Бессмертные (Сборник) - Филис Каст

— Вам нужно починить дверь, — вспомнила Джилли. — Или хотя бы запереть ее.

— Я полагал, она заперта, — сообщил мистер Штейн и перевел взгляд на сына. — Ты ее отпер?

Он направился к двери, пройдя так близко к Джилли, что ей пришлось отступить на шаг с его пути. Взялся заручку — та со щелчком подалась.

— Сломана, — буркнул мистер Штейн и сурово воззрился на Эли. — Ты ее сломал?

— Папа, ну зачем бы мне это делать?

— Возможно, вампиры пытались прошлой ночью забраться внутрь, — осмелилась предположить Джилли. — Вам стоит повесить распятия. Они действительно помогают.

Мистер Штейн скрестил руки на груди.

— Это для нас неприемлемо, — буркнул он.

— Ужин почти готов, — со слабой улыбкой объявила из кухни миссис Штейн.

Интересно, и где ей удалось отыскать грудинку? Неужели у них все еще работает холодильник и там все есть?

«Мои родители явно сошли с ума», — взглядом сказал ей Эли.

Будучи лучшим другом Джилли, он имел некоторый опыт знакомства с душевными расстройствами.

Но она не улыбнулась даже тому, что они, как обычно, хором подумали одно и то же. В этом не было ничего смешного. Она уже не знала, кто безумен, а кто нет.

— Ты можешь принять душ, Джилли, — предложила миссис Штейн.

Для этого девушка слишком устала и ослабела, но немного картофельного пюре и кусок сыра, которые дала ей миссис Штейн, подкрепили ее достаточно, чтобы проковылять в ванную. Впервые за долгое время Джилли чуть меньше боялась оказаться запертой в тесном помещении; снять одежду, беззащитной встать под струи воды…

…а затем в ванной оказался Эли, тоже раздеваясь. Он забрался под душ и, всхлипывая, обнял ее. Она и сама расплакалась, стоя обнаженной рядом со своим лучшим другом, которому она не нравилась в том смысле, в каком он нравился ей; они цеплялись друг за друга и горевали вместе.

— Он там, снаружи, — пробормотал Эли. — Я уверен, что он там.

Она повернулась и откинулась спиной на его грудь. Казалось таким невозможным то, что она здесь. То, что она вообще вошла в их дом…

— У твоих родителей там, наверное, уже припадок, — предположила она, прикрыв глаза и наслаждаясь влагой, теплом и близостью Эли.

— Да ты что! Скорее всего, они пляшут от счастья. «Он там с девушкой! Он не гей! Он не гомик!» — довольно точно изобразил он голос отца, а затем мягко добавил: — А что с твоими родителями?

Она вздернула подбородок, подставляя лицо под струи воды. Ее молчание послужило ответом.

— О, Джилли. Джилли, боже, что произошло?

— Не могу об этом рассказывать. Ничего не говори. Я не смогу перестать плакать.

Он накрыл ее лоб ладонью.

— Скажу только, что они были очень добры ко мне. А в иудаизме добро живет вечно, — прошептал он.

— Спасибо.

Она снова облизнула саднящие губы.

Понурившись, он выключил воду, затем вытер Джилли полотенцем и принес аккуратно сложенную чистую одежду, оставленную его матерью в коридоре. Тренировочные штаны свободно болтались на ней и складками собрались у щиколоток. Черный свитер, никакого лифчика. Но какая теперь разница?

Он оделся, взял ее за руку и отвел к себе в комнату. Там повсюду висели ее фотографии: школьные, с их первой постановки на Бродвее, с совместных прогулок в Центральном парке. Хотя портретов Шона было больше. Сначала появилось множество карточек их двоих, Эли и Шона, только что образовавшейся парочки; потом к ним прибавилась Джилли, когда Эли свел их вместе, — вот они гримасничают перед камерой, вот репетируют скетч, а вот и эта дурацкая поездка за автографами в «Запретную планету»… На каждой фотографии, где была она, Шон выглядел раздраженным. И как Эли этого не замечал?

Она растянулась на синем велюровом покрывале, чувствуя себя так, как будто только что выпустила из рук тяжеленную стопку книг. Ей казалось невероятным, что Эли все это время спал на замечательной кровати, в собственной комнате. А она даже не знала, стоит ли до сих пор ее дом. А вдруг она может вернуться туда, взять еще одежды, забрать ценные вещи и деньги?

Эли пойдет с ней. И по дороге они смогут поискать Шона.

Джилли задремала. Эли прижался к ней, обнял ее; каждый раз, когда она вдыхала, он выдыхал. Так у них было заведено прежде. Когда появился Шон, он принес с собой что-то новое; он буквально оказался глотком свежего воздуха. Даже саму Джилли очаровал парень-серфер, прежде живший в Лос-Анджелесе и знакомый с киношниками — эти связи могли бы ей помочь. Он рассказывал о том, как работают дублеры, он общался с каскадерами, а его дядя сдавал под съемки свой магазинчик со снаряжением для серфинга.

Но стоило ему убедиться в чувствах Эли, как он переменился. Она заметила, как это произошло. Эли — нет. Возможно, «переменился» — неподходящее слово; теперь он держался с ней холодно и равнодушно, и стало ясно, что на его помощь рассчитывать нечего. Но Эли этого не видел.

Шон, по сути, сам был своеобразным вампиром. Он высасывал все, что хотел. Выжал досуха друзей и одноклассников Эли, использовал их, чтобы создать себе положение, а затем наносил удар в спину и почти бравировал своей нечестностью: дескать, вам придется меня терпеть, я имею на это право! Джилли могла предсказать, когда он покажет себя с другой стороны. Ее мама обычно говорила, что им не следует относиться к Шону предвзято, поскольку ему многое довелось пережить. Любой парень, родившийся геем, страдал, поэтому они должны держаться с ним любезно, несмотря на то что он подонок. А Джилли угадывала за этими словами то, чего мама не произносила вслух: «Мы терпели твое дурное поведение. Добро пожаловать в реальный мир — тот, что вовсе не вращается вокруг тебя».

Больше ее мама ничего такого не скажет. Потому что она мертва. Но она никогда так не говорила, даже когда ее дочь совсем обезумела от наркотиков; она знала, что Джилли страдает.

Но как бы плохо ни было с Джилли, она не упускала возможности помочь Эли стать еще лучше, насколько это вообще возможно.

— Боже, как я рад, что ты здесь, — прошептал он, потершись носом о ее затылок.

Она еще немного поплакала в его объятиях, но потом раздался негромкий стук в дверь.

— Время ужинать, — прошептала миссис Штейн.

Джилли страшно проголодалась, и запах пищи заставлял ее сжимать и разжимать кулаки. Но Эли заснул, так и не выпустив ее. Она попыталась придумать, как выскользнуть из-под его руки, не разбудив его, но решила, что не сможет, и осталась лежать. Ее плечо начало ныть. В животе урчало.

Пока она напрягала и расслабляла мышцы, пытаясь поддерживать кровообращение, до нее донесся звук — это плакала миссис Штейн, и ее сдавленные рыдания вновь растревожили Джилли.