Прорвать Блокаду! Адские Высоты - Алексей Ивакин

На пайки молодежь сделала стойку: интересно им – а что там такое? Консерва рыбная, консерва мясная. Галет кучка, пакетик чая, парочка кофе. Витаминный напиток.

И еще таблетки сухого спирта.

Юди делает ямку под него. Степка тем временем открывает банки.

Разводим в ямке огонь. Ставим на него сначала одну банку. Дожидаемся, когда сало растает.

А потом макаем в нее хлеб, передавая банку по кругу. Заедаем дольками лука. Запиваем чаем с водкой. Вот это – самая вкусная на свете еда – макать хлеб в растопленный жир тушенки и запивать его горячим сладким чаем с водкой. И никакие суши с профитролями рядом не стояли.

И разговариваем.

– Слышь, пацан, а ты на кой хрен пиво взял?

– Так вкусно же!

– Ты же обоссышься сейчас со вкусного-то! – лошадино ржем над пареньком.

– А мы водку не пьем…

– Хе… Ты вообще… Первый раз, что ли?

– Ага! – в голосе пэтэушника жизнерадостный восторг щенка.

– Ты вообще зачем сюда поехал? – спрашиваю я, с хрустом пережевывая лук с салом.

– Пряжку хочу найти. Немецкую. Чтобы там надпись – «Гот минс унс».

– Мит унс, – машинально поправляет его Васька и ухмыляется.

А мы замолкаем… Только я продолжаю:

– А нах?

– В городе носить буду! На ремень надену!

– Встречу в городе – уебу лопаткой, – Буденный не смотрит на пацана. Он макает хлеб в горячий жир тушенки. Потом утирает подбородок и повторяет: – Уебу. Понял?

– А чо? А? – удивляется пацан.

– Ничо а, блять ты такая. Просто так.

– Нацик, что ли? – спокойно говорит Еж, хрумкая галетой. Когда Еж спокоен – жди беды.

Парень вдруг теряется.

– Нацик… – констатирует факт Юди. – Тут его прикопаем или?

– Оглянись, что видишь вокруг? – это уже я подал голос.

– Ээээ… Поле.

– А кто на нем лежит?

– Мы вот сейчас лежим…

– Идиот ты, – говорит Дембель.

Я продолжаю разговор, не обращая внимания на реплики:

– Бойцы тут лежат. Русские бойцы. Так?

– Ну… Да…

– А ты хочешь носить пряжку немца, который этих бойцов убивал? Что бы они, эти бойцы, с тобой сделали, если бы встретили в Кирове сорок второго?

Молчание. Только ложки скребут по банкам.

– Позже прикопаем. После захоронения, – опять вздыхает Юди. – И билет сдадим. А бабло пропьем!

Васька ухмыляется. Найти эту пряжку тут – дело тяжелое. А носить ее… Последнее дело.

И, конечно же, начинаем спорить.

Спорить о том, что видим вокруг.

О том, что нужно ли было класть солдат в этих болотах? Так ли был бессмыслен Невский пятачок? Может быть, стоило просто держать оборону, дожидаясь побед под Сталинградом?

– Немцы бы оттащили отсюда резервы, и тогда можно было бы прорывать. Ведь в итоге так и получилось!

– Ага… Получилось бы… Это кто ж в августе сорок второго года знал о Сталинградской победе? Немцы были так уверены в своей победе на юге, что одиннадцатую армию фон Манштейна перекинули не на юг, а именно сюда. Под Питер. И если бы наши тут просто сидели в болотах, что бы было?

– И что? Потерь бы было меньше!

Я не выдерживаю и вставляю свои пять копеек:

– А то же самое, что и во Франции. Сидели себе за линией Мажино – в футбол гоняли. Потери были минимальны. Какого-то капрала шлепнули через два месяца после начала войны. Немцы, наверное, долго извинялись перед родственниками. А потом раз! И нет Франции.

– На войне стреляют, знаешь ли… – это Степка прожевал кусок хлеба с салом.

– Не… Ну, так это понятно. Зачем толпой на пулеметы-то бегать?

– Можно подумать, немцы так не делали. Или англичане с американцами. Леха, скажи!

И я говорю:

– Потери американцев в Первую мировую войну только убитыми – двести тысяч человек. За два месяца. Сто тысяч в месяц. Потери России за три года убитыми – девятьсот тысяч. Двадцать пять тысяч в месяц. Ну ладно, это Первая мировая. Во Второй мировой при высадке на Сицилии янкесы сами себя разбомбили, а потом едва не сбежали, когда их три дивизии немцы одной контратаковали.

– Зато они жизни солдат спасали!

– Зато наши солдаты спасали жизни своих детей.

Спор вечен. Вечен и бесконечен. Солдат, поймавший пулеметную очередь, – жертва бестолкового командира или герой, приблизивший Победу на несколько секунд?

Кто из нас прав – я или мой оппонент?

Да никто. Солдат – прав. Жаль, я никогда не узнаю – что думал он перед боем, чем жил, как чувствовал?

Жить – можно. И нужно. Но если нужно – бывает такое – то надо и умереть. Чтобы другие – жили.

