Две Дианы - Дюма Александр

– О, будьте спокойны, монсеньор! – подмигнул Мартен-Герр. – Не так-то я прост, как вам кажется, и без труда их одурачу.

– Хорошо, Мартен. А я пойду вон той дорогой. Она короче, но опасней, потому что ведет прямо в Париж и находится под особым контролем. И если я не доберусь до назначенного места, пусть меня дольше получаса не ждут и не теряют драгоценного времени. Ведь ночью опасность не так велика, как вечером. Тем не менее посоветуй барону Вольпергу от моего имени быть крайне осторожным. Ты знаешь, как надо поступить: разделить отряд на три колонны и по возможности незаметнее подойти к городу с трех противоположных сторон. На успех всех трех колонн рассчитывать трудно. Но гибель одной, быть может, будет спасением для двух остальных. Ну вот и все, мой славный Мартен. Может, больше мы и не свидимся… Дай же мне руку, и храни тебя господь!

– О, молю господа сохранить вас! – ответил Мартен. – Все-таки я надеюсь, что нынче вечером мы сыграем какую-нибудь ловкую штуку с этими треклятыми испанцами.

– Я рад, что ты в таком расположении духа, Мартен. Так будь же здоров! Желаю тебе удачи и, главное, нахальства.

– И я вам желаю удачи, монсеньор, и осторожности.

Так расстались рыцарь и оруженосец. Поначалу у Мартена все шло гладко, и он, скрываясь в густом мраке, ловко избежал нескольких встреч с подозрительными личностями. Но, приближаясь к лагерю валлонов, Мартен-Герр очутился вдруг между двумя отрядами, пешим и конным. Грозный окрик: «Кто идет?» – не оставлял ни малейшего сомнения, что его заметили.

«Ну, – подумал он, – теперь как раз пора пустить в ход свое нахальство».

И, как бы осененный свыше необыкновенно удачной мыслью, он затянул во все горло чрезвычайно подходящую к этому случаю песню об осаде Меца:

– Эй! Кто идет? – снова рявкнули из темноты; владелец этого грубого голоса говорил на каком-то непостижимом наречии.

– Крестьянин из Анжимона, – ответил Мартен-Герр на столь же непонятном языке и продолжал путь, с еще большим усердием распевая свою песенку.

– Эй, стой на месте и перестань горланить свою проклятую песню! Слышишь? – продолжал свирепый голос.

Мартен-Герр мгновенно сообразил, что один против сотни он не боец, что от конных пешком не убежишь да и бегство его произведет на них самое дурное впечатление. И он остановился. В сущности, он был до известной степени рад случаю блеснуть своей ловкостью и хладнокровием. Габриэль, иной раз как будто сомневавшийся в нем, не имел бы впредь подобных оснований, если бы ему, Мартену, удалось выпутаться из такого трудного положения.

Поэтому он постарался выглядеть как можно беспечнее.

– Клянусь святым мучеником Кантоном! – ворчал он, приближаясь к отряду. – Что за бестолковщина задерживать бедного крестьянина, когда он торопится домой к жене и детям в Анжимон! Ну, говорите, да живей, чего вам надобно от меня?

– Чего нам надо? – спросил окликнувший его человек. – Допросить и обыскать тебя, ночной бродяга. Одежда-то на тебе крестьянская, а на деле ты, может быть, шпион.

– Хо-хо! Допрашивайте, обыскивайте, – громко и неестественно рассмеялся Мартен-Герр.

– Это мы сделаем в лагере.

– В лагере? – повторил Мартен. – Ладно! Идем! Я желаю говорить с начальником. Это что ж такое? Останавливать бедняка крестьянина, который относил провиант вашим товарищам под стены Сен-Кантена и теперь идет домой? Будь я проклят, если еще раз туда пойду! Это я-то шпион! Я буду жаловаться начальнику, идем!

– Ишь ты языкастый какой! – усмехнулся командир отряда. – Начальник – это я, приятель. И ты будешь иметь дело только со мной. Не думай, что мы разбудим генералов ради такого плута, как ты.

– Нет, вы меня к генералам ведите! Я требую! – возразил скороговоркой Мартен-Герр. – Я должен им сказать, что так не хватают ни с того ни с сего кормильцев армии. Я ничего не сделал плохого. Я честный крестьянин из Анжимона. Я потребую возмещения, пускай-ка вас повесят.

