Балин. Сын Фундина. Государь Мории (СИ) - Огнелис Елизавета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Тори уже было все равно. Недаром Балин послал их вместе. В походе Тори не раз спасал въедливого и язвительного Синьфольда от кулаков молодых и горячих гномов. Но иногда он чувствовал, что и его терпению приходит конец. И тогда он вспоминал, как его, еще молодого тогда, но всего израненного и покалеченного, сжигаемого болотной лихорадкой и гнилостным жаром от ран, тащил на своей спине маленький и сварливый Синьфольд. Ругался на Тори, тяжелого, как лесной кабан и неповоротливого, словно промывочная колода. Сквозь колючий кустарник, в обход бездонных топей Гиблых Болот маленький гном нес его на своей спине шесть дней. Им повезло. Их не нашли враги и вовремя заметили друзья: сил у Синьфольда оставалось совсем немного.
И сейчас они не шли, а ползли по бесконечным коридорам бездонной тьмы. Негнущиеся колени и не сгибающиеся руки не в счет. Они давно миновали четвертый нижний ярус и шли по штрекам разработок. Чего можно здесь боятся, а тем более тем, кому на двоих давно перевалило за полторы тысячи лет? Но Синьфольд не просто старше — он стар, что среди гномов редкость. Он был пожилым уже тогда, когда Тори только начинал работать в кузнице на собственной наковальне. Про себя Синьфольд говорил, что разменивает десятую сотню, но и здесь Тори подозревал, что его друг и спаситель врет. За Синьфольдом закрепилась дурная слава — он никогда не говорил правду, а если и говорил, то загадками; был невероятно въедлив и язвителен, не гном прямо, а… ну, сами знаете кто.
— Я буду крутить ворот, а ты ставь башмак, — говорил Синьфольд когда они нашли коридор с давильным камнем. Чтобы поднять круглый камень весом не одну тысячу стоунов вверх по пологой плоскости тоннеля на четыре сотни локтей у них ушло три дня. Синьфольд упирал балку с винтовым механизмом в стену и со смаком крутил рукоять, подробно перечисляя, сколько врагов раздавит именно этот камень и как они, враги, будут страдать. Пока же страдал только Тори. Все эти три дня он героически слушал старческую трескотню, а когда резьба кончалась и камень останавливался, подкладывал башмак. Причем в течение последующих десяти минут Синьфольд ему выговаривал, как неаккуратно в наше время молодежь подставляет башмаки под такую простую вещь, как давильный камень.
Они целую неделю приводили в порядок рычажные ловушки на четвертом ярусе восемнадцатого горизонта. Четыре дня ушло на замену лезвия механической ловушки в гроте девятнадцатого нижнего горизонта. Около ловушек они оставляли приманки — многогранные стеклянные подделки во флюоресцирующей пыли древесных гнилушек. Стирая предыдущую надпись, заново помечали глиной, красной или белой, когда и кто подготовил к работе тот или другой убийственный механизм. Время от времени они встречали рабочие или, наоборот, совершенно не подлежащие восстановлению ловушки.
Крама, или, как его еще называли — гномьего хлеба, у них оставалось еще на месяц. Кроме того, они постоянно находили еду в глубинах пещер. Однажды Тори обнаружил комнату, где сохранился белый гриб, растущий в полной темноте и пригодный в пищу. Пару раз Синьфольд умудрился выловить в бездонных колодцах по рыбине, которую они съели сырой, порезав на тонкие полоски и хорошо посолив. Пока в Мории не было гномов, ее пещеры облюбовали и загадили летучие мыши, некоторые из них умудрялись выживать даже на такой глубине.
Тори угнетала тишина. Напрасно он напрягал слух, старясь уловить звук молотов товарищей, что остались наверху. Не слышал он и топота тяжелых гномьих башмаков и других домашних звуков, что постоянно присутствуют в обжитой пещере. Только писк летучих мышей и тонкий, дребезжащий голос Синьфольда.
