Новый Мир ( № 1 2008) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экзамен по химии прошел хорошо, иностранный язык тоже, но вот на марксизме-ленинизме Лев не прошел. Как многие, он считал этот предмет второстепенным и получил два. Это было ужасно: работы нет, квартира продана, жить негде, и все потому, что какие-то азы этой лженауки он сформулировал не так, как надо. Меня, например, после ответа на все вопросы в качестве дополнительного спросили — какая основная черта характера должна быть у коммуниста. Я не моргнув глазом ответила: больше думать о народе, чем о себе. Ну, они, конечно, были в восторге.
С большим трудом Льву разрешили сдать повторно, при этом на повторном экзамене ему все ставили в пример меня. Дескать, вот ваша жена и ребенка воспитывала, и, конечно, хозяйство домашнее вела, а как знает марксизм-ленинизм. Наивные, знали бы они, чего я натерпелась в жизни из-за их бредовых идей, и не я одна, нас были миллионы.
Почти четыре года жили в Москве в общежитии аспирантов, в отдельной комнате, которую я с трудом пробила через Президиум АН. Люду, откровенно говорю, за подарок устроила в детский сад, потом она ходила в школу и питалась в недалеко расположенной общей столовой, где по росту не могла дотянуться до списка и прочитать меню…
Последний раз я была в своих родных Минводах у родителей как-то осенью и почему-то одна, без дочки и мужа. Мама была совсем уже плоха, но они с отцом пошли меня проводить до вокзала, купили мне цветы, и я совершенно точно, как будто это уже случилось, знала, что это последняя с мамой встреча.
За здоровье мамы всегда болела душа, всегда — в Ленинграде, на Урале, в Уфе, в Москве и в Черноголовке — я с тревогой ждала писем из Минеральных Вод. Когда ей совсем стало плохо, я, работая в месткоме института в Черноголовке и доставая другим путевки за полную стоимость для их родственников, купила путевку и для мамы. Думала, поеду вместе с ней, поживу рядом на квартире, она в санатории, и подлечу ее. Но кому-то эта путевка понравилась по времени (июль месяц), тихонько меня начали травить, и так было обидно, что я принесла эту путевку и демонстративно выложила ее на стол. А мама умерла той же осенью от перитонита, она месяц лежала с разрезанным кишечником, мы, дети, приезжали к ней, но тогда за свой счет отпуск давали всего на несколько дней.
С отцом были нормальные отношения... Уже в Минводах мы часто вместе с ним ездили на базар в Пятигорск, и он в электричке всегда затевал какой-нибудь юмористический разговор с соседями, и в этот разговор втягивалось почти полвагона, ехать было весело и интересно. И, забегая вперед, расскажу, что, когда маму мы уже схоронили, я приезжала летом в Ессентуки в санаторий и бывала у отца. Он пока один жил в Минводах. Он тоже часто приезжал ко мне, и когда я отбывала в Москву, он пришел на вокзал, принес букет роз, мы с ним поговорили на платформе, и с гудком электровоза я вошла в вагон, убитая тем, что нет мамы и одинокий старик остается в пустой квартире. Отвернулась к стенке, лежу, плачу. Одна сердобольная курортница начала меня утешать: ну что вы так убиваетесь, такой старый этот ваш любовник, стоит ли он того…
Ну, пора кончать… Я коротко и сбивчиво изложила лишь отдельные фрагменты прожитой жизни, остальное, в частности жизнь в Черноголовке, было менее богато событиями, и жизнь подходит к концу… Когда ночью сердце болит так, что думаешь — это конец, я мужа не бужу, и мысль такая в голове: может быть, к утру все и закончится.
Очень хочется, чтобы похоронили на Кавказе, но это невозможно…
Кавказ я любила и люблю до сих пор. Удивительно, но внутренне я всегда чувствовала некую защиту, живя рядом с этим мощным, сильным, гордым и никому не подчиняющимся белым кавказским хребтом. Он не продаст, он не предаст, он всегда защитит. И в студенческие годы, и уже много позже, бывая там у родителей или в санатории, я, уезжая, в хорошую погоду видела, как, начиная от станции Невинномысская, этот белый мощный хребет медленно удаляется на юг, а поезд так же медленно и неукротимо продвигается на север, в голую степь, в которой меня как человека защитить некому.
Последние герои
Мурсалова Марина Станиславовна родилась в 1982 году. Закончила Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковалась в региональной прессе, альманахе “Алконост” и в Сети. Лауреат премии “Дебют” (2006). Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.
* *
  *
Научи на воде лежать,
Все равно мне в беде не жить.
Я хочу на ветру дрожать,
Я хочу на ветру кружить.
Да, как лист; я хочу, как лист —
Пожелтели мои края —
И меня бы сносило вниз,
Волокла бы меня струя.
Научи, что вода прочна,
Если лечь на нее ничком
И за мутью не видеть дна,
По теченью сползать молчком.
Прятать зубы, свистеть в губу
(Шел бы дождь и дробь выбивал),
И уйти, как вода, в трубу,
И залечь под Сущевский вал.
* *
  *
Хорошо по городу идти
В первый день, когда уже не праздник:
Ни блевотины, ни конфетти,
Тишина — не город, а заказник.
Видимо, сегодня поутру
Выпустили добрую машину,
Чтоб она сгребла всю мишуру
И отмыла каждую витрину.
Солнце светит. В тысячах зеркал
Дольний мир заснежен и размножен.
Ты кого-то в городе искал —
Значит, ты не очень безнадежен.
Если можешь вспомнить что-нибудь
Между Рождеством и Новым годом —
Ты не безнадежен, не забудь,
Ты еще проснешься с ледоходом.
Солнце понеслось во весь опор.
Что, уже действительно второе?
Как мы продержались до сих пор?
Мы с тобой последние герои.
Мы с тобою выиграли бой,
Мы с тобой не отдали ворота.
Жалко, я не знаю, что с тобой.
Вообще не знаю, где ты, кто ты.
* *
  *
Конечно, и дача не лишней
Была б; четверть часа ходьбы
От станции, сосны и вишни,
И водятся даже грибы.
Овражек, заросший бурьяном
(Но можно ходить босиком),
И супчик гороховый с пряным,
Холодным гвоздичным душком.
А дети и хор на концерте?
А столики по именам?
И прочие радости смерти —
Увы, недоступные нам.
* *
  *
Я гений.
Кто из нас не гений,
Хотя бы так, наедине
С самим собою, при луне,
Когда неведомых растений
Блуждают тени по стене —
Сквозь ветку проникает ветка —
И чай остыл; и спит соседка,
Ногою дрыгая во сне.
Вот час, когда я все могу —
Когда я все могу, бедняжка,
Но отчего дышать мне тяжко,
Как будто я во сне бегу?
* *
  *
На любой случайной пьянке
В каждом скверном городке,
На далеком полустанке,
На неведомой реке —
Есть всегда один, который
Меньше многих пьет вина.
Встанет он, зайдет за штору
И застынет у окна.
Если постоять немножко —
Эта тьма уже не тьма:
Серебристая дорожка,
Деревенские дома.
Терпеливо, терпеливо
Человек глядит во тьму.
День прошедший, миг счастливый
Больно вспоминать ему.
А зачем он вспоминает,
Если больно вспоминать?
Этого никто не знает.
Кто же может это знать.
* *
  *
Нестерпимый мой попутчик
В зябком поезде ночном,
На полу огромной кучей
