Убийство в Месопотамии - Агата Кристи

Что делал араб, когда мисс Ледерен и миссис Лайднер его увидели? Пытался заглянуть в окно. В окно к миссис Лайднер, как подумали они тогда. Но, став на то место, где стоял араб, я понял, что он мог заглядывать и в окно “музея”.

В эту же ночь была поднята тревога. Кто-то пробрался в “музей”. Однако оказалось, что ничего не украдено. Меня заинтересовало одно обстоятельство. Когда доктор Лайднер вбежал в “музей”, отец Лавиньи уже был там. Он говорит, что увидел в комнате свет. И снова мы полагаемся только на его собственные слова.

Я начал присматриваться к отцу Лавиньи. Когда я предположил, что он может оказаться Фредериком Боснером, доктор Лайднер отнесся к этому весьма скептически. Сказал, что отец Лавиньи — личность известная. Я высказал соображение, что Фредерик Боснер за двадцать лет вполне мог сделать карьеру под новым именем. Почему бы ему не стать известным? Правда, мне не верилось, что он мог провести эти годы в религиозной общине.

Мне представлялось, что все объясняется куда проще.

Знал ли кто-нибудь отца Лавиньи в лицо до того, как он сюда прибыл? Очевидно, нет. Значит, не исключается, что под именем преподобного отца скрывается кто-то другой. Я выяснил, что в Карфаген была отправлена телеграмма с сообщением о внезапной болезни доктора Бирда, который должен был сопровождать экспедицию. Перехватить телеграмму легче легкого. Что до работы, то в экспедиции же других эпиграфистов нет. Нахватавшись кое-каких знаний, способный человек вполне может провести кого угодно, тем более что табличек и надписей было немного. Кстати, некоторые высказывания отца Лавиньи мне показались немного странными.

Многое указывало на то, что он самозванац.

Но может ли он быть Фредериком Боснером?

Тут у меня что-то не вытанцовывалось. Очевидно, следовало идти совсем в ином направлении.

У меня состоялась продолжительная беседа с отцом Лавиньи. Я и сам католик и знаком со многими святыми отцами и членами религиозных общин. Уж слишком фальшиво отец Лавиньи играл свою роль. Поразила меня и его осведомленность в совсем иной области. Я частенько встречал людей такого типа, но они не были членами религиозных общин. Совсем напротив!

Я принялся рассылать телеграммы.

И тут, вдруг совершенно случайно, мисс Ледерен дала мне в руки ценнейший ключ. Мы рассматривали в “музее” золотые изделия, и она упомянула о каплях воска на золотой чаше. “Воск?” — переспросил я. “Воск?” — вырвалось у отца Лавиньи. Его тон мне все сказал! Я тотчас понял, что он здесь делал ночью.

Пуаро помолчал, потом обратился к доктору Лайднеру:

— Вынужден огорчить вас, мосье, но золотая чаша, золотой кинжал, золотые головные украшения и некоторые другие предметы — не подлинные. Это очень искусные подделки, изготовленные методом гальванопластики. Отец Лавиньи, как я узнал из последнего ответа на мои телеграммы, не кто иной как Рауль Менье, один из самых талантливых воров, известных французской полиции. Он специализируется на краже предметов искусства из разных музеев и тому подобных вещах. С ним на пару работает некий Али Юсуф, наполовину турок, первоклассный ювелир. Впервые я услышал о Менье, когда в Лувре обнаружились подделки. Так случалось всякий раз, когда какой-нибудь известный археолог, которого директор не знал в лицо, посещал музей. На следствии все эти выдающиеся археологи отрицали, что наносили визиты в Лувр в указанное время.

Я выяснил, что Менье был в Тунисе, готовил ограбление монастыря, когда туда пришла ваша телеграмма. Отец Лавиньи занемог и вынужден был отказаться, но Менье удалось перехватить ответную телеграмму и подменить ее. Он чувствовал себя в полной безопасности. Даже если монахи и прочтут в газете (хотя это само по себе маловероятно), что отец Лавиньи в Ираке, — не беда. Газеты, как всегда, врут, подумают они.

Вот так Менье с сообщником и появились тут. Сообщника видели, когда он заглядывал в “музей” через окно. По плану, отец Лавиньи снимает восковые слепки, Али изготавливает точные копии. Всегда находятся коллекционеры, готовые заплатить за подлинники хорошую цену, не задавая при этом лишних вопросов. Отец Лавиньи — предпочтительно ночью — заменяет оригиналы подделками.

Именно этим он и занимался, когда миссис Лайднер услышала шум и подняла тревогу. Что ему оставалось? Он наскоро сочинил историю о том, как увидел в “музее” свет.

