Сочинения - Иван Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лица не вижу Де-Пуле.
(15 августа) 1860
* * *
Теперь мы вышли на дорогу,
Дорога - просто благодать!
Уж не сказать ли: слава богу;
Труд совершен. Чего желать?
Душе простор, уму свобода...
Да, ум наш многое постиг:
О благе бедного народа
Мы написали груду книг.
Все эти дымные избенки,
Где в полумраке, в тесноте,
Полунагие ребятенки
Растут в грязи и нищете,
Где по ночам горит лучина
И, раб нужды, при огоньке,
Седой как лунь старик-кручина
Плетет лаптишки в уголке,
Где жница-мать в широком поле,
На ветре, в нестерпимый зной,
Забыв усталость поневоле,
Малютку кормит под копной.
Ее уста спеклися кровью,
Работой грудь надорвана...
Но, боже мой! с какой любовью
Малютку пестует она!
Всё это ныне мы узнали,
И наконец, - о мудрый век!
Как дважды два, мы доказали,
Что и мужик наш - человек.
Все суета!., махнем рукою...
Нас чернь не слушает, молчит.
Упрямо ходит за сохою
И недоверчиво глядит.
Покамест ум наш созидает
Дворцы да башни в облаках,
Горячий пох она роняет
На нивах, гумнах и дворах,
В глухой степет, в лесной трущобе,
Средь улиц, сел и городов
И, утомясь, в дощатом гробе
Опочивает от трудов.
Чем это кончится?.. Едва ли,
Ничтожной жизни горький плод,
Не ждут нас новые печали
Наместо прожитых невзгод.
Около сентября 1860
* * *
Бедная молодость, дни невеселые,
Дни невеселые, сердцу тяжелые!
Глянешь назад - точно степь неоглядная,.
Глушь безответная, даль безотрадная.
Нет в этой дали ни кустика зелени,
Все-то зачахло да сгибло без времени,
Спит, точно мертвое, спит, как убитое,
Солнышком божьим навеки забытое.
Солнышко божье на свет поскупилося,
Счастье-веселье на зов не явилося;
Горькое горе без эову нагрянуло,
При горе радость свинцом в воду канула.
Бедная молодость, дни невеселые1
Дни невеселые, сердцу тяжелые!
Рад бы забыть вас, да что ж мне останется?
Чем моя жизнь при бездолье помянется?..
Ноябрь 1860
* * *
За прялкою баба в поняве сидит;
Ребенок больной в колыбели лежит;
Лежит он и в рот не берет молока,
Кричит он без умолку - слушать тоска.
Торопится баба: рубашка нужна;
Совсем-то, совсем обносилась она:
Надеть-то ей нечего, просто - напасть!
Прядет она ночью, днем некогда прясть.
И за полночь ярко лучина горит,
И грудь от сиденья щемит и болит,
И взгляд притупился, устала рука...
Дитя надрывается, - слушать тоска!
Пришлось поневоле работу бросать.
"Ну что, мое дитятко? - молвила мать.
Усни себе с богом, усни в тишине,
Ведь некогда, дитятко, некогда мне!"
И баба садится, и снова прядет,
И снова покоя ей крик не дает.
"Молчи, говорю! мне самой до себя!
Ну, чем же теперь исцелю я тебя?"
Поют петухи, - видно, скоро рассвет,
Дымится лучина и гаснет - и нет;
Притих и ребенок, и глазки сомкнул,
Уснул он - да только уж навек уснул.
23 декабря 1860
ПОРТНОЙ
Пали на долю мне песни унылые,
Песни печальные, песни постылые,
Рад бы не петь их, да грудь надрывается,
Слышу я, слышу, чей плач разливается:
Бедность голодная, грязью покрытая,
Бедность несмелая, бедность забытая,
Днем она гибнет, и в полночь, и за полночь,
Гибнет она - и никто нейдет на помочь,
Гибнет она - и опоры нет волоса,
Теплого сердца, знакомого голоса...
Горький полынь - эта песнь невеселая,
Песнь невеселая, правда тяжелая!
Кто эдесь узнает кручину свою?
Эту я песню про бедность пою.
1
Мороз трещит, и воет вьюга,
И хлопья снега друг на друга
Ложатся, и растет сугроб.
И молчаливый, будто гроб,
Весь дом промерз. Три дня забыта,
Уж печь не топится три дни,
И нечем развести огня,
И дверь рогожей не обита,
Она стара и вся в щелях;
Белеет иней на стенах,
Окошко инеем покрыто,
И от мороза на окне
Вода застыла в кувшине.
Нет крошки хлеба в целом доме,
И на дворе нет плахи дров.
