Тайна сабаев - Владимир Шмельков

– Ты правильно сказал, Коч, мы посмотрим, что нам предложат за нашу добычу, – Холдон одобрительно кивнул. Остальные сабаи закивали в знак согласия.

Бека-Чир слегка повёл рукой, и один из его гуров развернул наполовину свёрток, что лежал на каменном полу, прикрыв от сабаев часть его содержимого. Вождь кыпчанов присел и с торжественным видом выложил из свёртка небольшие куски, похожие на камни цвета увядших листьев. Кусков было немного. Он бросил взгляд на соседей и оценил их реакцию. Те стояли молча, не выражая никаких эмоций. Бека-Чир приподнял край кожи и прибавил к выложенным им кускам точно такие же, только цвета засохшей крови. И те, и другие казались рыхлыми, и с них сыпалась на пол мелкая крошка. Холдон продолжал стоять с невозмутимым видом, как и его сородичи. Только Ллой разглядывал предложенный кыпчанами товар с нескрываемым интересом. Из свёртка следом за цветными кусками были вытащены и положены на обозрение мелкие округлые и почти прозрачные камешки цвета засохшей листвы. В отличие от первых матовых они блестели в лучах Ярка. Если нечто похожее на рыхлые камни Ллою доводилось видеть раньше недалеко от своей бывшей пастои, то последние его удивили. Никогда ещё ему ничего подобного не попадалось на глаза. Он даже не предполагал, что камни, – а он видел сейчас, без сомнения, именно камни, – могут быть прозрачными. Они просвечивали насквозь и включали в себя какие-то прожилки, которые делали их привлекательными на взгляд. Вот только какую из них можно было извлечь пользу, Ллой понять никак не мог. Бека-Чир в это время поднялся и молча указал рукой на то, что лежало рядом со свёртком. Холдон постоял, подумал потом повернулся к своим гурам и оглядел каждого. После этого он также, не говоря ни слова, отделил от принесённого мяса удона несколько крупных кусков и положил их рядом с камнями кыпчанов. Вождь соседей почесал свою пышную бороду, присел на корточки и прибавил к каждой кучке камней ещё понемногу. Холдон подбросил к предложенным кускам мяса ещё один. Кыпчаны переглянулись, и их три кучки подросли. Соответственно стало около них и больше кусков мяса.

– Ты не понимаешь, Холдон, – первым подал голос вождь кыпчанов, – что за эти блестящие ягры нам ещё раньше пришлось отдать вот сколько шкур! – он выставил перед собой пятерню. А шкуры сейчас ценнее мяса!

– Я не вижу шкур, я вижу только маленькую кучку ягров, – урезонил соседа Холдон. – Если бы я видел сейчас шкуры, я бы не стал торговаться. Но я их не вижу. Сабаи, вы видите шкуры? – вождь повернулся к своим охотникам.

– Нет, мы шкур не видим, – ответили все, кроме Алоя. Тот стоял и молчал. Он не мог ничего понять.

– Ягры – не шкуры, Бека-Чир, они не греют, хотя их и породил Ярк. Мы все знаем, что их приносят апшелоки чужих родов, которые живут далеко, далеко, но если б вместо них ты предложил шкуры, хотя бы даже лабсов, мы, сабаи, были бы довольны, но ты нам их не предложил. Добавь ещё живых красок и добавь ягров, тогда заберёшь всё, что мы принесли. Удоны ушли, и мясо теперь тоже стало цениться больше. Прояви благоразумие и не торгуйся.

Кыпчан постоял молча, потом махнул рукой и стукнул себя в грудь.

– Мы хорошие соседи, и в знак уважения я дам вам больше, чем стоило бы дать за мясо. Пусть эти живые краски и эти творения Ярка напоминают вам об уважении кыпчанов. – С этими словами Бека-Чир в очередной раз нагнулся и увеличил все три кучки.

