E Allard Prizraki proshlogo - E.Allard
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О! То, что надо! — выпалил радостно продюсер. — Сейчас, Игорь Евгеньевич придёт, и мы объясним ему задачу. Да, Дима, может быть, сделать, чтобы Игорь Евгеньевич вырубил Верстовского? Так будет зажигательней.
— Чего? Мельгунов вырубит Верстовского? — презрительно хмыкнул Верхоланцев. — Ты в своём уме, Давид?
— Ну, ладно-ладно, согласен, не надо, — дружелюбно похлопав по плечу Верхоланцева, примирительно сказал Розенштейн.
Ещё не хватало мне здесь этого козла! Я вернулся на скамейку, замечая, как меня начинает трясти от отвращения. В зал вплыл в окружении свиты Мельгунов и направился к злому, как черт, Верхоланцеву, дотронулся до его рукава и что-то, с милой улыбкой на устах, начал впаривать.
— Так, Олег, — мрачно сказал Верхоланцев. — Задача изменилась. Когда выходишь из хранилища, берёшь в заложники Игоря Евгеньевича. Если хочешь — можешь его пристрелить, — тихо добавил он.
Я усмехнулся, и кивнул, оценив его шутку. Мы встали на исходные позиции, я зашёл в хранилище.
— Открывай! — приказал я кассиру.
Тот упал на колени и, умоляюще воздев руки, пролепетал:
— Я не знаю кода, клянусь! Пожалуйста, не убивайте меня. У меня жена, двое…
Я отшвырнул его в угол, снял перчатки и сделал вид, что вскрываю огромный сейф. Тяжёлая, выпуклая дверь торжественно отъехала в сторону, я кивнул своим напарникам, они начали сгребать пачки в мешки. Я возглавлял процессию, оказавшись в зале, пошарил глазами и, найдя Мельгунова, презрительно сузив глаза, буркнул:
— Иди сюда, пианист хренов, прокатимся!
Краем уха я вдруг услышал скрип за спиной, очень тихий, но явно звучавший фальшивой нотой в общей партитуре, резко обернулся. Операторский кран с камерой начал быстро клонить стрелку вниз — туда, где стоял Верхоланцев, наблюдающий за репетицией.
— Осторожно! — закричал я, бросаясь к главрежу.
Верхоланцев дёрнулся, удивлённо взглянул на меня, и в ту же секунду раздался страшный грохот.
14.
— Видишь ту высокую скалу? Веди туда! — скомандовала Милана.
— Есть, мой капитан, — шутливо откозыряв, я направил катер к заросшему буйной зеленью высокому утёсу, гордо выраставшему из воды.
Объехав со всех сторон, я заметил узкий проход внутрь и повёл катер туда. Мы оказались в симпатичном естественном бассейне с удивительно чистой водой и пологим пляжем, над которым нависали скалы, образовавшие причудливые наплывы, похожие на бороды великанов. Я высадил Милану на берег, расстелил плед. Она сбросила полупрозрачную блузку с длинными рукавами, закрывающими бинты на запястьях, мы улеглись рядом.
— Ты не представляешь, как я тебя люблю, — сказал я, наклонившись над ней, целуя её. — Никого так не любил.
— Не верю, — лукаво сказал она, щёлкнув меня по носу. — Ты взрослый мальчик, романов у тебя наверняка было навалом.
Я лёг нас спину, заложив руки за голову.
— Романы были, конечно. И много. Чего скрывать. Но не получилось.
— Почему?
— Милана, я был женат. Один раз. Она погибла.
— Прости, что спросила.
Я видел, что ей неловко. Она отвела глаза, смутилась. Хотя я заметил, как в её глазах быстро промелькнула ревность, которую она постаралась скрыть. Наверно, ей хотелось бы, чтобы она стала первой для меня. Хотя, о чем я? Мне уже тридцать. Давно не мальчик.
— Я встретил девушку, пока проводил одно расследование,— я все-таки решил рассказать. — Увёл у жениха. Она была художницей. Мы поженились. Родился сын. Она должна была прилететь с курорта. У меня были дела, я не смог с ними поехать. Самолёт попал в страшную грозу. Больше у меня не возникало желания жениться.
Повисла долгая пауза. Я пожалел, что рассказал. Это звучало мелодраматично, даже глупо.
— Но если бы твой муженёк окочурился!— воскликнул я весело, пытаясь разрядить обстановку.— Ты стала бы вдовой с большим приданым, поместьем, отчислениями от проката фильмов. Мы бы поженились — ух, как бы зажили! — воскликнул я.
— Какой ты меркантильный, расчётливый, — с притворным осуждением воскликнула Милана. — Я не знала, что ты на мои деньги заришься.
— Да нет, на самом деле, я был влюблён в тебя, — вздохнул я.
