Врата скорби (Часть 1) - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григорий расположился на месте водителя, стал мотор запускать, да провода соединять, поскольку для зажигания надо было их хитрым переходником соединить. А как же – Одесса, тут не то что лопатник из кармана штанов – сами штаны с лопатником унесут, не заметишь. А переходник – что-то вроде противоугонки.
Митька не дожидаясь приглашения, уселся рядом
– А что – из Одессы сваливать самое время? – как бы вскользь поинтересовался Григорий
– Это кому как, начальник – охотно ответил Митька
– Базар – не про кого. Базар – за тебя.
– И мне… обстановку сменить самое время. Климат здесь – не тот.
– Там еще хуже.
– Та знаю, я – начальник. Мне хуже местного – нет.
– Смотри…
Джип глухо зачихал, завелся – кривым стартером пользоваться не пришлось, покатил по улицам города.
Одесса была Одессой – вечно молодой, шумный город. Мало кто знал – что на протяжении долгого времени Одесса была единственным городом Империи, что без помощи сводил в плюс бюджет. Отсюда и независимость известная… еще при создании города Дерибас определенные преимущества у Екатерины Великой выговорил, что-то типа статуса свободного города. Кстати, название городу тоже Екатерина самолично подарила. Как? Да очень просто. Жаловались что там воды нет совсем, а Екатерина, женщина ученая возьми да и скажи: вода на древнегреческом – assedo. Там воды нет? Ну вот, значит и будет называть город наоборот – Одесса. Так и порешили.
Шум звонков "конки", на электричество одновременно с Санкт-Петербургом переведенной, шум от лавок, у которых приказчики, соревнуясь, громко выкрикивают приглашения благородным господам и дамам посетить именно их лавку, крики мальчишек, заканчивающих разносить свежие выпуски газет. Рестораны, около которых шумно и днем и ночью, конторы по найму моряков, толпу у которых приходится по проезжей части обходить, доходные дома, снова лавки. Много машин – их здесь столько, что на улице не помещаются, лошадей совсем уж нет, разве только на набережной – детей и милых дам катать. С порта – рев гудков теплоходов, там работа ни на секунду не прекращается, в порту постоянно нужны руки, заработать может любой. Контрабандисты – они свой товар приняли, прикорнули с утра – теперь вышли на людей посмотреть и себя показать. В синем, распахнутом настежь небе – серая колбаса дирижабля. Экскурсионный, Одесса – Константинополь, снижается. На маяк идет, там у них причальная вышка теперь. Проехали портом – новая дорога, аккурат над портом идет, все видно. Дымовые трубы сухогрузов, разноцветье флагов, чайки, жирные, пресытившиеся, сидят на ограде набережной как куры. Дальше – только в бинокль и смотреть – серо-стальной силуэт крейсера. Они все на Севастополь базируются, здесь видимо какие-то маневры отрабатывает, может быть – сопровождение конвоев. Или еще чего.
За город выехали – горы вдали, виноградные плантации, харчевни придорожные, белого камня домишки. Идиллия…
Велехов знал, куда едет – хоть и нельзя вне тиров с оружием упражняться, но и в тир лишний раз тоже – тащиться. Свернул к карьеру, старому, заброшенному, с водой на дне – тут можно стрелять, не опасаясь что кого подстрелишь ненароком. Пули песок примет.
По чему стрелять? Да по камням – вон их сколько валяется.
Джип казак остановил в самом начале карьера, большого, старого, с накатанной колеей, осыпающимися стенками и мутным, коричневого цвета озерцом на дне карьера. Вышел, потянулся, пошел вниз…
Бах!
На противоположной стороне карьеры только брызнули осколки – камень тут мягкий, пуля его крошит. Да и не камень это – тот же известняк.
А до камня – метров пятьдесят будет, а стрелял то – с руки, не целясь почитай.
– Могешь так, стрелок?
Шалый привычно улыбнулся
– А и запросто Ваше Благородие. Только вы мне камешек то подкиньте, а то так и целиться несподручно.
– Подкинуть? В воздух?
– В него самого. Если не затруднит.
– Ну, смотри…
Григорий долго искал камень, нарочито долго выбирал, мотал нервы – и вдруг кинул, резко, прямо от земли, неожиданно, не разгибаясь вовсе.
Б-бах!
Сдвоенный выстрел, дуплет – и камень брызнул осколками уже в воздухе, несколько секанули по головам, не до крови – но неприятно.
– Га… Вот это дал – Григорий и впрямь был удивлен – а еще так можешь?
– Да сколь угодно, только за бабло уже. Говорю же – тир у папахена был, хороший тир.
Григорий присмотрелся к курносым, короткоствольным револьверам в руках блатного
– Что за железо?
– Смит-Вессон, десятка. Двухдюймовый ствол.
– Оттуда?
