Голливудский зоопарк - Джеки Коллинз

Сжав губы, Натали прикидывала, через сколько месяцев все будет позади и она вновь обретет свою обычную форму. По меньшей мере через год. Будет ли Чарли ждать так долго?

Она вздохнула. Какой возмутительный подвох судьбы! Именно сейчас, когда Динди должна уйти с ее пути.

Вернувшись в Лондон, Серафина вскоре заболела. Чарли не знал, как ему поступить.

– В каком она состоянии? – спросил он Арчи, приятеля матери, который позвонил Чарли.

– Положение серьезное, – мрачно ответил Арчи. – Сегодня ее забрали в больницу. Она хочет видеть вас.

– В какую больницу? Продиктуйте мне телефон врача. Она в отдельной палате?

Позвонив врачу, Чарли узнал, что у Серафины сердечный приступ.

– Мне следует прилететь? – спросил он доктора.

– Я не вижу в этом необходимости, – отозвался он. – Хотя, конечно, в ее возрасте все возможно.

Чарли в отчаянии положил трубку. Если бы он не боялся перелетов, то без колебаний помчался бы в Лондон. Но перспектива оказаться пленником воздушной машины, которая могла в любой момент развалиться, вселяла в него ужас. Он уже до этого решил, что будет возвращаться в Лондон на поезде и корабле.

Его преследовали слова врача: «В ее возрасте все возможно». Чарли терзали сомнения.

В тот же день, чуть позже, Динди вернулась из Акапулько. Она вбежала в дом и принялась рассказывать:

– Акапулько – потрясающий город, тебе стоит туда съездить. Вечеринка прошла прекрасно, я познакомилась с разными людьми…

– Серафина серьезно больна, – подавленно произнес Чарли.

– Да? Как тебе нравится такая идея? Ты мог бы появиться в картине «Весь мир любит стриптизершу». Всего один день съемок. Отличное паблисити для фильма. Это предложение Джерри. По-моему, он – величайший специалист в области рекламы. Знаешь…

– Динди, ты меня слышала? Я сказал, что Серафина серьезно больна.

Он уставился на Динди. Лицо его было белым от гнева.

– Я тебя слышала. Она больна. Что я должна сделать – исполнить траурный марш? В ее возрасте столько трахаться, это…

Он ударил Динди по лицу. Шляпа слетела с ее головы; на щеке девушки вспыхнуло алое пятно.

– Негодяй, – всхлипнула она. – Паршивый английский ублюдок. Как ты посмел?

– Ты говоришь о моей матери. Чарли перешел на крик.

– Моя мать – прекрасная женщина; я не желаю, чтобы ее имя выскакивало из твоего рта. Ты шлюха, Динди, настоящая шлюха. Не думай, будто мне не известно, что происходило в Лас-Вегасе после моего отъезда. Серафине было стыдно за тебя.

– Этой старой потаскухе было стыдно за меня. Это я умирала от стыда, находясь в обществе твоей размалеванной мамочки! Как ты смеешь говорить что-то обо мне, когда она трахалась с жалким садовником! Твоя Серафина – настоящая старая…

– Вон из моего дома. Собирай вещи и убирайся.

– Ты, верно, шутишь. Мы в Калифорнии, так что это ты можешь убираться из моего дома.

Испытывая отвращение к жене, Чарли повернулся, собираясь уйти.

Схватив с пианино фотографию Серафины в серебряной рамке, Динди бросила ее в мужа.

– Вот что я думаю о твоей матери, – закричала она.

Рамка упала на пол; Чарли наклонился, чтобы вытащить из нее снимок Серафины. Разъяренная Динди выхватила фотографию из рук Чарли и порвала ее пополам. Он снова ударил Динди, она плюнула в него. По ее щекам текли слезы.

