Теодор Рузвельт. Политический портрет - Анатолий Уткин

Поддержка Японии оборачивалась двойной угрозой: если японцы продолжат войну и добьются значительных успехов, это пошатнет баланс сил на Тихом океане в ущерб США; если имя Рузвельта будет связано с алчностью японцев, он может потерять престиж внутри страны. Помимо прочего, связать себя с провалившейся конференцией, предстать в глазах мира неудачным примирителем ― этого болезненно самолюбивый Рузвельт вынести не мог («Я поседел за эти переговоры», ― жалуется он в частном письме).

Рузвельт разворачивает бурную деятельность. Пожалуй, наиболее важное значение имели закулисные действия президента 27 ― 29 августа, когда русская делегация, следуя избранной тактике, демонстративно упаковала чемоданы. Рузвельт переходит к грубому нажиму: если японская сторона не сделает уступки, провала не избежать. Витте, уже получив царскую волю прервать переговоры, на свой страх и риск объявил о последней сессии 29 августа. Он был настолько уверен в исходе дела, что телеграфировал в Петербург: «Я почти полностью убежден, что они уступят». Так и случилось. Барон Канеко сообщил Рузвельту новости: «Наш император принял решение следовать той линии политики, которую Вы предложили в своем письме ко мне, переданном по кабелю нашему правительству». Когда соглашение было подписано, Рузвельт послал японскому императору «сердечные поздравления по поводу мудрости и великодушия, которые проявил он и японский народ».

Наедине с французским послом президент отвел душу: «Быть вежливым, симпатизирующим и спокойным, объясняя в сотый раз нечто совершенно очевидное, в то время как единственным желанием является разразиться словами ярости, вскочить и ударить их друг друга лбами ― я надеюсь на то, что такое подавление побуждений в конечном счете пойдет на пользу моему характеру».

К. Лодж обратился к европейскому «барометру». Он желал знать, имела ли успех миротворческая акция, предпринятая с целью повышения мирового престижа Америки, и он остался доволен: «Мы ― величайшая существующая моральная и физическая сила, и мир на земле зависит от нас». Лодж как бы смотрит через десятилетия, предвосхищая устойчивую тенденцию внешней политики США.

Каким же было реальное значение посредничества Рузвельта, добился ли он своих целей? В некоторой мере ― да, США заняли довольно видное место в мировой иерархии. Престиж Америки укрепило решение Нобелевского комитета присудить Рузвельту премию мира. Однако на августовской встрече 1905 года в Портсмуте Рузвельт не владел ситуацией. Его использовали для оказания давления на Японию. Портсмутский мир и все, что с ним связано ― прежде всего американское посредничество ― были восприняты японцами негативно. В конечном итоге миротворчество Рузвельта привело к охлаждению американо-японских отношений ― результат, противоположный стремлениям президента.

Вместо того, чтобы содействовать негласной договоренности США, Японии и Англии (контролирующего восточноазиатские дела треугольника), близорукая политика Рузвельта, в известной мере подтолкнувшая Японию к силовому решению ее спора с Россией, привела к возвышению Японии и отчуждению ее от англосаксонских союзников. В конце 1906 ― начале 1907 года напряжение достигло такого предела, что Рузвельт считал вероятным начало военных действий. Из Петербурга сообщали об откровениях японского дипломата, утверждавшего, что Япония может в любую минуту захватить Филиппины и Сандвичевы острова. В лондонском адмиралтействе считали шансы победы Японии в войне с США как пять к четырем. На верфях Англии, возобновившей свой договор с Японией, были заложены для союзницы три новых линкора. Кайзер Вильгельм уведомил президента о планах Японии захватить Панамский канал, передал через американского посла данные о проникновении японцев в Мексику.

К середине 1907 года Рузвельт фактически признал неудачу своей стратегии на Дальнем Востоке, рассчитанной на установление здесь равновесия сил и достижение дружественности Японии. Если провалилась кабинетная дипломатия, можно пригрозить противнику, показав, что с Америкой спорить опасно. Рузвельт выступил с идеей кругосветного похода: направить к берегам Японии шестнадцать линейных кораблей. В американской дипломатии XX века существовало ложное мнение об «оздоравливающем» влиянии демонстрации военного превосходства. Родившиеся в антиколониальной войне Штаты забыли, что их собственных борцов за независимость отнюдь не испугала мощь Британии тех времен.

К разочарованию Рузвельта, запугивание оказалось неэффективным приемом. Три дня в октябре 1908 года стояла американская эскадра на рейде Иокогамы. Шла бойкая торговля восточными товарами, играли оркестры, было много цветов. Япония, ослабленная войной с Россией, изобразила дружелюбие. Но угли американо-японских противоречий продолжали тлеть. Это явилось крупным просчетом во всей азиатской политике США, с последствиями которого пришлось столкнуться в 1941 году другому Рузвельту.

Политическое мировоззрение Рузвельта характеризуют два момента. Во-первых, полагал он, общественные процессы как внутри страны, так и вовне определяются волей сильной личности. Законы, как и приличия, надо соблюдать, но великий человек не должен сковывать себя условностями.

Во-вторых, Рузвельт утверждал релятивизм в политике, относительность систем логических и исторических доказательств. Он верил в «множественность» правды, в справедливость «каждого по-своему». Это, может быть, и избавляло его от педантизма и излишней жестокости, но такой подход говорит об отсутствии у него общих мировоззренческих основ. Кто их не имеет ― спасается прагматизмом. Рузвельт и был отнюдь не апостолом абстрактных общечеловеческих истин, а хватким, энергичным проводником принципов воспитавшей его среды. Когда же он пытался обобщать, то дальше констатации равнозначности перед лицом истории проявивших свою жизнеспособность и силу явлений он не идет.

К примеру, в то время многое говорилось о новом могучем факторе ― германской экспансии. Рузвельт на этот счет отказывается выдвигать моральные или какие бы то ни было иные критерии. Немцы по-своему правы. «Будь я немцем, ― пишет он, ― я желал бы экспансии германской расы... как немец я был бы в восторге унизить англичан в Южной Африке, бросить вызов американцам и их «доктрине Монро» в Южной Америке... Международное право и прежде всего закон в отношениях между расами находятся еще во флюидном состоянии и две нации с резко конфликтными интересами могут быть совершенно правы с их собственной точки зрения». Такое «всепонимание» имеет привлекательные черты лишь с первого взгляда, или для того, кто не знаком с мировой историей. При этом подходе всеобщим эквивалентом становится не право, а сила. Последняя исторгает худшие инстинкты человеческой природы. Рузвельт жил достаточно долго, чтобы увидеть это на фронтах первой мировой войны. Когда в его ведении находились пресловутые «рычаги власти», он внес свою лепту в общее движение империалистической системы к катастрофе 1914 года.