– А то. Друзьяки уехали… подарок прислали.
– Так и таскаешь с собой?
– Не жмет – пожал плечами недоуменно блатной.
На самом деле револьверов было три.
– А из автоматической винтовки?
– Вот чего не могём – того не могём. Я ж не стопорила какой.
– А кто ты по масти?
– Честный налетчик я, Ваше Благородие. Не стопорила и не бомбила. Если надо тебе таких… они и с пулеметом знакомы, тут Черный банк брал, недалеко от твоей конторы, кстати, на Ланжероне – знатное дельце было. Но не по мне.
– Мне фартовых надо. Дело есть. Навар хороший.
– А что за дело то?
– Серых развелось. На Востоке. Открыт сезон охоты.
– Серых… серые разные бывают, господин казак
– Те серые, которые зеленые. Дошло?
Блатной не торопясь спрятал в карман револьверы – Григорий заметил, что на обоих срезан внешний курок заподлицо, и передняя часть скобы, которая спусковой крючок прикрывает – тоже. Американский стиль, есть там такие асы со времен Сухого закона, что из такого револьвера шесть пуль за три секунды выпускают. Это если считать еще и время, чтобы револьвер достать.
– Стремные дела…
– А что – боишься? – по-блатному спросил Григорий
– Опасаюсь… Зеленые они ж вольтанутые совсем. С башкой не дружат…
– Если опасаешься – не держу. Поехали…
– Да ты постой… начальник… постой, чего кипешить. Тебе это – зачем надо?
– Тебе – какое дело? Открыт сезон охоты. Я – взялся.
– А на карман сколько?
– На карман… четыреста целковых в месяц – устроит?
Стопорила усмехнулся
– Фартовый щипач с вечера так хлебает.
– Так щипли, кто тебе мешает. Со мной не торгуйся – не на Привозе.[86]
– Да я за другое, гражданин казак.
– А за что?
– Да ксиву бы мне… за ксиву и отработать не грех.
– Ксиву…
Дело было в том, что казачьи области в России – были на правах самоуправляющихся, и власть там была совсем не такой, как в России. Главными на этих территориях были атаманы, они же вершили суд по всем вилам гражданских и по мелким уголовным делам, спрашивая совета стариков – то есть были нечто вроде мировых судей. Атаманов выбирали и в месте проживания казаков, в станицах – были станичные атаманы, которые одновременно занимались делами станичных воинских команд. Центральная власть в самоуправляющихся казачьих общинах занималась только сбором податей, причем не с конкретных казаков, а с казачьего войска в целом, "на местах" подати собирали атаманы, да еще расследованием преступлений средней тяжести и тяжких. В числе казачьих привилегий было то, что правления могли выдавать паспорта на совершенно законных основаниях – и таким образом Митька Шалый мог стать совершенно другой личностью и начать жизнь с чистого листа. Это-то ему и было нужно.
– За ксиву разговор отдельный будет. Мы тебе ксиву дадим – а ты стопорить пойдешь.
– Да не, я в завязке. Забожусь на п…раса – не пойду.
– А что так то? Масть решил сменить?
– Нельзя мне начальник. В зоне – край!
Чтобы показать насколько край – блатной красноречиво провел ребром ладони по выпирающему кадыку
– Смотри… Ничего тебе не говорю ни да, ни нет. Найди меня… через два дня. Порешаем. И учти – если даже "да" – правила одни для всех. Идем не бомбить и не стопорить. Кого на мародерке поймаю – неважно кого, на первый раз в зиндан, на второй вон из отряда. Кого на чем худшем – на "мохнатом сейфе"[87] например – к стенке. Веришь?
Шалый сделал понимающую рожу – они это умеют.
– Понимаю, как не понять, гражданин казак. Мне сейчас не до того – отсюда бы смыться. А так готов… верой и правдой… и неправдой тоже если потребуется.
– Верой и правдой… Ну, поехали… Два дня – найдешь меня.
– Найду, гражданин казак – Митька привычно, с одного скока запрыгнул на пассажирское место – а вопросик можно?
– Можно, если не рассчитываешь на ответ.
– Судя по вам, уважаемый, вы при делах были?
Григорий завел двигатель.
– Почему – был? При делах и есть…
На обратном пути, высадив Митьку на окраине Молдаванки, Григорий сменил маршрут, резко свернув влево. Покатились под гору чистые, запруженные народом улочки, греки, евреи, столы с едой выставленные прямо на тротуар, одуряющий запах ранних овощей – сюда они первым делом приходят, через Одессу вся торговля с Востоком, а там, как орошение затеяли – круглый год можно выращивать. Машин здесь было немного – местный народ все более предпочитал здесь пешком или на конке, тем более что и улицы были вихлястые да ухабистые, только под человека да под осла. В этих местах можно было купить и продать все что угодно – причем греки часто торговали шире евреев.