Все “сошло”, как у вас говорят, очень удачно. Но миссис Лайднер далеко не глупа. Она могла вспомнить о восковых каплях, которые видела раньше, а затем сложить два и два. Как она поступит потом? Разве не dans son caractere ничего не предпринимать сгоряча, но растянуть удовольствие, смущая отца Лавиньи намеками? Она могла дать ему понять, что подозревает.., но не знает. Возможно, это — опасная игра, но она любила опасные игры.

Вероятно, она слишком долго играла в эту игру. Отец Лавиньи все понял и нанес удар прежде, чем она догадалась, что он замышляет.

Отец Лавиньи — Рауль Менье — вор. И убийца.

Пуаро прошелся по комнате. Вынул носовой платок, вытер лоб и снова заговорил:

— Таково было положение вещей сегодня утром. У меня имелось десять версий, и я не знал, какой отдать предпочтение. Я все еще не знал, кто убийца.

Но убийство входит в привычку. Человек, убивший однажды, будет убивать снова.

Этим вторым убийством он отдал себя мне в руки.

Все это время я не забывал о том, что кто-то из вас, возможно, скрывает какие-то сведения, изобличающие преступника.

Тогда этот человек в опасности.

Больше всего я тревожился о мисс Ледерен. Она энергична, и у нее острый проницательный ум. Я страшно боялся, что она обнаружит нечто такое, чего лучше не знать ради собственной безопасности.

Как вам известно, произошло второе убийство. Жертвой оказалась Не мисс Ледерен, а мисс Джонсон.

Мне приятно было сознавать, что я могу решить задачу путем логических построений, но убийство мисс Джонсон ускорило ход событий.

Начать с того, что один подозреваемый — мисс Джонсон — исключался, ибо я ни на минуту не допускал, что это самоубийство.

Рассмотрим обстоятельства второго убийства.

Факт первый: в воскресенье вечером мисс Ледерен застает мисс Джонсон всю в слезах, и в тот же вечер мисс Джонсон сжигает клочок письма, написанного, по словам мисс Ледерен, тем же почерком, что и анонимные письма.

Факт второй: вечером накануне второго убийства мисс Ледерен видит мисс Джонсон, стоящую на крыше в состоянии, по выражению мисс Ледерен, недоумения и ужаса. На вопрос мисс Ледерен она отвечает: “Я поняла, как можно попасть сюда так, что никто никогда не догадается”. Больше она ничего не говорит. В это время через двор идет отец Лавиньи и мистер Рейтер, стоит в дверях фотолаборатории.

Факт третий: мисс Джонсон находят умирающей. Единственные слова, которые ей удается произнести — “окно.., окно”.

Таковы факты. А вот вопросы, на которые необходимо ответить: кем и для чего написаны письма; что мисс Джонсон увидела с крыши; что она хотела сказать словами “окно.., окно”.

Eh bien, рассмотрим вначале второй вопрос как более легкий. Мы с мисс Ледерен поднялись на крышу, туда, где стояла мисс Джонсон. Ей был виден двор, ворота, северное крыло дома и двое ее коллег. Имеют ли ее слова отношение к мистеру Рейтеру или отцу Лавиньи?

Почти тотчас же мне в голову пришел возможный ответ. Если кто-то хотел проникнуть во двор, он мог сделать это только переодевшись. Есть только один человек, чьим внешним видом может воспользоваться самозванец. Отец Лавиньи! Тропический шлем, солнцезащитные очки, черная борода, длинная шерстяная ряса — в таком виде незнакомец легко мог пройти мимо слуг, которые ничего бы не заподозрили.

Это ли имела в виду мисс Джонсон? Или она пошла еще дальше? Может быть, она поняла, что отец Лавиньи не тот, за кого себя выдает?

Узнав правду об отце Лавиньи, я был склонен считать, что раскрыл тайну. Рауль Менье — убийца. Убил миссис Лайднер, чтобы заставить ее замолчать прежде, чем она успела его выдать. Затем мисс Джонсон дает ему понять, что проникла в его тайну. Значит, ее тоже необходимо убрать.

Итак, все объясняется! Второе убийство. Бегство отца Лавиньи, расставшегося со своей рясой и бородой (он со своим сообщником мчится сейчас что есть мочи по Сирии с великолепно выправленными документами на имя торговых посредников). Окровавленную ступку он прячет под кроватью мисс Джонсон.

Повторяю, я был удовлетворен, но не совсем. Ибо окончательная версия должна объяснить решительно все. А моя версия не объясняет, например, почему мисс Джонсон, умирая, сказала “окно, окно”. Почему она так горько плакала вечером в конторе? Что повергло ее в ужас и отчаяние на крыше, где ее застала мисс Ледерен? Что она заподозрила или узнала такого, о чем отказалась сообщить мисс Ледерен?

В мою версию хорошо укладывались все чисто внешние факты, но, с точки зрения психологии, она объясняла далеко не все.