– Я знаю, что ты пытался убрать меня из фильма. Знаю, что ты бесишься из-за моего успеха. Ты кончился как актер, у тебя нет будущего и нет друзей. Слышишь, у тебя нет друзей. Вся съемочная группа «Карусели» ненавидела тебя.

Он медленно подобрал разорванную фотографию матери.

– Мне повезло, – Чарли заставлял себя говорить спокойно. – Я очень быстро понял, на какой б… женился.

С этими словами он вышел из дома, сел в «ламборджини муира» и уехал.

Динди выбежала на двор вслед за ним; она выкрикивала оскорбления до тех пор, пока машина не скрылась из виду. – «Ублюдок! Козел!» – пробормотала она. Наконец слезы остановились, и мозг Динди заработал. Все не так плохо. Это послужит отличной рекламой. Она представила себя в суде, с большими невинными голубыми глазами, в скромном розовом платье. – «Да, он избивал меня, потому что завидовал моему успеху. Я долго терпела это».

В этот момент ей следует прервать свою речь сдавленными всхлипываниями.

– Я ему еще покажу! – пробормотала Динди. – Он за это дорого заплатит!

Чарли отправился в отель «Беверли Хиллз». Он был уже спокоен, его мозг работал четко. Чарли позвонил Джорджу, оставшемуся в доме, и попросил его собрать чемодан для Лондона. Заказал билет на вечерний самолет, следующий через Северный полюс. Позвонил Маршаллу К. Маршаллу и узнал у него телефон лучшего адвоката в Лос-Анджелесе.

Адвокат согласился принять актера до его отлета в Лондон.

– Я хочу развестись, – заявил Чарли. – Меня не волнует, сколько это будет мне стоить. Я готов отвалить солидный куш, чтобы раз и навсегда избавиться от нее.

Зная о любви Динди к деньгам, он был уверен, что алчность заставит девушку принять единовременные отступные. Он не желал иметь с ней никаких дел в будущем. При мысли о ежемесячных алиментах его бросало в дрожь.

– Это обойдется вам недешево, – сказал адвокат.

– Знаю, – сказал Чарли. – Действуйте.

По лицу Серафины Чарли понял – его мучения, связанные с перелетом через Атлантику, были не напрасными.

– Мой славный мальчик, – пробормотала она.

Он испытал потрясение, увидев ее без косметики. Он и не помнил мать без голубых теней, густых румян, алой губной помады.

Сейчас она лежала на больничной койке с запавшими безжизненными глазами. Впервые он понял, что ей уже немало лет.

– Я поправлюсь, сыночек, – сказала Серафина, – Арчи ухаживает за мной.

Невзрачный, сухонький Арчи, ссутулившийся в углу палаты, энергично закивал.

– Я присматриваю за ней, Чарли, не беспокойтесь. Чарли знал, что она умрет. Это было написано на ее усталом, измученном лице. Но он улыбнулся и сказал:

– Где та жизненная энергия, о которой я вечно слышал? Я думал, ты суетишься тут, заваривая чай.

Она попыталась улыбнуться, показав свои испортившиеся зубы.

– Скоро, Чарли, скоро.

Затем Серафина, похоже, заснула. Вечером того же дня она умерла.

Чарли отправился в большой дом, расположенный в Ричмонде. Побродил по нему.

Внизу царил идеальный порядок; когда-то он сам нанял дизайнера, обставившего интерьер элегантной современной мебелью.

На втором этаже, похоже, использовались только две комнаты – спальня Серафины и примыкавшая к ней гардеробная, где спал Арчи.

Комната Серафины была заполнена частицами ее жизни. Повсюду висели и стояли фотографии Чарли: мальчика, юного улыбающегося под слоем грима актера, впервые вышедшего на сцену, молодого человека, склонного к полноте, женящегося на Лорне – застывшие лица принадлежали людям, у которых все впереди. Чарли заметил портрет отца – вид у него был суровый. На фотографии шестнадцатилетняя Серафина была тоненькой, живой девушкой с блестящими рыжими локонами.