Тори не понимал, что гонит его спутника вниз, в самые глубины подземного царства. Оин предупреждал их, что на самом дне Мории водятся чудовища, но Синьфольду до них, по всей видимости, не было никакого дела. Маленький гном упрямо шел дальше. Они давно миновали девятнадцатый, самый последний из обжитых, горизонт, спустились в глубинную шахту и оказались в хаосе неизведанных пещер. В первый раз увидев эти пещеры, Тори сразу же определил, что они вовсе не естественного происхождения. Некоторые из подземных ходов были словно проплавлены в скалах, другие — продавлены в мягкой породе, а третьи — пробурены. Но гном не был уверен, что это сделали его соплеменники. Подсвечивая себе самоцветом, Тори с затаенным страхом озирался по сторонам, пытаясь представить громадин, которым потребовались такие ходы. Воздух с каждым пройденным фарлонгом становился все более горячим и непригодным для дыхания. Иногда встречались глубокие колодцы, из которых тянуло жарким теплом. Тори в какой-то момент догадался, что эти колодцы и есть начало тепловых шахт, обогревающих Морию. Строители бурили шахты из нижних горизонтов, и, конечно же, не спускались сюда. Но они, несомненно, знали о существовании пещер. «Может быть, именно здесь притаился подгорный Ужас?» — спрашивал себя Тори. Но вместо того, чтобы бежать отсюда куда глядят глаза, он выуживал из памяти все крохи сведений об морийских тепловых колодцах. «Ведь мы пришли в Казад Дум навсегда», — подбадривал себя гном. Он вспомнил, что в южном крыле подобные колодцы были заполнены водой и от каждого из них в свое время тянулась система труб. Вода, нагреваемая в термальных источниках, служила для обогрева помещений и для бытовых нужд. Сейчас, все пришло в негодность, хитроумные механизмы развалились без надлежащего ухода, трубы проржавели и полопались, вода вышла из-под контроля, и только поэтому некоторые подземные горизонты пришлось полностью перекрыть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Скоро выйдем к мифриловой жиле, — говорил Синьфольд. — Это самое глубокое место, где разработки велись до последнего. Мне эти пещеры не по нраву. Мы — первые, кто их исследует, но думаю, что Балин будет доволен, — маленький гном любил внезапно перескакивать в разговоре с одной темы на другую. Уследить за мыслями Синьфольда было не так просто.
— А здесь мы что делам? — с угрозой спросил Тори.
— Да так, надо же посмотреть, — неопределенно ответил Синьфольд, и свернул за очередной поворот.
Тори точно чувствовал, что друг что-то не договаривает. Синьфольд явно знал, куда идет. Или не знал, но догадывался, а может быть — просто забыл дорогу. Но что могло привлечь гнома в таком гиблом месте? Еще одна мифриловая жила? Тори, подсвечивая дорогу переносным фонарем, свернул вслед за Синьфольдом и вдруг оказался в громадной пещере. Слабый огонек самоцвета на шлеме не мог отогнать окружающую тьму. Тори поднял фонарь повыше, но так и не смог рассмотреть потолка или противоположной стены. Пещера была слишком велика. И в ней был ровный пол. Если друзьям до этого приходилось пробираться по заваленным валунами тоннелям, то здесь поверхность была свободна от камней, и, кроме того, чуть ли не отполирована. В самом центре огромного помещения стоял на подставке ровный каменный куб. Огонек от фонаря Синьфольда виднелся далеко впереди.
— Эй, погоди! — крикнул Тори. Он поспешил вперед, отмечая по сторонам какие-то странные кучи. Одна оказалась совсем рядом и гном вдруг понял, что раньше, много лет назад эта «куча» была живым, и по всей видимости, огромным существом. Как оно сюда попало и что с ним случилось — этими вопросами Тори решил заняться попозже. Сейчас он спешил за маленьким гномом, который уже успел зайти в прорубленный в скале ход и остановился перед широкой дверью.
— Вот оно, — прошептал Синьфольд.
— Что? — задыхаясь спросил Тори. Местный тяжелый воздух мало подходил для быстрых прогулок.
— Кузница твоего прадеда, — ответил маленький гном.
— Какого…? — начал было Тори, но сразу осекся. У него перехватило дыхание. Не веря глазам, он принялся искать на стенах надписи и прямо на двери увидел руны. «Мастер Тэльхар» — гласили они. У Тори даже голова закружилась от неожиданности.
— Как это? — спросил он.
— Помоги мне открыть, — сварливо сказал Синьфольд.
— Из чего она сделана? — спросил через минуту Тори. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Толстая и широкая дверь, оплетенная медными проводами, даже не дрогнула, когда гном-великан попытался ее приоткрыть — хотя была не заперта и крепилась на удивительно толстых петлях с сохранившимся слоем смазки.