Расстрельное время - Игорь Болгарин

— Да! — морщась от боли, отмахнулся пожилой Мыкола. — Люды на хлеб с маслом заробылы, а я…Надо ж такое, утикты хотив. Я и обозлывся!

— Трое дитей, про ных бы подумав! — упрекнул его Каретников.

— Про ных и думав.

— А если б убылы?

— Вы сказалы б дитям, шо батько погыб геройской смертью.

— Дурак ты, Мыкола!

— Я як лежав там, на иоле, поранетый, тоже про цэ подумав. А только, дэ ж взять столько умных, шоб хватило на всю эту клятую войну?

…Ещё дважды за день дроздовцы собирались с силами и поднимались в атаку. И оба раза махновцы отбивали их.

Под вечер дроздовцы отступили на заранее подготовленные позиции. Трупы убитых они забрали с собой. Своих убитых махновцы старались забирать ещё во время боя.

На закате сквозь тяжелые облака выглянуло багровое вечернее солнце, осветив пустынное поле боя и брошенные на нём три причудливых обгорелых железяки.

Хуже выдался этот день для Пятьдесят первой дивизии начдива Василия Блюхера. Для обеспечения успеха ему придали тяжелую артиллерию. Предварив штурм мощной артиллерийской подготовкой, он к вечеру бросил свою дивизию в лоб на Перекоп. Он знал, что Врангель здесь хорошо укрепился, но верил в известное изречение: смелость города берет.

Смелость была. Но Перекоп не пал.

К ночи Блюхер велел прекратить штурм и отойти на прежние позиции. Он решил повторить штурм ночью, и надеялся, что он принесет ему удачу.

Глава четвертая

Утро выдалось на удивление светлое. Небо очистилось от тяжелых осенних туч и украсилось мартовской голубизной. Раннее солнце светило радостно, и весело стучала с крыши капель.

После долгих дней тяжелой бессонницы Врангель проспал дольше обычного, почти до восьми часов. И никто не посмел его будить, что показалось ему хорошим знаком.

«Господи, может быть, наконец-то кончились все неприятности последнего времени, — подумал он. — Солнце, голубое небо, веселая капель — они несомненно предвещают удачу».

Но уже утренний доклад начальника штаба Шатилова поверг его в уныние.

— Доброе утро, ваше превосходительство! — поздоровался Шатилов, и уже в этом Врангель почувствовал недобрый знак: обычно он называл его наедине по имени-отчеству.

— А оно действительно доброе? — спросил Врангель.

— Сожалею, но я бы этого не сказал, — совсем не бодрым голосом ответил начальник штаба.

— Докладывайте, Павел Николаевич, — попросил Врангель, предупреждающе добавил: — И, пожалуйста, ничего не лакируйте. Излагайте все, как есть.

— Да-да, постараюсь… — как-то торопливо и уныло согласился начштаба и, собираясь с мыслями, замолчал.

— Что на Перекопе? — прервал молчание Шатилова Врангель. Он оттуда ждал хороших вестей и уже заранее понял, какой будет ответ.

— Кутепов сообщил, на рассвете мы вынуждены были сдать Перекоп. Четырежды ночью Блюхер атаковал Перекопские укрепления.

— Конкретнее! — попросил Врангель.

— Ещё днем Пятьдесят первая дивизия красных безуспешно штурмовала Перекоп. Ночью трижды повторили штурм. Корниловцы и дроздовцы оказались в окружении. Чтобы вырваться, они были вынуждены штыками прокладывать себе путь. В четыре часа утра они вырвались из окружения, оставив Перекоп. Кутепов все силы перенаправил на защиту Литовского полуострова. Идут непрерывные бои в районе Юшуни.

— Что ещё? — довольно спокойно спросил Врангель, ибо морально был готов к подобному исходу событий — что случилось, то случилось.

— На Чонгаре идут бои с переменным успехом.

— Опять общие слова, — укорил Врангель Шатилова. — Нельзя ли конкретнее?

— Красные закрепились на отдельных участках и пытаются овладеть Таганашем. Кроме того… — Шатилов, колеблясь, смолк.

— Говорите! — приказал Врангель. — Неужели в вашем запасе есть новости ещё хуже.

— Нет. Так, мелочь. В районе Судака высадились крымские партизаны. Надеюсь, их ещё сегодня сбросят в море.

— Это вы так думаете. А они думают иначе, — сказал Врангель и неожиданно мрачно пошутил: — Помните песенку госпожи Плевицкой: «Всё хорошо, прекрасная маркиза»?

— Ну, всё не так печально, — попытался подбодрить главнокомандующего Шатилов.

