Шкурный интерес - Марина Серова

Тем временем Берцман потихоньку, бочком, двигался к выходу. Напрасно он полагал, что я ничего не замечаю. Ильясов пребывал в ступоре и продолжал сидеть на полу, потирая ухо. Он рассеянно озирался по сторонам. Берцман был готов совершить последний рывок и спастись бегством, но я в решающий момент сделала ему подножку, и Эрик Иосифович рухнул на пол, подобно Ильясову.

В этот момент ко мне подкрался Чумаков и попытался вновь схватить меня. Я пнула его в живот, развернулась и мощным толчком вернула на место повторившего попытку бегства Эрика Иосифовича.

Иван Васильевич совершил очередной бросок с целью заключить меня в свои стальные объятия. Я решила повторить серию «ударов-молний», чтобы он наконец успокоился, и тут совершила ошибку. Самое главное в бою с человеком, владеющим приемами самбо, – не подпускать его к себе на близкое расстояние. Тогда противник обязательно тебя схватит, а после этого ты полностью в его власти. Именно в этом основа стратегии самбиста – приблизиться к противнику и поймать его. Я эту ошибку допустила. Иван Васильевич схватил меня, произвел бросок через бедро, и через мгновение я лежала на полу, придавленная его тяжелой тушей. От Чумакова пахло потом, остро, по-звериному.

– Ну что, Евгения Максимовна? – спросил Чумаков, тяжело дыша мне в лицо. – Кончилось ваше везение? Говорил я вам, не лезьте вы в неженские дела. А то что же получается? Такая красивая леди, ей бы цвести да глаз людям радовать, а теперь придется задушить! Дай хоть пощупаю тебя на прощание!

Кто-то вновь приоткрыл дверь, и снова она сразу захлопнулась. «Вызовут они полицию или нет?!» – в отчаянии подумала я.

Иван Васильевич потянулся своими лапищами к моей груди. На этот раз ошибку допустил он. Говорят, на войне нет места любви. Видимо, Чумаков эту истину запамятовал. Я резко приподняла голову и ударила подонка лбом по носу. Чумаков отпрянул, и я, не медля ни секунды, вырвалась из его плена. Далее я нанесла ему «маваши-гири» в челюсть, затем «майо-гири» в живот. Эта пара ударов позволила привести противника в явное замешательство. Следующая тройка ударов явилась для Чумакова роковой. Прямой удар рукой по челюсти, туда же боковой удар рукой и в завершение – толчок вытянутыми пальцами в солнечное сплетение. У меня не было под рукой веревки, чтобы связать «надежных и проверенных людей» Степанова, и я прибегла к помощи проводов, торчащих из компьютера. Особенно меня беспокоил Чумаков, а потому его я скрутила с особой тщательностью.

Когда Иван Васильевич открыл глаза, я сказала:

– Говорил тебе, Чумаков, Дмитрий Анатольевич: «Погубят тебя женщины!» А ты не верил. Напрасно!

Чумаков зло сплюнул и процедил:

– Все равно ничего не докажете!

– Это мы еще посмотрим. В крови Елены Руслановны обнаружены вещества, источником которых может служить только змеиный яд. Это имеется в отчете, копия которого хранится в морге. Только работники морга настолько зациклились на идее, что Степанова была наркоманкой, что не придали данному факту никакого значения. А вы у нас, оказывается, герпетолог?!

– Я могу быть хоть трижды герпетологом, но это ничего не доказывает, – упрямо твердил Чумаков.

– Значит, говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, ты не собираешься?

Иван Васильевич отрицательно покачал головой.

– А если я применю к тебе физическое воздействие?

– Если вы, Евгения Максимовна, полагаете, что я не перетерплю пыток, вы глубоко ошибаетесь.

– Да, – задумчиво протянула я. – Вы, может, пытки и перетерпите. А вот они – вряд ли, – я кивнула на связанных Ильясова и Берцмана. – Будете говорить?

– Только ляпните, что не надо! – прошипел Чумаков. – Я вас из-под земли выкопаю!

Я занесла ботинок над лицом Мамеда Расуловича со словами:

– Будешь рассказывать?

– Нет.

Пришлось мне «пустить кровь» из носа Ильясова. Я ударила совсем несильно, так, скорее для устрашения.

– А ты будешь? – обратилась я к Берцману.

Берцман отрицательно замотал головой. Пришлось оказать физическое воздействие и на Эрика Иосифовича.

– Люди, будьте гуманны! – отчаянно закричал он.

– Мне повторить? – поинтересовалась я у Мамеда Расуловича. – Предупреждаю, на этот раз буду бить сильнее.

– Нет! Не надо! – завизжал Ильясов. – Я все расскажу.

Я обвела кабинет Ильясова взглядом и усмотрела кассетный магнитофон. Подошла к нему, убедилась, что в нем есть кассета и что он подключен к розетке.

– На что записывать, у нас есть, – прокомментировала я сложившееся положение дел. – Прекрасно! – и нажала кнопку записи.

– Неужели у вас поднимется рука уничтожить бессмертные творения Бетховена?! – причитал Берцман. – Там в магнитофоне – Бетховен!