А иногда надо и замолчать.

Перекуриваем обед.

И снова вперед.

Змей и Юди – подымать блиндаж. Васька насвистел им трубу от печки. На помощь им отправляем пэтэушников.

А мы дальше – цепочкой по полю.

Вернее, змейкой. Со стороны забавно, наверное, смотримся. Бегает мужик со странной хренью в руках. Время от времени хрень гулко гудит. Толпа других мужиков отарой бродит за ним. Если отара услышит гудок – ускоряется и бежит с лопатками наперевес. Кто первый – тот копает. Маньяки…

А погода тем временем внезапно улучшается. Тучи ровным строем уходят на восток. И за этим строем ползут – высоко – перистые штабные облака. Впрочем, иногда и кучевые подносчики боеприпасов тоже ползут за фронтом. Низко, кажется, можно щупом достать.

Сыро. Ветрено. Солнечно.

Я улыбаюсь солнышку, скидывая мокрый капюшон.

– Леха! Тут! – Васька крестит миноискателем землю. Буденный пристраивается рядом.

У меня ржавая саперная лопатка в земле. У Буденного – подсумок. Пустой. Кожа хорошая. Отдадим Зайцу – пусть шьет чего-нибудь. А костей опять нет…

Вдруг я слышу за спиной резкий хлопок и машинально падаю мордой в мокрую землю. Потом оборачиваюсь – Артем сидит с побелевшими глазами и матерится. Оказывается, он со всей дури втопил «фискарем» – это лопата такая – в землю, а в ней лежал взрыватель от «эфочки».

Взрыватель взял и хлопнул. Работа у него такая – хлопать.

– Аж лопату подкинуло! – а потом долгая матерная тирада. Забористая такая русская молитва.

Я протягиваю фляжку – адреналин погасить. Артем хлебает лекарство как воду. Потом вытирает вспотевший лоб дрожащей рукой.

– Третий раз уже, бляха муха!

Артем – спасатель. Работает в МЧС. Вроде привыкнуть должен, скажете? Не… К этому не привыкается.

– Идем?

– Идем…

И мы шагаем дальше…

У каждого свои враги на Вахте. У кого-то взрыватели, у меня вот снаряды.

– Хорошо, что не шар ампулометный, – говорит Степан. – Было дело, у нас пацан щупом пробил его. Еле отскочить успел.

– Бахнуло?

– Пыхнуло. Волосы опалило. И хорошо, что не попало на него. Хрен потушишь эту смесь.

– Из чего ее делали-то?

Степка рассказывает. Я не запоминаю. Не хочу знать эту херню.

Случаев таких – много. Но Бог бережет дураков. Дураков, но не идиотов. Если ты будешь подкидывать взрыватель от противотанковой гранаты и долбать по нему лопаткой – рано или поздно ангел подправит осколок в нужную сторону, дабы спасти остатки мозга посредством черепно-мозговой травмы. Хотя одному мудаку каким-то образом в задницу осколок прилетел. Ангел-хранитель явно ругался, спасая своего идиота. Осколок-то горячий – все пальцы обжег. Потом, наверное, крыльями устал махать на ожоги.

Или вот бутылка как-то хлопнула с зажигательной смесью. Тоже тогда парень отскочить успел, только капля на ладонь попала. Мы его втроем держали, когда он руку сунул в зеленую воду болотной воронки. Один хрен – не помогло. Пока капля ладонь не прожгла насквозь – не потухла.

Идем мимо раскопа на блиндаже.

– Дед! На тебе подарок! – Юди протягивает бутылку.

Накаркали.

Вот и он. Тот самый коктейль того самого Молотова. И главное, почему Молотова? Какое отношение к сему химическому продукту нарком иностранных дел имел? А вот вошел же в историю таким странным образом…

И вот куда его девать?

В лагерь – нельзя. Тут оставлять – нельзя. Уничтожать – нельзя.

– А вона саперы шляются. Им и отдадим, – Еж махнул лопатой в сторону дороги.

Пока мы тут ползали – нарисовалась группа разминирования МЧС. Кой черт их принесло? Рояли, блин, из кустов. Посылаем, было, молодого к ним с подарком. И тут же останавливаем его.

Молодого пошлешь – а он или бутылку разобьет по дороге, или его саперы повяжут. Тем более вместе с ними могут быть и менты. А тут – напоминаю – другой район. Мгинский. Разрешения нет… И слово «нашел» – не прокатит.

Идем мы с Ежом. Но только делаем пару шагов, как «уазик» едет к нам. Отлично.

– Плесни-ка на пару пальцев… – Еж достает складной стаканчик. Я – фляжку.

– На пару – вдоль или поперек? – вспоминаю я бородатую шутку. Никто не смеется. И не отвечает. Хлопнули по граммульке…

И ведь никто не пьянеет, что удивительно. Кроме пэтэушников. Те пиво допили и снова послали своего гонца в магазин. Тот им притащил две полторашки какого-то жуткого ядовитого коктейля. По-моему, он еще хуже молотовского. Тот хоть просто горит. А этот еще и пахнет рвотой.