Портной озяб. Он нездоров
И головой поник в истоме.
Печальна жизнь его была,
Печально молодость прошла,
Прошло и детство безотрадно:
С крыльца ребенком он упал,
На камнях ногу изломал,
Его посекли беспощадно...
Не умер он. Полубольным
Все рос да рос. Но чем кормиться?
Что в руки взять? Чему учиться?
И самоучкой стал портным.
Женился бедный, - всё не радость:
Жена недолго пожила
И богу душу отдала
В родах под Пасху. Вот и старость
Теперь пришла. А дочь больна,
Уж кровью кашляет она.
И все прядет, прядет все пряжу
Иль молча спицами звенит,
Перчатки вяжет на продажу,
И все грустит, и все грустит.
Робка, как птичка нолевая,"
Живет одна, живет в глуши,
В глухую полночь, чуть живаяt
Встает и молится в тиши.
2
Мороз и ночь. В своей постели
Не спит измученный старик.
Его глаза глядят без цели,
Без цели он зажег ночник,
Лежит и стонет. Дочь привстала
И посмотрела на отца:
Он бледен, хуже мертвеца...
"Что ж ты не спишь?" - она сказала.
- "Так, скучно. Хоть бы рассвело...
Ты не озябла?" - "Мне тепло..."
И рассвело. Окреп и холод.
Но хлеба, хлеба где добыть?
Суму надеть иль вором быть?
О, будь ты проклят, страшный голод!
Куда идти? Кого просить?
Иль самого себя убить?
Портной привстал. Нет, силы мало!
Все кости ноют, всё болит;
Дочь посинела и дрожит...
Хотел заплакать, - слез не стало...
И со двора, в немой тоске,
Побрел он с костылем в руке.
Куда? Он думал не о пище,
Шел не за хлебом, - на кладбище,
Шел бить могильщику челом;
Он был давно ему знаком.
Но как начать? Неловко было...
Портной с ним долго толковал
О том о сем, а сердце ныло...
И наконец он шапку снял:
"Послушай, сжалься, ради бога!
Мне остается жить немного;
Нельзя ли тут вот, в стороне,
Могилу приготовить мне?"
- "Ого! - могильщик улыбнулся.
Ты шутишь иль в уме рехнулся?
Умрешь - зароют, не грусти...
Грешно болтать-то без пути..."
- "Зароют, друг мой, я не спорю.
Ведь дочь-то, дочь моя больна!
Куда просить пойдет она?
Кого?.. Уж пособи ты горю!
Платить-то нечем... я бы рад,
Я заплатил бы... вырой, брат!.."
- "Земля-то, видишь ты, застыла...
Рубить-то будет нелегко".
- "Ты так... не очень глубоко,
Не очень... все-таки могила!
Просить и совестно - нужда!"
- "Пожалуй, вырыть не беда".
3
И слег портной. Лицо пылает,
В бреду он громко говорит,
Что божий гнев ему грозит,
Что грешником он умирает,
Что он повеситься хотел
И только Катю пожалел.
Дочь плачет: "Полно, ради бога!
У нас тепло, обита дверь,
И чай налит: он есть теперь,
И есть дрова, и хлеба много,
Всё дали люди... Встань, родной!"
И вот встает, встает портной.
"Ты понимаешь? Жизнь смеется,
Смеется... Кто тут зарыдал?
Не кашляй! Тише! Кровь польется..."
И навзничь мертвым он упал.
Декабрь 1860
* * *
Вырыта заступом яма глубокая,
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая,
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая,
Горько она, моя бедная, шла
И, как степной огонек, замерла.
Что же? усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится,
Только одним человеком убавится...
Убыль его никому не больна,
Память о нем никому не нужна!..
Вот она - слышится песнь беззаботная,
Гостья погоста, певунья залетная,
В воздухе синем на воле купается;
Звонкая песнь серебром рассыпается...
Тише!.. О жизни покончен вопрос.
Больше не нужно ни песен, ни слез!
Декабрь 1860
ПОМИНКИ
Ни тучки, ни ветра, и поле молчит.
Горячее солнце и жжет и палит,
И, пылью покрытая, будто мертва,
Стоит неподвижно под зноем трава,
И слышится только в молчании дня
Веселых кузнечиков звон-трескотня.
Средь чистого поля конь-пахарь лежит;
На трупе коня ворон черный сидит,
Кровавый свой клюв поднимает порой
И каркает, будто вещун роковой.
Эх, конь безответный, слуга мужика,
Была твоя служба верна и крепка!
Побои и голод - ты всё выносил
И дух свой на папгае1 в сохе испустил.
Мужик горемычный рукою махнул,