обернулся и посмотрел на нее.

— Не говори так, милая, — тяжело произнес он. — Ты сама знаешь, что нас ничего хорошего не ждет. Ты же не хочешь, чтобы фермерский сынок лишил тебя невинности в стоге сена. Не внушай себе этого. Ты не такая.

— Я люблю тебя!..

— Прекрати. Ты не знаешь, что такое любовь, — у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты еще ребенок и не знаешь, что в действительности представляет из себя этот мир. — Он злился. — Ты еще ничего не понимаешь, твои глупые мечты принесут нам обоим лишь неприятности.

Она оперлась на локти.

— Не знаю, что представляет собой этот мир? — откликнулась она. — Я жила в Спиталфилдз последние три года. Вместо былой жизни, состоящей из одних привилегий, мы очутились чуть ли не на улице.

— Не дури! Ты не видела настоящей жизни на улицах Лондона.

— Не перебивай меня! — Она была слишком зла, чтобы заботиться об осторожности. — Я пятнадцать лет жила в мире и благополучии в деревне. А потом пришлось переехать в этот отвратительный город, где все вокруг чужое. Джессамин пыталась защищать меня, но она не могла все время быть рядом со мной. Я видела трупы, валяющиеся в канавах, видела людей с перерезанным горлом. Шлюх, которые обслуживали клиентов прямо на улице. Крыс и болезни, разруху и смерть! Я видела все это и даже больше. Я знаю, как женщина может в одну минуту подцепить мужчину, я знаю, что мальчишка может так быстро очистить карман, что никто не заметит. Я видела, как в Спиталфилдз приезжают джентльмены в шикарных экипажах, чтобы найти себе детей для своих изощренных прихотей. Я знаю все это и больше. Боже, как я хотела бы этого не знать! Так что не говори мне, что я не знаю, какова истинная жизнь. Я знаю слишком много обо всем этом.