Холдон покачал головой и сказал:

Мы с вами, кыпчаны, – добрые соседи. Сабаи не станут больше торговаться. Живые краски у нас есть пока, и их достаточно, и ягры не согреют в хавой и не накормят, как мясо, но в знак нашего уважения мы всё же отдадим за эту малость всё мясо, что принесли для вас. Вы будете досыта есть много, много дней, пока удача не вернётся к вам. Наша праматерь Мара подсказывает мне, что сабаям стоит пойти кыпчанам на уступку. Все вы должны помнить, как мы вас сегодня выручили – Ярк тому свидетель, – Холдон задрал голову и протянул руки к светилу. Бека-Чир ухмыльнулся и подал знак своим охотникам забирать то, что теперь принадлежало им. Дейб же собрал бережно до мельчайшей крупинки краски с пола на небольшой кусок кожи, а прозрачные камешки двое других охотников забрали в ладонях.

Ллой был удивлён взаимоотношениям сабаев и кыпчанов с их обменом, который ему казался нелепым, если стоять, как он, и внимательно слушать обе стороны. Гуабонги были прямолинейными и не пользовались словоблудием. Их язык был скуп и лаконичен, поэтому кажущийся бессмысленным противоречивый диалог вождей был ему непонятен по сути, хотя речь апшелоков понятной и была.

После того, как товарообмен произошёл, Холдон сообщил кыпчанам, что вара по имени Тэза теперь свободна, и ей нужен бакар, который бы мог её прокормить вместе с малолетним юбуром. Соседи ответили, что если среди них сыщется такой гур, то они дадут об этом знать.

Когда кыпчаны, гружёные большими кусками мяса удона, ушли в направлении родной пастои, и сабаи проводили их взглядами, пока те не скрылись с глаз, Холдон весело начал стучать себя в грудь и подпрыгивать.

– Ловко мы обошлись с кыпчанами! Хой Маре! Хой! Если б они знали, какие у нас запасы, они бы дали нам вот сколько! – рука вождя сжалась в кулак, и из него выставился вперёд указательный палец. – Нам пришлось бы согласиться. Много мяса тоже плохо, от него вонь. Бека-Чир глуп, как амрэк, потому что поверил мне, что у нас остались запасы живых красок, а Дейбу уже нечем творить застенный мир, ведь так, Дейб?

Творец живой стены закивал головой.

– Мне не хватило краски изобразить заднюю ногу лабса, с которым бился Ллой, и я уже начал опасаться, что Мара разгневается. Кыпчаны глупые, ты верно сказал, Холдон. И ягры нам очень нужны – осталось только два хавоя, а у нас всего полчерепа.

– Ты прав, всего только полчерепа.

Холдон и двое гуров, что держали в руках прозрачные камни, удалились в дальний и тёмный конец пастои. Вождь шёл первым и нёс горящую палку. За ними следом отправился Дейб, бережно прижимая к груди кожаный свёрток с красками. Гуры разошлись по пастои и занялись своими делами. У Ллоя накопилось много вопросов, они мучили его, и ему не терпелось от этой муки избавиться. Он принялся под руководством Мбира за изготовление патруга, и долго занимался этим делом молча, хотя старый апшелок частенько обращался к нему, давая советы. Одер Улы заметил, что Ллоя что-то мучает, но не стал расспрашивать о причине его молчаливости – гуабонги были не такими, как апшелоки, их непохожесть в поведении была видна каждому, как и непредсказуемость. Однако сильное тело любого из них при оценке могло перетянуть на чаше весов все изъяны их поведения. Мбир, как и его сородичи, ценил силу и старался не замечать неразговорчивости бакара своей обри, не замечать его слабых житейских навыков и абсолютного незнания обычаев апшелоков, что было, в общем– то, естественно. Старый гур надеялся научить гуабонга, посланного их роду, и его обри всему, что знает сам, и со временем посвятить во все ритуалы сабаев, и явные, и тайные. Он не торопил события потому, что этого делать было нельзя. Он знал, что Ллой ещё будет посвящён во всё. А тем временем Ллой за работой молчал и пыхтел. Он не мог сосредоточиться, и уже несколько раз ударил себя крошем, но не издал при этом ни звука. Наконец, гуабонга прорвало, он не смог больше держать в себе накопившиеся вопросы. При очередном неудачном ударе он бросил заготовку патруга и инструмент на пол и повернул своё скуластое лицо к Мбиру. Тот увидел по его выражению, что гуабонг еле сдерживает свои эмоции. Его волосатое мускулистое тело напряглось, глаза, казалось, впали глубже в глазницы, нижняя челюсть подалась вперёд, а широкие ноздри раздулись.