— Дорогой Павел Николаевич! — со вздохом сказал Врангель. — Ты — мой друг, но истина дороже! К сожалению, всё намного хуже, чем можно было ожидать.

Шатилов, стоя перед главнокомандующим, молча переминался с ноги на ногу. Он чувствовал себя гимназистом, не выучившим задание.

Врангель подошел к висевшей на стене оперативной карте Крымского перешейка, стал внимательно вглядываться в причудливые изгибы Гнилого моря, кем-то давно названного Сивашом. Почти весь северный берег Крыма был занят войсками большевиков. Неприступная стена, как оценивал он Крымский перешеек, рухнула буквально в считанные дни. Отдельные крохотные участки ещё удерживали его войска, но и их падение исчислялось уже даже не днями.

Врангель по привычке хотел сделать на карте отметки изменившейся линии фронта, но не стал.

«Пустое! — подумал он. — Какой теперь в этом смысл?»

— Ваше превосходительство, — напомнил о себе Шатилов. — Просит принять Слащев.

— Что ему нужно?

— Не сказал. Говорит, по крайне важному делу.

— Просите, — велел Врангель.

Слащев словно услышал слова главнокомандующего. Возможно, он даже стоял возле двери в ожидании и вошел сразу же, едва Врангель велел его принять.

— Ваше превосходительство, я не отниму много времени. — Торопливо сказал он и, бросив короткий взгляд на Шатилова, попросил: — Если можно, тет-а-тет…

— У меня нет секретов от Павла Николаевича, но если вам так удобнее — пожалуйста.

Шатилов вышел.

Слащев в этот раз был одет в свой обычный генеральский костюм, выглядел опрятно, без обычной для него экзотики. Чувствовалось, что он готовился к этой встрече и, вероятно, хотел сказать что-то очень важное.

— Я коротко, Петр Николаевич. Я всё знаю. Я только что вернулся из-под Таганаша, с самой гущи боев, — взволнованно сказал он. — Большевистские войска обескровлены. Бои за Крымский перешеек дались им нелегко. Сейчас самое время предложить им перемирие при условии, что Крым останется в наших руках. Я убежден, они пойдут на это. Россия огромна. Что им этот крохотный кусок земли? Так, игрушка в детских руках. Петр Николаевич! Ваше превосходительство, сделайте этот шаг! Я готов лично участвовать в переговорах!

На протяжении всей этой взволнованной речи Слащева Врангель продолжал рассматривать карту. Когда Слащев смолк, он, не оборачиваясь, глухо сказал:

— Поздно!

Он неторопливо прошел к столу, переложил с места на место какие-то бумаги и, подняв голову, глядя Слащеву в лицо, повторил:

— Поздно, Яков Александрович!

— Но, ваше превосходительство, нельзя упускать…

Какие ещё доводы намерен был высказать Слащев в пользу заключения мира с большевиками, Врангель слушать не стал. Он оборвал его на полуслове:

— Я вас более не задерживаю.

Слащев гневно взглянул на главнокомандующего:

— Даже в карточной игре, Петр Николаевич, не имея козырей, всё же играют до последнего.

— Извините, в карты я не играл даже в молодости. Некогда было. Воевал. Но до последнего солдата воевать не имею морального права.

Слащев понял: Врангель уже принял решение, и изменить его никто не в силах. И он вышел.

Оставшись один, Врангель долго ходил по кабинету. На карту он больше не взглянул. Потом присел к столу, стал что-то торопливо писать.

Через какое-то время он вызвал адъютанта и попросил пригласить к нему Шатилова. Ожидая дальнейших указаний, Шатилов не покидал свой кабинет и явился сразу. Уваров хотел оставить их наедине, но Врангель жестом остановил его.

— Садитесь, Павел Николаевич. Я не буду предварять только что мною написанное. В этом нет необходимости. Сегодня же этот документ должен быть размножен и распространен.

Врангель ещё раз бегло просмотрел написанное, что-то на ходу поправил и стал читать:

— Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где ещё существует право и правда.

Голос Врангеля звучал устало и грустно. Уваров, который давно и хорошо знал командующего, никогда, ни разу не видел его в таком удрученном состоянии. Решение, которое он сейчас зачитывал, видимо, далось ему нелегко.

Слушая, Шатилов уже догадывался о решении Врангеля. И сейчас он подумал о том, какая же тяжкая ноша ложится на его плечи: до конца сохранить порядок в войсках, не превратить уход армии из Крыма в беспорядочное и унизительное бегство.

Врангель снова что-то вычеркнул в тексте и торопливо вписал новое. После этого продолжил читать:

— В осознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности. По моему указанию приступаем к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделяет с армией её крестный путь: семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и остальных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.