Локальный конфликт - Александр Марков

Кондратьев сообразил, что говорит тот не по-русски и легко догадался, кто это.

"Неужели он Голубева так тихо уложил, что мы этого и не услышали? " подумал капитан. Но тогда боевик вряд ли стал бы произносить монолог на пороге комнаты. Отворив дверь, он бросил бы гранату, а потом снова закрыл ее, чтобы не мешать обитателям комнаты смотреть сны. Уже вечные сны.

Установилось временное равновесие. Оно было очень зыбким и неустойчивым, как и любая нестабильная система. Егеря просыпались. К вошедшему, на что-то натыкаясь в темноте, бросилась собака. Она не успевала.

Не дождавшись ответа, вошедший замолчал, видимо, света, который лился из расшторенного окна, ему хватило, чтобы заподозрить неладное. Он попятился назад, одновременно передернув затвор автомата, стал его поднимать, но очень медленно, и тут в комнату ворвался Голубев. Он налетел на боевика, как машина на столб. Тот не устоял на месте, сделал несколько шагов вперед, чтобы удержаться на ногах. Голова его нагнулась, корпус завалился вперед, точно он хотел кого-то боднуть и одновременно, скорее по инерции, не успев остановить палец, он нажал на курок. Но дуло автомата было направлено вниз. Пули уходили в пол прямо перед ногами истабанца. Из дула вырывалась огненная струя, как из ракетной дюзы, немного приподнимала автомат, но только вверх, а не в сторону. Мощность огненной струи была слишком мала, чтобы поднять автомат в космос. Боевик наступил на оставленные пулями дырки в полу. Он точно хотел поймать одну из пуль. Но он не успевал - пули впивались в пол чуть раньше. Он заболел белой горячкой. Ему чудились копошащиеся возле ног тараканы и крысы. Автоматной очередью он расчищал себе дорогу. Наконец автомат опал. Из дюзы перестал бить огонь. Но топливо в ней все еще не закончилось.

От удара у Голубева выбило весь воздух из легких, их стенки склеились. Он прыгнул боевику на спину, но не рассчитал прыжок и достал его только руками, а не повис у него на спине, как задумывал. Боевик не успел распрямиться. Получив еще один удар в спину, он в полусогнутом состоянии оказался в центре комнаты, наткнулся на стол. Угол по касательной скользнул его по щеке, потом врезался в плечо и остановил боевика окончательно. Он точно наткнулся на скалу. Его даже немного отбросило назад. Стол сдвинулся, пустой чайник упал, загремел, покатившись по полу. Крышка от него отлетела. Боевик застонал, стал разворачиваться через левое плечо, еще не зная, что почти идеально подставляет под кулак Голубева свою скулу. Удар был страшным и даже более опытных и стойких бойцов отправил бы в долгий нокаут, заставив валяться на ринге не только необходимые для полной победы десять секунд, а гораздо дольше. Он не очнулся бы и в раздевалке, а лишь в больнице, когда у него перед носом помашут ваткой, смоченной в нашатырном спирте. Но говорить он не смог бы, только мычать от боли, пока ему не введут еще и обезболивающее, потому что скула у него оказалась переломана.

Боевик не успел вскрикнуть. Что-то в нем булькнуло, а чуть раньше треснула скула, как ломающееся сухое дерево, капли слюны, перемешавшиеся с кровью, слетели с губ - прямо в лицо Кондратьева. Тот отшатнулся, но лишь когда почувствовал, как что-то липкое, теплое, до тошноты неприятное попало ему на нос и щеки. Он стряхнул эту гадость ладонью до того, как она успела затечь ему в рот.

Боевик рухнул на пол, совсем не сгруппировавшись, как стоял, точно все его тело поразил ревматизм, и он не мог двинуть ни руками, ни ногами. Он окаменел, поэтому звук от падения был очень громким, от него затрясло пол и посуду на полках. Казалось, проломятся доски пола и боевик провалится в подвал. Он ударился об пол лбом с тем звуком, который издает разбивающийся перезрелый арбуз, когда падает на асфальт. От такого удара мог треснуть череп, а мозги разлететься во все стороны, как шрапнель, будто голова превратилась в разрывной снаряд и могла поранить осколками всех, кто был в комнате. Дух-то уж точно должен был вылететь, вернее, он должен был остаться на том месте, где находился боевик до удара Голубева. Где-то неподалеку от стола. Боевик придавил грудью автомат, впившийся ему в ребра прикладом. Ребра могли тоже сломаться.

Боксерский поединок в темноте выглядел не очень эффектно. Он слишком мало продолжался, чтобы едва очнувшиеся от сна егеря могли что-то понять.

- У, гад, - проговорил Голубев, осматривая лежавшего без движения боевика.

Тот хрипло дышал. Егерь встряхивал кисть. Он переусердствовал, отбил костяшки пальцев и понимал, что таким ударом мог отправить соперника не то что в нокаут, но и на тот свет. Боевика, скалясь, обнюхивала собака.

- Ты часом не убил его? - спросил Кондратьев.

- Нет. Сотрясение.

- М-да, чистая победа. На первых же секундах боя, хоть вы и в разных весовых категориях. Он тебя килограммов на пятнадцать потяжелее. Молодец, одобрительно сказал Кондратьев, - как ты его, паршивец, проглядел? Он мог из нас отбивных понаделать. Заснул, что ли, на посту?

- Не спал я, сам не знаю - откуда он взялся. Прошмыгнул мимо и в дом. Может, из подвала выбрался или переход между домами подземный есть. Не знаю, но я не спал.

- Подвал-то мы проверили. Переходов подземных между домами не нашли. Ладно. Расслабься, - остановил Кондратьев егеря, который опять хотел оправдываться. - Может, он в сугробе задремал, а мы его в темноте и не увидели. Но тебе повезло. Похоже, сперва он принял нас за своих. В темноте, знаешь, это не трудно. Повезло. Иначе тебе всю оставшуюся жизнь пришлось бы мучиться от мысли, что из-за тебя погибли несколько славных ребят. Так что можешь расцеловать его. Какой камень он снял с твоей души, что в обстановке не успел разобраться. Но ты не должен был его сюда пропускать.

- Ну ладно тебе, командир. Я же сказал, что осознал свою ошибку.

- Ты этого не говорил.

- Да как же? Вот только что и сказал.

- Хорошо. А вмазал ты ему красиво.

- Испугался.

- Испугался? Неужели? Тебя надо выставить на полковые соревнования по боксу, а то у нас, ты же знаешь, со спортивными достижениями плоховато. Начальство ругается, а тебя на них не затащишь. Нехорошо.

Тем временем егеря повскакивали со своих мест, подошли к боевику, перевернули его на спину, отобрали автомат, отложили в сторону, предварительно отстегнув ручку и проверив, сколько в ней патронов.

- Ну что там? - поинтересовался Кондратьев.

- Честно, на нас всех еще хватило бы по три раза, - сказал Евсеев.

- Продолжайте, продолжайте, - одобрил капитан.

В карманах у боевика нашлось еще две "лимонки", нож и два запасных автоматных рожка, скрепленных между собой скотчем. Голубев заломил руки боевика назад, застегнул на его запястьях наручники и снова положил на живот. Из такого положения очень трудно встать, быстро это не получится.