Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!» - Василий Журавлёв

Татуировка легионера не только свидетельствует о его принадлежности к мужскому братству, но и говорит о том, что он полностью разделяет правила жизни в легионе. Более того, татуировки в прошлом не только идентифицировали легионера, то есть человека неординарного, с интересной судьбой. Бесхитростные рисунки на теле поддерживали вечный «миф о легионе», как о единственном месте, где люди вновь обретают свой потерянный рай, где жизнь полна риска и приключений, где у людей нет ни имени, ни лица, зато есть честь и вера в себя и товарищей, а преданность своему подразделению заменила им любовь, дом и семью и Отчизну.

Язык легионеров

Чешская пословица гласит: «Сколько ты знаешь иностранных языков — столькими жизнями ты живешь». По-французски в Иностранном легионе заговорили не сразу: до июля 1835 года в шести батальонах 4144 рядовых говорили на родных языках. По-французски свободно изъяснялись немногие, поэтому у 123 офицеров-французов были трудности с пониманием их команд. И это не случайно, батальоны были сформированы как обычное наемное войско из иностранцев: по языкам, «лангам», если искать аналогию со строением ордена рыцарей-иоаннитов. В первых трех батальонах были немцы и швейцарцы, в четвертом — испанцы, в пятом — сардинцы и итальянцы, в шестом — бельгийцы и голландцы, в седьмом — поляки.

И если бы не случай, то вряд ли бы легион дожил до наших дней и превратился бы в военный «интернационал». А все дело в том, что 30 июля 1835 года многоязыкую толпу погрузили на одиннадцать боевых кораблей и отправили на войну в Испанию. Через десять дней — 10 августа флот прибыл на рейд Пальма-де-Мальорки, но вместо высадки корабли выбросили желтые флаги с синими георгиевскими крестами: сигнал карантина. На кораблях были обнаружены случаи холеры. Среди солдат легиона началось брожение. Участились случаи неповиновения. Назревал мятеж. И в этой ситуации полковник Бернель принимает неожиданное решение: он всех перемешивает, переформировывая роты и батальоны. Так возникает знаменитая «амальгама», сплав наций в Иностранном легионе.

В своих записках свой шаг он объясняет так: «Новая организация легиона была необходима. Шесть батальонов должны были в дальнейшем взаимодействовать вместе, поэтому нужно было, в некотором смысле, поддержать моральный дух, хотя добиться этого бывает крайне трудно». Придуманная пока что только на бумаге реорганизация была вызвана тем, что во время атаки на Оран в Алжире и неудачного дела у Макты, когда всадники Абд аль-Кадира сильно потрепали французские войска, между поляками и итальянцами началась распря, что сильно повредило исходу боя. Полковник понимал, что мало просто «перетрясти» батальоны, важно продумать будущую стратегию структуры легиона, а значит, изменить систему рекрутского набора, обеспечить легионерам достойную повседневную жизнь и человеческое отношение. Однако первый шаг был сделан: спустя несколько недель, во время высадки в Таррагоне, батальоны были уже многонациональными.

С тех пор французский стал языком повседневной жизни легионеров, однако до последнего времени никто специально лингвистическим образованием солдат не занимался, легионеры понимали французский, но между собой общались на своеобразном «легионерском эсперанто».

В наши дни изучение французского языка стало важной частью подготовки кандидатов в Четвертом полку. С ними работают преподаватели, переводчики. Используются различные аудиовизуальные методы обучения и разучивание легионерских песен из огромного репертуара. И все же лучше всего язык усваивается с помощью методики, которая получила развитие еще в семидесятые годы прошлого века и называется «бином», то есть когда иностранец проходит «курсы молодого бойца» в паре с французом или франкоговорящим курсантом. Сегодня это «трином» — один «француз» на двух иностранцев.

В повседневной жизни легионеры общаются между собой по-французски. Даже когда в комнате собирается несколько легионеров одной национальности, но присутствует кто-то еще, то говорить они станут по-французски — это элементарная вежливость. Как себя чувствует человек, если вокруг него собирается толпа соплеменников и что-то обсуждает на своем языке, игнорируя его? Плохо. Дураком он себя чувствует. Обижает его такое пренебрежение. И только между собой люди одной национальности разговаривают на родном языке. Интересно, что русский язык в легионе в годы большого наплыва «славян» — выходцев из России, стран СНГ, Польши и Чехословакии — служил основным средством общения среди легионеров славянского происхождения, что порою создавало трудности в более углубленном изучении французского языка.

