Сожженные мосты. Часть 1. - Александр Афанасьев

Почти точно такую же пару пистолетов в ящике из красного дерева выложил передо мной на прилавок армяно-иракский торговец. Тоже "Кольт", тоже Хартфорд, только сделанный в спортивном варианте. Пятидюймовый ствол, благородное воронение, никаких новомодных покрытий. Конечно же оружейная сталь, никаких легких сплавов — увесистая вещь. Длинная, массивная прицельная планка со спортивным регулируемым прицелом. На щечки рукоятки классического образца пошел тот же материал, что и на ящик, в котором оба эти пистолета уложены. Серебром мелькают на глубокого синего цвета бархате подкладки шестнадцать патронов.

— За все — тысяча золотых.

Теперь всплеснул руками армянин Ашот

— Аллах свидетель, вы меня грабите. Только из уважения к вашему выбору — две тысячи за все…

А при чем тут Аллах, господин армянско-подданный?

— Сударь, это две цены. Из уважения к вашему уважению и умению выбрать товар — тысяча двести.

Сошлись на одной тысяче шестистах золотых — бешеные деньги, считай полмашины, если не роскошествовать. Но дуэльное оружие дешево никогда не стоило, а исторический "Маузер" — тем более. Хочешь дешевле — в подворотне тебе дешевую японскую дрянь за десяток золотых продадут. Магазин она отстреляет, что потом будет — Аллах его знает.

— Сударь…

Я повернулся к Хусейну

— Да?

— Позвольте мне заплатить. Пусть это будет подарком.

Я покачал головой.

— Хусейн, сколько раз — ко мне можно на "ты" мы не на приеме. Что же касается подарка — дарить дуэльную пару не просто плохая примета, а очень плохая.

Хусейн немного подумал.

— Но в ваших традициях мужчина может отблагодарить за что-то другого мужчину, подарив ему оружие?

Я пожал плечами

— Может.

Хусейн прошелся мимо длинной витрины я внимательно наблюдал за ним. По тому, как человек выбирает оружие, тоже можно кое-что сказать.

— Вот эту извольте…

Еще один плюс в моих глазах. Даже большой плюс. Случись дарить мне — выбрал бы то же самое. Не самое дорогое — здесь есть английские пары ружей, ценой с небольшое поместье. Но смертельно опасное для того, кто попадет на прицел. Скорее спортивная, нежели снайперская винтовка ручной работы, "Мастеръ Тимофей Болотниковъ въ Туле". Классическое ложе из африканского черного дерева, твердое настолько, что вполне можно спутать с пластиком — тем более цвет черный. Длинный, толстый ствол холодной ковки из шведской стали. Обычный затвор, типа Маузер, три боевых упора. Длинный, очень длинный, старого образца прицел большой кратности — не меньше двадцати четырех увеличение и длиной сантиметров сорок. Маленький телескоп. И патрон — триста тридцать восьмой калибр, один из лучших для стрельбы на предельную дальность. Винтовка весит килограммов девять, дульного тормоза никакого, сошки тоже не предусмотрены, из таких винтовок стреляют, подложив под цевье мешок с песком.

— Сударь. Соблаговолите принять в знак моей вечной дружбы — немного напыщенно сказал Хусейн

Я взял винтовку в руки, приложился — как влитая. Хоть и не предполагал… вот и еще одно пополнение к коллекции…

— Ваше Высочество, в таких случаях у русских принято отдариваться…

Провел пальцем по стеклу витрины, выбирая. Выбрал. Наш, родной штатный "Орел", но переделанный, как раз такой, каким пользуются профессионалы из спецвойск. Старая гвардия считает, что новомодные "Браунинги" и плевка не стоят по сравнению с этим. Рукоятки из твердой резины, а не из дерева как на штатном, прицел — три точки, тритиевые вставки, особой формы, чтобы не зацепиться за одежду, при быстром извлечении пистолета из-под одежды. Вместо воронения — особый состав на основе какого-то пластика, за ним не нужно ухаживать и он выдерживает даже многодневное пребывание в кислоте. Удлиненный, десятиместный магазин вместо восьми, тяжелый, пятидюймовый ствол, флажок предохранителя увеличенного размера под обе руки. Десять на двадцать пять Маузер, патрон, которым не раз останавливали медведя.

— Ваше высочество — решил не оставаться в долгу я — думаю, это спасет вашу жизнь вернее, чем телохранители, которыми вы себя окружаете. Этот друг не способен предать!

