Рассказы и повести - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветки не хотели гореть. Они только шипели, как рассерженные змеи, и ждали, когда умрет последний желтый язычок огня. И не было больше спичек. И времени, чтобы думать, тоже не было. Васька кинулся животом в мокрую траву и дул, дул так, что в глазах затанцевали зеленые пауки. Пока он дул, огонь держался. Но Васька уже обессилел. Он задохнулся от дыма.
Васька вскочил. Не были слышны голосов! Что там за беда? Что случилось с Лехом? А может… там уж… и живых нет…
Если бы мог Васька разорваться, чтобы и у костра остаться и помчаться туда, на помощь!
Но тут и без разрывания не сберечь огонь. Не отстоять одному костер. Помощь нужна.
Поднял Васька палочки. И увидел, что совсем сжался огонек, погаснет вот-вот.
Ударить он не успел. Отдал палочки огоньку, потому что наступала ночь, а он, Васька, должен был как угодно сохранить костер.
Палочки были сухие. Ведь он их все время держал под рубашкой…
— Вот и все, — кончил Васька печальный рассказ.
Сеня взял его за плечи, и они пошли к шалашу. Васька нес барабан за лямку. Барабан гудел, задевая ветки.
Таня, Галина и Лех шли следом. Сзади брел Игорь, волоча за собой сачок.
— Допрыгался, — сказала ему Галина. — Хорош бы ты был, если бы не Васька.
— Мы-то хоть думали, что с Лехом случилось что-то, — добавила с другого бока Таня. — А ученый наш за жуком помчался, костер бросил.
— Будто первый раз в походе, — ввернула Галина.
Игорь молчал. Потому что был не в первый раз в походе и знал, что дежурному нельзя бросать костер, особенно, если нет больше спичек. Такой в походе закон. Пусть хоть тысячи рогатых жуков ползают вокруг, пусть даже летают рядом тропические бабочки, живущие в лесах Амазонки, где путешествовал Александр Гумбольдт…
Таня догнала Ваську.
— Чего же ты сразу не сказал? — упрекнула она. — Скрывал зачем-то.
— Я хотел…
Он, правда, хотел сказать сразу. Когда пламя охватило палочки и расползлось среди сучьев, он бросился, наконец, следом за всеми на выручку Леху.
Он бехал очень быстро и скоро услышал голоса.
— Он же первый раз один… — говорил Лех. — Он там от страха помрет…
И ничего не сказал Васька. Ведь подумают, что сжег он палочки, потому что испугался.
А он не боялся. Некогда ему было бояться.
И ничего не сказал Васька. Только сказал одно слово:
— Горит.
Это когда Сеня спросил о костре. Ответил Васька и только тут понял, что наделал! Нет у него палочек! Значит, не барабанщик он. Барабанщики не бросают палочки в огонь, это их оружие. И если случится тревога или надо будет дать важный сигнал, что станет делать Васька?..
Когда совсем стемнело, Васька выломал две березовые ветки, оборвал с них листья. Но разве это настоящие палочки? Это все равно, что деревянный наган вместо настоящего пистолета.
Никому не показал он эти два березовых сучка. А когда не признаешься в чем-нибудь сразу, потом в сто раз труднее…
14. Картошка будет в мундире
— Алексей! — сказал Сеня. — Иди-ка сюда.
— Не пойду, — сказал Лех.
— Ну!
— А зачем кулак показывал?
— Иди.
Лех перестал копаться в рюкзаке. Вздохнул. Пошел.
— Свинство это, — тихо проговорил Сеня. — Все из-за тебя. Извинись перед Васькой.
— Буду я еще извиняться… — хмуро сказал Лех. — Новости. Привет с Камчатки… Кастрюлю таскай да еще извиняйся…
Он ушел. Далеко ушел, за деревья.
Васька, сгорбившись, сидел у шалаша.
Сеня вытащил плащ-палатку, начал скручивать в пакет.
— Сеня, — тихо окликнул Васька поднял глаза. — Сеня… Я теперь барабанщик или так просто?
Сеня помолчал. Он мог бы, конечно, ответить сразу, но решил иначе.
— Ладно, — сказал Сеня. — Спросим ребят, быть ли тебе барабанщиком.
Васька посмотрел на ребят. Леха где-то нет. Галина сидит на перевернутой Лехиной кастрюле, что-то пишет в дневнике. Пишет, наверно, как он потерял палочки. Конечно, умная Галина скажет, что незачем второклассника Ваську делать барабанщиком. И Лех скажет, когда придет. А Игорю, наверно, все равно. Вот сидит он на корточках и разжигает костер увеличительным стеклом, которое взял, чтобы рассматривать насекомых. И на Ваську не смотрит. А Таня?
Тане тоже не до Васьки. Она потеряла нож. Все перерыла в шалаше, рюкзаки перетрясла. Ругается:
— Зубами я должна чистить картошку?
