Танцы на стеклах - Екатерина Аверина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты думаешь, это возможно?
– Время покажет, Ась. Сложно сейчас судить. Так ты позволишь мне решить вопрос с Викой?
– Будет жестко? – никак не решусь дать ему ответ.
– Возможно, но исключительно на пользу.
– Хорошо, – соглашаюсь.
Глава 34. Бумеранг
Акт четвертый. Заключительный.
Агния
Длинное черное платье, рыжие волосы, заплетенные в тугую косу, и туфли на красивой шпильке – то, что сейчас отражается в зеркале. На губы ложится алая помада. Я на мгновение закрываю глаза, чтобы поймать равновесие.
Нервное напряжение звенит в спальне. Дёма беспокоится за меня и даже просил остаться дома. А как я останусь? Надо довести все до конца. Я должна увидеть финал этой истории своими глазами, чтобы наконец начать спать спокойно.
Демид тоже в черном. На его широких надежных плечах идеально сидит черная рубашка. Поправляю ему воротник, скользнув пальцами по напряженной шее.
Дочка с няней ушли гулять в парк, чтобы не видеть мое состояние.
– Ты восхитительна, – улыбается Соколов. – Пойдем, – подает мне руку, – красиво все закончим.
Водитель открывает для нас дверь машины, припаркованной у подъезда. Демид галантно помогает мне сесть. Садится следом, ободряюще сжимает мою руку.
В небе сгущаются тучи, и кажется, что даже погода сегодня на нашей стороне. Она как естественная декорация для спектакля.
Гремит гром и первые крупные капли дождя падают на стекло автомобиля. Задумчиво повторяю пальцем их движение по стеклу.
Мы доезжаем до старого городского кладбища. Возле входа уже припаркованы знакомые автомобили. У одного из них под черным зонтом, который держит охранник, стоит и курит Сатьянов, лениво привалившись спиной к двери. Увидев нас, машет рукой в знак приветствия.
Водитель Соколова выбегает из машины, раскрывает для нас зонт. Демид забирает его, и мы прячемся под темным куполом, прижавшись друг к другу.
– Великолепная Агния, – с искренним мужским восхищением делает комплимент Александр Петрович. Прикасается губами к тыльной стороне моей ладони. – У вас дрожат пальцы, – не спешит отпускать мою руку. – Не бойтесь. Представление обещает быть интересным, а после я бы хотел пригласить вас с Демидом на обед. У меня есть отличное коллекционное вино, которое вам идеально подойдет.
– Спасибо, – улыбаюсь старому бандиту. – Давайте обсудим это позже.
– Конечно, – кивает он.
Достает телефон из кармана брюк, говорит по нему с минуту. Указывает нам на подъезжающий микроавтобус. Его дверь отъезжает в сторону. Из темного салона люди Сатьянова выталкивают под дождь две фигуры с мешками на головах. У меня внутри все леденеет и одновременно горит. Я слышу, или мне кажется, что слышу, ведь они еще далеко, как у Вики стучат зубы. Коленки грязные, ее тянут вперед, она всхлипывает и спотыкается. Я впиваюсь ногтями в ладонь Демида.
Даниил дергается, за что тут же получает грубый удар в спину. По инерции проходит несколько быстрых шагов вперед, тоже едва не упав. Его удерживают, ведут мимо нас.
Лишних свидетелей у этого представления нет. Демид лично позаботился об этом.
Сатьянов махнул нам головой, приглашая следовать за процессией. Дождь расходится. Теплые летние капли барабанят по зонту. Соколов придерживает меня за талию. На его руке остались красные следы от моих ногтей.
– Прости, – шепчу в ухо.
– Все хорошо. Красиво идут, правда? – смеется он.
Да уж. Красиво и жутко. Я не думала, что Вика тоже будет здесь, это было решение Демида и я ему не перечу. Просила решить, он решил. Я бы не смогла. У меня и сейчас, глядя на нее, болит сердце.
Какая же она дура… Где мы с мамой упустили ее, я так и не поняла.
Мы идем по кладбищу туда, где мой муж похоронил меня заживо. Разбитый памятник не убрали специально. Выкопана глубокая яма, на дне ее уже собралась вода и стоит открытый гроб. Тот самый, где по мнению Даниила должна была лежать я.
Страшно смотреть и осознавать, что человек, с которым я прожила столько лет, ела, спала в одной постели, плакала на его плече, любила когда-то и воспитывала с ним ребенка, оказался способен меня убить. Пусть и не по-настоящему, но я теперь не знаю, чем бы все могло закончиться. Этот Даниил Аверьянов для меня чужой. И я никогда не прощу ему свою дочь.
Подняв выше подбородок, смотрю как две трясущиеся в ужасе фигуры стоят на самом краю могилы.
По команде с них сдергивают мешки и вокруг воцаряется тишина. Слышно только тяжелое дыхание и дождь, все еще барабанящий по зонтам.
Вика первая поднимает на меня взгляд. Ее всю колотит. Она промокла. Глаза дикие, полные животного ужаса. Губы дрожат, сестренка едва дышит и ничего не может сказать. Смотрит на мой памятник, в могилу, опять на меня.
У Даниила тоже шок. Он ведь и не подозревал, что я знаю гораздо больше. Муж смотрит не на меня, на Соколова, держащего меня за талию. На его лице появляется осознание.
Я нашла свою дочь, чертов ты ублюдок!
Мне хочется вцепиться в его смазливую рожу ногтями и разодрать ее.
Ненавижу! Ненавижу сволочь!!!
Демид как скала. Он уверенно прижимает меня к себе и не отводит взгляд от перепуганного, униженного и уже практически сломленного Аверьянова.
– Я мечтала об этом каждую ночь с тех пор, как узнала, что ты продал моего ребенка, – мой голос тоже дрожит.
Я не умею как Соколов. Мне сейчас очень больно внутри, и эта боль вырывается наружу вибрациями голоса и подрагивающими коленями.
– Я бы наплевала на предательство, Аверьянов, которое ты устроил вместе с моей родной сестрой. И даже собственные похороны, оказывается, можно пережить. Но дочь … Дочь, Аверьянов я тебе простить не могу.
– Ася, не дури, – хрипит он.
Дергается, поскальзывается, едва не улетая в могилу раньше времени. Его ловит за шкирку один из людей Сатьянова.
– Не дури… – меня вдруг перестает трясти. – Это звучит так, будто мы сейчас говорим о случайном недоразумении, Аверьянов. Я думала, в тебе осталось хоть что-то мужское и прежде, чем сдохнуть, ты честно признаешься во всем, что сделал. А ты мне говоришь «не дури».
– Я признаюсь. Ты хочешь, чтобы я все рассказал? Тебе станет легче, родная? Я расскажу. Не надо меня убивать. Мы ведь можем договориться, Ася.
– Тебе нечего мне предложить, Аверьянов.