– Он, видно, уверен, что его зря обидели, – заметил один из всадников.

– Ну конечно, – согласился начальник, – и я бы его отпустил, да больно уж знакомы и его голос и фигура… Марш вперед! В лагере все разъяснится.

Мартен-Герр, конвоируемый двумя всадниками, не переставал всю дорогу сыпать проклятиями. Не умолк он и в ту минуту, когда его ввели в палатку.

– Вот как вы себя ведете со своими союзниками! Ну ладно же! Поищите вы теперь овса для коней и муки для себя, я вам больше не поставщик!..

В этот миг начальник конного отряда поднес факел к самому лицу Мартен-Герра и даже попятился от изумления.

– Дьявол мне свидетель, я не ошибся! – закричал он. – Это он и есть! Разве вы не узнаете этого негодяя?

– Он! Он самый! – гневно поддакивали остальные солдаты, по очереди подходившие взглянуть на пленника.

– Ну вот! Узнали меня наконец? – заговорил несчастный, начинавший не на шутку тревожиться. – Сами видите, что перед вами Мартен Корнулье из Анжимона… Теперь вы меня, слава богу, отпустите.

– Отпустим тебя? Вор, свинья, висельник!.. – сжимая кулаки, сверкнул глазами начальник отряда.

– Что такое? Что с тобой, приятель? – изумился Мартен-Герр. – Уж не перестал ли я вдруг быть Мартеном Корнулье?

– Ты и не был никогда Мартеном Корнулье! Мы все тебя знаем и можем запросто изобличить во лжи. А ну-ка, друзья, скажите этому мошеннику, как его зовут, сорвите с него личину.

– Это Арно дю Тиль! Это же мерзавец Арно дю Тиль! – повторил хором десяток голосов.

– Арно дю Тиль? Это кто же такой? – спросил, бледнея, Мартен.

– Да, отрекайся от самого себя, подлец! – воскликнул начальник. – Но вот, по счастью, десять человек могут опровергнуть твои враки. Неужто у тебя хватит наглости отрицать, что в день святого Лаврентия я взял тебя в плен и что ты состоял в свите коннетабля?

– Да нет же, нет, я Мартен Корнулье! – бормотал Мартен, совершенно растерявшись.

– Ты Мартен Корнулье? – переспросил начальник, презрительно смеясь. – Так ты не хочешь быть тем негодяем Арно дю Тилем, который посулил мне выкуп, снискал мое расположение, а прошлой ночью сбежал, захватив с собой и те небольшие деньги, что были при мне? Каналья!

– Вы уверены, что не ошибаетесь? – пролепетал подавленный Мартен. – Вы могли бы все поклясться, что мое имя… Арно дю Тиль? Что в день святого Лаврентия этот бравый молодец взял меня в плен? Вы могли бы присягнуть, что это так?

– Могли бы, могли! – энергично воскликнули солдаты.

– Ну, так это меня не удивляет, – понурился Мартен-Герр, который, как мы помним, всегда городил вздор, когда заходила речь о раздвоении его личности. – Поистине это меня не удивляет. Я мог бы вам без конца повторять, что меня зовут Мартеном Корнулье, но раз я знаком вам как Арно дю Тиль, то я умолкаю, я больше не спорю, я примиряюсь со своею участью. Раз дело обстоит так, то я связан по рукам и ногам… Этого я не предвидел… Ну что ж, прекрасно, делайте со мною что угодно, уведите меня, заприте, свяжите!

После этой покаянной речи бедняга сознался во всех своих грехах, в которых его обвиняли, и принял сыпавшиеся на его голову ругательства как воздаяние свыше за свои новые прегрешения. Только об одном он жалел – о том, что не успел выполнить поручение, с которым был послан к барону Вольпергу. Но кто мог бы предвидеть, что ему придется держать ответ за якобы новые злодеяния, которые обратят в ничто его прекрасное намерение блеснуть ловкостью и присутствием духа?

«Утешает меня лишь то, – размышлял связанный Мартен-Герр, валяясь на сырой земле в темном чулане, – что Арно дю Тиль, быть может, вступает сейчас в Сен-Кантен с отрядом Вольперга. Но нет, это тоже пустая мечта. Судя по тому, что мне известно об этом мерзавце, вернее будет предположить, что теперь он вовсю мчится в Париж».