— Чисти моим, — предложил Сеня.
— Или моим, — сказал Игорь.
— Вашими ножами только тесто месить! — У меня кухонный.
Она пошла искать Леха. Лех сидел под кустом.
— Рогатина-страхилатина! — гаркнула Таня. — Сейчас ты получишь! Люди картошку ждут, а он ножичком играет. Давай!
Лех не обернулся.
— Не дам, — деловито сказал Лех. — Сваришь в мундире.
Таня подошла ближе, чтобы ухватить упрямого Леха за шиворот. И не ухватила.
С минуту она стояла у него за спиной. И смущенно сказала потом:
— Ладно… Сварю в мундире.
15. Будет много дорог…
Барабанщиков много. Целые миллионы.
Может быть, не стоило рассказывать о барабанщике Ваське. Ведь ничего особенного Васька не сделал. Даже в барабан ударить по-настоящему ему не пришлось ни разу. И если уж быть честным до конца, то мохнатых гусениц Васька боится до сих пор.
О чем же тут говорить?
Но снова звено собирается в поход.
— А Васька? — осторожно спрашивает Таня.
Галина пожимает плечами.
— Что Васька? Надо яснее выражать свои мысли.
— Пустят? — выразил мысль Игорь.
Ваське теперь труднее. Мама приехала из деревни, папа вернулся из командировки. Экзамены у Ольги кончились. За прошлый раз Ваське от Ольги влетело, он ведь не сказал, что уходит с ночевкой.
— Пустят, — ворчит Лех. — Всем гамозом пойдем, потребуем.
— Ну и выражения, — говорит Галина.
…Васька вытаскивает из под кровати рюкзак. Скручивает одеяло. Потом Васька лезет за палочками. Барабан в школе, а скрещенные палочки для барабана висят над Васькиной кроватью, рядом с картой Урала и портретом космонавта Титова. На белом дереве коричневый кружевной узор. Игорь выжег своим увеличительным стеклом. С узором палочки кажутся даже красивее старых, хотя и не такие гладкие. А совсем гладкими сделать барабанные палочки Лех не сумел: ведь у него был только маленький кухонный ножик.
Владислав Крапивин
СИГНАЛ ГОРНИСТА
Рассказ
1
Шёл отряд.
Сухо и рассыпчато стучали два барабана. Знамя хлопало на ветру красное знамя с костром, серпом и молотом.
Раз-два, левой! Топали ноги по травам переулков, по гранитной мостовой Екатерининского спуска, по дощатым шатким мостикам через ручьи и канавы. Кто в стареньких ботинках, кто в самодельных тапочках, а кто и просто босиком. Не привыкать!
Шагал отряд мимо деревянных заборов, мимо церкви на площади, мимо кирпичных лабазов и покосившихся бревенчатых домов.
Гурьбой бежали по обочинам чумазые босые ребятишки, помахал рукой парень в богатырке с голубой кавалерийской звездой. Краснорожий бородатый мироед, придержав у перекрестка подводу, с размаху перекрестился, будто воздух саблей рубил, плюнул и трахнул кулаком по лошадиному крупу. Ну, плюйся, плюйся. Доплюёшься! Теперь тебе не прежние времена.
Шёл отряд, и не уставали барабанщики. Шагали ребята по центральным улицам, по заросшим проулкам окраинной слободы, по лесной дороге, по песчаному берегу озера. День был хороший: облака — будто желтые горы, небо — синее, как море, а озеро — как небо.
У перевернутой самодельной лодки возились двое деревенских пареньков. Услыхали барабанщиков, подняли головы, засмотрелись на знамя, на незнакомых мальчишек в белых рубашках и штанах до колен, с красными платками на шеях, с мотками верёвок и топориками у поясов.
— С городу. Пионеры называются. Батя сказывал, цельный месяц будут в лесу жить.
— А тебе-то чего? Пускай живут, нам не мешают. Ты конопать давай, дело не бросай.
— Я ничо, так. Афанасий Петрович говорит, нехристи они и совести не знают.
— А сам-то он знает? Семь шкур с соседей дерёт.
— Дак я и говорю. Эй, ребята, далеко идёте-то?
— На Гамаюн!
— Хорошее место! В гости приплывём!
— Давайте!
Это Генка крикнул «давайте», Тот, что в третьей шеренге слева. Конечно, не следует кричать в строю, но ведь и не ответить нельзя: нехорошо получится. Да и трудно удержаться, не крикнуть, потому что на душе очень радостно: брызжет солнце, ярко синеет вода, стройно шагают товарищи. Неутомимые барабанщики Петька Бубенчиков и Саня Черноскатов то попеременке, то вместе бьют весёлый походный марш. А за синим лесом, в конце дороги, ждёт мальчишек заваленный гранитными валунами, заросший полуостров с дремучим сказочным названием — Гамаюн.