Далекая музыка дочери Сталина - Светлана Аллилуева

Хозяйство маленького домика было упаковано для переезда в Принстон, в штате Нью-Джерси, – единственный город в Америке, где я знала, как мне жить одной. Соседи сообщили мне, что мой старый дом был снова свободен, и я сделала немедленно же предложение о его покупке. Мне казалось, что там я найду все то же, что я оставила два года назад. Обожаемый № 50, улица Вильсона!

Огромный грузовик компании «Бикенс» погрузил все наше имущество, а дом в Аризоне был поставлен на продажу. Я чувствовала себя разбитой физически и подавленной духовно. Но когда приходит наихудшее, я всегда кажусь спокойной… Доктор X. настаивал, чтобы я возвратилась туда, где у меня были старые друзья; и, как всегда, он был, по-видимому, прав.

Вэс летел с нами до Филадельфии, возвращаясь оттуда немедленно же обратным самолетом. В аэропорту меня встречало такси из Принстона – старый водитель, знакомый по прошедшим годам. В полете мы не разговаривали, но по очереди держали годовалую, смешливую, веселую, как всегда, Ольгу. В Филадельфии мы попрощались, и он быстро зашагал к своим воротам для посадки. Он был бледен, но поцеловал Ольгу и поцеловал меня.

Миссис Райт (как мне рассказывали позже друзья) негодовала некоторое время, но потом велела всем забыть неприятный эпизод. Пресса одолевала Талиесин, но никто там не хотел больше говорить о нас. Годом позже Вэс подал на развод в суде Аризоны, в округе Марикопа (там, где был зарегистрирован наш брак). Он получил развод через десять минут, так как я не появилась в суде. Все было улажено без ненависти и без споров. Он был освобожден от всякой ответственности.

Незадачливая сваха миссис Райт не хотела, чтобы ей напоминали о ее провале, так же как политики не любят вспоминать о своих неудачах. Ее «материнская любовь» к другой Светлане оказалась подделкой.

Что же касалось ее архитектора и его чувств – до этого ей не было дела. Она даже свалила всю вину на него. Но всем было известно, что не он приглашал меня посетить Талиесин. И он никогда не женился бы на мне – и ни на ком ином – без ее благословения и без ее желания. Он снова погрузился в работу, как пьяницы погружаются в вино – его обычное состояние в течение многих лет…

Это для нас с Ольгой было теперь время начинать нашу новую жизнь и найти путь, как жить одним.

Грустное десятилетие 1972–1982

Голубой «форд» мягко катился по межштатному широкому шоссе через широкие сельские просторы Пенсильвании.

Поздним августом пшеница была спелой и высокой, ярко зеленели луга после недавних дождей. Машина миновала Дэлаверский Водораздел, где река, сжатая с обеих сторон высокими скалистыми берегами, дико ревела и неслась. Теперь же вокруг расстилались поля, перемежавшиеся мягкими, пустынными холмами. Одинокие большие деревья стояли там и сям, круглые, здоровые и спокойные.

Межштатное шоссе, пересекавшее почти всю страну было бесконечно, все новые горизонты раскрывались перед взором, очарованным яркими пятнами луговых цветов, небольшими рощицами и опять полями и полями. Я не видела сельскую Пенсильванию с того первого моего лета в США, когда Кеннаны в 1967 году пригласили меня на свою ферму в Пенсильвании возле маленького города Восточный Берлин. Теперь же я везла свою дочь в ее первый летний лагерь возле далекого озера в горах. Ей было девять лет.

Этот лагерь предложил наш друг, христианин-сайентист, практиковавший в Принстоне, где мы жили после возвращения из Аризоны. Помимо того, что лагерь был бы хорошим новым опытом для Ольги, наш друг также был убежден, что мне следовало проделать этот длинный путь вместе с нею, чтобы окончательно отделаться от моего страха: я боялась возить ее в машине. Этот комплекс был приобретен в Висконсине, после того, как я увидела могилу первой жены Питерса, погибшей в автомобильной катастрофе вместе с двухлетним сыном. Этот страх не покидал меня вот уже несколько лет. Но врач христианин-сайентист оказался прав: после этой долгой поездки вместе я, наконец, отделалась от страха. Теперь, возвращаясь домой в Нью-Джерси вместе с нею, я чувствовала себя легко и счастливо.

Ольга читала журналы, вытянув свои длинные (американские) ноги на откидных сиденьях сзади. Эта большая машина была куплена для практических целей, не для показухи. Это была колесница, телега, куда можно было погрузить и мебель, и велосипед. Сейчас там сзади была почти что комната, корзинка с ленчем и фруктами, банки с содовой.

Этот «форд» был моей третьей машиной (с 1968 года). Темно-зеленый «пасторский седан» пропутешествовал со мной в Аризону и в Висконсин. Я предложила этот автомобиль моему пасынку, но он отверг «старомодную телегу». Ему хотелось иметь модный «ситроен» – и мы купили ему желаемое. Таким путем «старомодная телега» вернулась ко мне и служила мне моральной поддержкой в Талиесине в 1971-72 году.

Мы ездили тогда вместе – Ольга в своей корзиночке на переднем сиденье, – по прелестным сельским дорогам Висконсина, останавливаясь собрать полевые цветы, столь изобильные здесь, в то время как магнитофон в машине продолжал звучать: мы обе любили музыку. Или же я отправлялась в Доджевилль на мойку машины. Или останавливалась возле туристской площадки для пикников возле реки Висконсин – и глядела на катящиеся воды могучей реки, розовой в вечернем закате…

В Аризоне я также брала Ольгу с собою, в корзиночке на переднем сиденье, пока она не подросла для детского автомобильного сиденья. Мы останавливались на пустынной дороге среди кактусов – савоар и чойия – и съедали наши бутерброды в машине, так как на земле повсюду были скорпионы и змеи. Я жевала мексиканскую тако, глядя на мой «додж», весь пыльный и покрытый песком пустыни.

Потом старый «додж» вернулся с нами в Принстон, чтобы снова припарковаться к нашему дому № 50 по улице Вильсона. Я любила эту машину и держала бы ее дольше, но теперь Ольга сидела на переднем сиденье в своем специальном детском стульчике и все время пыталась открыть дверь или потрогать руль. Чтобы избежать этой опасности, я обменяла старого друга на новый «додж» – двухдверную спортивную модель 1974 года, с люком на крыше и куда более приятного светлого цвета. А потом наступила пора для «вагона» – большой семейной машины: мне нравилось, как американские домохозяйки загружали свои колесницы детьми, велосипедами, корзинками белья, пакетами из супермаркета, – всему хватало места. Наш вагон – «форд» – появился в 1979 году, настоящая синяя птица больших дорог, и мы обожали ее.

Мы часто отправлялись с Ольгой на нашей синей птице на юг Нью-Джерси к океанскому берегу, в двух часах езды от Принстона. Там мы проводили вдвоем несколько веселых часов, купаясь возле городка по имени Дно Корабля или на пляжах возле маяка Барнегат. Лодки рыболовов мелькали на заливе, а мы бродили по песчаным берегам. Прямые, как стрела, дороги Океанского округа Нью-Джерси были проложены через молодые сосновые и дубовые рощи. Чудесно было здесь, и я часто подумывала – не переехать ли из безумно дорогого Принстона? Но мы должны были всегда оставаться возле хороших школ.