– Еще как поднимется!

– Изверги!

– Рассказывай! – обратилась я к Ильясову.

– А вы не развяжете веревки? – мелькнула призрачная надежда на спасение у Мамеда Расуловича.

– Обойдешься.

– А с чего мне начинать?

– Начинай с самого начала.

– Это Алик во всем виноват! Я бы его ни за что в компанию не приводил! Он меня буквально заставил.

– Это мы слышали. Ты обязан ему жизнью. Ладно, продолжай.

– Алик все ходил, присматривался, принюхивался, вникал в бизнес… А потом ему пришло в голову власть захватить. Я ему помехой не был, только Дмитрий Анатольевич. Решили они тогда босса заказать. У Чумакова знакомые благо имелись. Прошу принять во внимание, что я с самого начала был против.

– Его последние слова – правда? – спросила я у Эрика Иосифовича.

– Только потому, что трус он большой, – отозвался Берцман. – И Алик мог его не у дел оставить. А к проблемам мирового гуманизма это никакого отношения не имеет.

– А Елену Руслановну за что убили? – продолжала допытываться я у Ильясова.

– Вот я и объясняю, за что. Видимо, она что-то заподозрила. Мне кажется, это случилось в начале мая, когда Дмитрий Анатольевич с супругой в последний раз приезжали в Баку вместе. Я даже подозреваю, когда это случилось.

– И когда же?

– А мне как-то Чумаков говорил: вот, мол, как мир устроен! Не повстречай ты, Мамед, сестру лоты Муршуда, Дмитрий Анатольевич наш несравненный в живых остался бы. Потом оказалось, что Елена находилась в тот момент в соседней комнате. А говорили мы громко… Мы надеялись, что все обойдется. Не обошлось! Елена начала нервничать, а мы этому должного значения не придали. Мы потом поняли, отчего она все в Баку рвалась. Расследование хотела провести, подтвердить или опровергнуть свои догадки. Вот и в тот день сообщила нам, что к подруге уехала, а сама тайком вернулась, шпионить начала. За скалами пряталась, подслушивала. А мы тогда как раз с Чумаковым и Берцманом убийство Дмитрия Анатольевича обсуждали. «Вот, – говорит Иван, – и отправится сегодня Димка на тот свет». Слышим, а за скалами кто-то шуршит. Мы все сразу просекли. А Елена Руслановна давай от нас удирать! Кстати, я сколько на этой даче живу, а надпись про какого-то «тринадцатого» на скале не замечал. Наверное, потому, что по этим горным тропам особо не лазаю. Короче, Елена Руслановна еще и мужу звонить надумала. Кстати, это я ее поймал как раз в тот момент, когда она по телефону всякую чушь мужу несла. Рот ей ладонью прикрыл… Я был страшно напуган, что она обо всем Дмитрию Анатольевичу уже сообщила, но оставить ее в живых мне казалось еще страшнее. Я ее задушить хотел, а Иван меня останавливает: «Стойте, я кое-что заметил, мы сейчас убийство ювелирно обставим. Держи ее, Мамед!» И побежал куда-то в сторону. Подобрал пару камышинок, которые море на берег выбрасывает. Мы с Эриком думаем: совсем, видать, крыша у Ивана поехала. А Иван, оказывается, змею метрах в десяти от нас заприметил. Он эту змею при помощи камышинок поймал и говорит: «Подставьте мне ее запястье!» Эрик и помог мне это запястье, чтоб его черт побрал, подставить. А Иван эту змею зубками ей в вену нацелил! И долго так заставлял яд в ранки сочиться… Он еще, я помню, этой твари с боков голову сдавливал, чтобы побольше яда было. Потом подождали немного, пока яд действие окажет. Рот ей все время закрытым держали, чтобы ничье внимание криками не привлекла. На даче в тот момент Магерамов был, нельзя было, чтобы он узнал, чем мы занимаемся. Дмитрию Анатольевичу и Елене Руслановне он близким другом приходится… Короче, скончалась она. Мы ее тело до поры припрятали среди скал. В песочек не поленились закопать…

– И Мехман Абдулаевич ничего не обнаружил, – заключила я.

– Ничего. Он в тот вечер в Баку уезжать должен был. С бизнесом у него проблемы наметились. Чумаков все хотел в виде случайного укуса змеи обставить. А я умудрился на обоих запястьях своими ручищами синяки поставить. На одном запястье, может, синяк еще можно было бы за отек от змеиного укуса выдать, хотя Эрик уверял, что не похоже будет, но вот на другой руке – это уже явные следы насилия. Берцман предложил все под наркоманию обставить. Как Магерамов уехал, труп Елены Руслановны в машину погрузили и на дикий пляж отвезли, а Эрик за шприцами поехал. Место встречи мы заранее обговорили. Там обычно безлюдно, днем еще мальчишки порой лазают, а вечером – никого. Сделал Эрик инъекции на обоих запястьях тела Елены Руслановны. Даже потрудился, чтобы не в одном месте похожие пары дырочек были. Мол, ошибка, какие случаются у наркоманов-новичков. Эрик у нас фармацевт. Он свое дело знает…