И все же даже сегодня в речи легионеров постоянно звучат слова самых разных языков. Я не говорю о тех случаях, когда легионер говорит с соотечественником по-русски, но при этом постоянно вставляет французские слова, что присуще всем эмигрантам. Нет, речь идет о словах и выражениях из различных языков, которые прочно вошли в повседневную речь легионеров. Их лексикон связан не только со словечками, оставшимися на память от людей разных национальностей, служивших в легионе, но и слов, употребление которых связано с местом службы. Большинство из них — арабские. Например, легионер никогда не скажет «доктор», а только «тубиб» — так в Сахаре называют любого врачевателя. Приказ вести наблюдение за зданием прозвучит совсем не по-французски, а по-арабски: «Шуф мешта». «Шуф» значит «смотри, наблюдай», «мешта» — дом. Редко, когда у раздосадованного легионера вырвется классическое французское «мерд», гораздо чаще — польская «курва». К общеславянскому ругательству прибегнет даже китаец, который в походный рюкзак сверху положил флягу с водой, но плохо привинтил крышку, и вся вода вылилась в рюкзак. А вот если что-то пропало, то скажут «забрализе»: русское «забрали» с окончанием французского глагола в прошедшем времени. А немецким словом «шлабор» (по-немецки «длинноухая собака») обозначают всех прочих военных из-за больших беретов, — берет легионера меньше всех французских, не говоря уж об английских армейских беретах, а заодно и мужчин нетрадиционной ориентации. А вот своего полкового католического священника никто не назовет «кюре», а только на испанский лад — «падре», но с ударением на последний слог. Тот совсем не обижается и не требует к себе какого-то особого отношения, как иной батюшка из вчерашних замполитов. К тому же он парашютист и на молебен может при случае десантироваться…

Прощаясь, легионер никогда не скажет «адье» — «прощай!»: это плохая примета, особенно если товарищ отправляется в командировку. Нужно говорить только «оревуар», то есть «до свидания», а лучше — «а бьенто!» — «до скорого», как всегда делали, провожая товарищей, еще сто лет тому назад.

Легионер и смерть

В Иностранном легионе существует особое отношение к погибшим: «Легион не оплакивает погибших, а мстит за них». Это — культ мертвых. И все относятся к этому всерьез: уже завтра ты можешь оказаться среди них. Не стоит забывать, что у многих легионеров нет ничего, кроме легиона. Это его единственная семья, а что же это за семья, где не умеют достойно позаботиться о своих покойных предках? Легионер, виконт, капитан Бонелли написал немало стихов, но одно из самых сильных — это «Моим людям, которые мертвы». В нем есть такая строфа: «Солдаты, что спят в далекой земле, память о них вновь терзает меня, / Просто скажите: «Это наш капитан»… / Который не забыл нас… / И ведет счет своих погибших солдат».

«Легион, вперед! Твои мертвые смотрят на тебя с неба!» — этот приказ многое объясняет в отношениях легионера со смертью. Живой легионер находится в плену мертвых героев. Свои поступки он сверяет с их жизнью, как с примером для подражания на земле ради небесной славы. Понимание своей уязвимости и конечности всего живого делает их сильными и мужественными. И позволяет однажды умереть спокойно и с достоинством. Он знает, что его товарищи — его братья — всегда вынесут его тело с поля боя и предадут земле. «Ты не бросаешь своего товарища, ни живого, ни мертвого, потому что наше («ordre») правило — это честь и преданность» — записано в «Кодексе легионера». Это уже похоже на устав средневекового военно-монашеского ордена. У госпитальеров и тамплиеров были похожие правила поведения на поле чести. Кстати, странное совпадение: слово «ordre» означает не только «порядок», «отряд», но и «орден» — организацию, объединение.

Тело погибшего не должно достаться ни врагу, ни мародерам, ни шакалам, ни бродячим собакам. И все помнят об этом, потому что ты можешь оказаться следующим… Сколько легионеров было убито или ранено, когда они прикрывали смертельно раненного командира или бились за его тело, как было принято еще у героев «Илиады», не поддается подсчету. Известен случай, когда легионеры 22-й роты кавалеристов Второго пехотного полка выдержали целое сражение в Эль-Мунгаре за тело своего командира лейтенанта Зельшохансена. А сколько раз шли на штурм и поднимались в атаку, только ради того, чтобы отбить труп своего товарища, как это случилось с телом капрала Болана в Индокитае. Да и сегодня в стычках с талибами, отступая, не оставляют ни убитых, ни раненых. Но не всегда получается поступать именно так. Полковник Мэр пишет в своих воспоминаниях о неудачном деле в Марокко в 1920-х годах XX века. Стычка с горцами случилась в Атласских горах, у местечка Скура: вместо того чтобы отступить и сохранить людей, легионерам было приказано идти в атаку. В результате — 17 погибших, 64 раненых и 18 пропавших без вести. Для легиона — серьезные потери, даже по тем временам.