Обалдевший армянин назвал сразу нормальную цену и даже не сделал попытки торговаться. Видимо, он только сейчас понял, каких посетителей привела судьба в его магазин…

Расплатились чеками, я — Офицерского общества взаимного кредита, Хусейн — Банка Персии. И у меня и у него чековые книжки… слегка потеряли свой вид в результате пребывания в воде, но торговец на это не обратил никакого внимания. 

05 июня 2002 года

Месопотамия, Багдад

Аль-джазира

Аль-джазира[104] — так звали местные этот островок, примыкающий к району Абд Аль-Аввад, промышленному району и, как ни странно — к стадиону, на котором гонки верблюдов проходили чаще чем гонки лошадей. Был он небольшим, заросшим какой-то невысокой местной растительностью и заброшенным. Но самое главное — что он был совсем рядом с городом, даже в черте самого города, в том самом районе где (на берегу, разумеется) традиционно стартовала харитхия. И никому до этого острова не было никакого дела.

Еще одним неоспоримым достоинством было то, что на стадион часто хлопали выстрелы стартовых пистолетов, и никто на выстрелы не обращал никакого внимания…

Ровно без двадцати минут семь по местному времени я и принц Хусейн вышли из машины в районе Джамиль-Вади. Перед тем, как идти на небольшую пристань я запер взятую напрокат машину, огляделся по сторонам. Город уже жил — из-за жары на Востоке принято рано вставать, а рабочий день заканчивается в час дня[105]. По мостам через великий Тигр нескончаемым потоком, подбадривая себя и соседей истеричным гудением клаксонов, текли сотни машин, по Тигру уже плыли баржи, на улицах открылись лавки и магазины. День еще не утвердился в своих правах, Солнце только вставало, одаряя город своими первыми лучами за сегодняшний день. Если бы не эти, вынимающие душу гудки — здесь сигналили по делу и без — было бы тихо…

Несколько лодочников терпеливо ждали у пристани. Вместо лодок у них были обычные для этих мест келеки — этакие плоты, деревянный каркас и сто-сто пятьдесят наполненных воздухом мехов, поддерживаемых всю эту конструкцию на плаву. Поверх каркаса был устроен пол, а на полу — прикреплены скамейки для сидения. Этот плот не изменился за сотни лет, такими или почти такими плотами пользовались еще при Навуходоносоре, и единственным напоминанием о том что на дворе двадцать первый век было то, что теперь плотогон управлял сией конструкцией посредством мотора на вертлюге — на длинном стальном валу был укреплен винт и поворачивая вал с винтом то в одну сторону, то в другую плотогон добивался того, что плот плыл туда, куда надо.

К нашему появлению плотогоны отнеслись весьма безучастно. Тот, кто в восторженных тонах расписывает деловые качества и умение торговаться арабов — не видел ни русских ни евреев.

— Аль-джазира — сказал я, продемонстрировав катеньку[106].

Один из плотогонов приглашающее махнул рукой.

Путешествие было недолгим — примерно полтора километра, плотогон ловко правил лодкой, насвистывая какую-то местную популярную мелодию. Судя по тем взглядам, которые он бросал на чемоданчик из дорогих пород дерева, который я держал в руках, араб обо всем догадался. Но ничего, никаких эмоций по этому он не проявил. Арабы вообще к этому относятся философски, а культура поединков, что рукопашных, что с оружием у них просто отсутствует. У арабов никогда не было стилей рукопашного боя, сжатый для нанесения удара кулак был чужд арабской культуре. Когда то давно, когда только организовывали гимназии, и арабские пацаны сидели в одних классных комнатах с русскими — с этим возникали проблемы. Русские пацаны с детства привыкали мутузить друг друга, и мутузили почем зря, несмотря на наказания. Мутузили они и своих арабских одноклассников — в те времена было за что. А арабы не знали, как ответить. Потом конечно выровнялись — и арабы драться научились, и русские пацаны поняли, что мутузить безответного — нехорошо, не по-пацански. Да и поутихло с тех времен.

Верней, мы думаем что поутихло…

Нас уже ждали. Всего трое — Голицин, невысокий человек в гражданском, судя по всему доктор и еще один казак, из нижних чинов. Между прочим, это было унижение — значит никто из равных ему, никто из аристократов не согласился быть секундантом князя Голицына, представителя одного из лучших родов России.

Уже спрыгивая с келека на песок берега, я понял, что Голицын и сейчас пьян.

— О император Нерон, идущие на смерть приветствуют тебя! — насмешливо вскинул он руку вверх в непонятном жесте.