— Только не говори, что с детства! — перебила она меня с притворным ужасом. — Я не настолько старая!
Я незаметно улыбнулся, вспомнив, о недовольстве Гурченко, когда к ней подходили древние старушки и надтреснутым голосом признавались: «Я люблю вас с детства».
— Ну, мне лет пятнадцать было, когда я увидел тебя в фильме «Золотые струны». Ты играла певицу, твоя первая главная роль. Безумно влюбился. В тебя, твой потрясающий голос. Решил, буду режиссёром, чтобы только тебя снимать. А потом ты вышла замуж за Верхоланцева. Но все равно осталось это чувство. Я на эти съёмки согласился в основном из-за тебя.
— А говорил, денег хочешь заработать, — напомнила она. — Врунишка.
— Ну, это само собой. Только я сейчас так выматываюсь, что не рад ставке, которую твой муж выбил.
— Господи, какие вы мужики ленивые, — проворчала она. — Ты и снимаешься-то не каждый день, а уже устал. А как актёрам приходится по шестнадцать-восемнадцать часов, в пустыне, в степи сниматься? Да каждый день. Три часа на сон, час на еду.
— Милана, я не только у Верхоланцева играю, но ещё в реалити-шоу участвую, — объяснил я спокойно. — Там попроще, конечно. Без репетиций, дублей, просто прихожу и что-то изображаю. Но все равно, зверски не высыпаюсь.
Милана нахмурилась, присела рядом и спросила:
— Где это происходит?
— Да, там же, где мы снимаемся в павильонах, рядом. Целый город выстроен — с парками, казино, магазинами, кафе, театрами. Все по-настоящему. Я там изображаю репортёра, бегаю с древней фотокамерой и делаю снимки. Иногда приходится от всяких уродов отбиваться. В общем, интересно, но тяжеловато на два фронта работать. Тем более, мою роль у Верхоланцева увеличили. Милана, Северцев тоже в этом реалити-шоу участвовал? — поинтересовался я. Милана не ответила, но напряглась и отвела глаза. — Ты что-то скрываешь от меня? — я попытался растрясти её.
— Я не скрываю, Олег. Я почти ничего не знаю об этом. Только то, что Гриша был сильно не доволен. Он не рассказывал подробно, но пару раз признался, что это неприятная работа. Он согласился на неё из-за денег.
— Из-за того, что попал в кабалу к Розенштейну?
— Да, Розенштейн имел над Гришей власть. Я не знаю, каким образом это произошло, между ними были отвратительные отношения, но Гриша не мог ничего сделать. Поэтому я тебе и говорила, Давид никак не мог убить Гришу, он нуждался в нем, получал за его участие огромные деньги.
— Откуда ты знаешь, какие деньги он получал? — встрепенулся я.
Милана вздрогнула, будто я поймал её на чем-то постыдном, начала кусать губы.
— Милана, я так понимаю, ты знаешь, кто убил Северцева? — резюмировал я.
— Нет-нет, Олег, не знаю, — быстро проговорила она. — Только могу сказать, кого из списка потенциальных убийц можно исключить, но кто убил — не знаю. Олег, прошу, перестань заниматься этим делом, — вдруг взмолилась она. — Я боюсь за тебя.
— Ну, уж нет, я подобрался слишком близко. И потом Кастильский сказал, раз я согласился на роль Северцева, значит и его карму принял на себя. И должен раскрутить этот клубок.
— Кастильский? Кто это?
— Местный колдун, экстрасенс, ясновидец. Я к нему несколько раз ходил. После сеанса в каком-то …э-э-э паноптикуме мне стал являться призрак Северцева.
— Паноптикуме? Психомантиуме?
— Да точно. Не могу запомнить это дурацкое название.
— Господи, Олежек, с каких это пор ты стал верить колдунам? — усмехнулась Милана, взлохматив мне волосы. — Ты же скептик, лихо всех разоблачаешь. Я помню цикл твоих статей о Мессинге. После этого у меня никаких сомнений не осталось, что Мессинг был шарлатаном.
— Не шарлатаном, а просто неплохим мистификатором и фокусником. Но не суть. Я действительно не верил в колдунов и ясновидцев. И Кастильский явно замешен в неблаговидных делах, но я впервые ощутил, что у него есть дар, особенная энергетика. Он ведёт себя иначе, чем те колдуны, с кем я имел дело. Я верю ему.
— Он просто сдирает с тебя деньги, как все остальные. Вот и все.
— Деньги я плачу небольшие. Практически ничего. А советы он даёт полезные. К примеру, он сказал мне, что тебе угрожает опасность, и это выполняется.
— Это случайности. Один раз несчастный случай, потом я сама…
— Нет, малыш. Рядом с тобой находится человек, который хочет завладеть твоей душой. Впрочем, как я понял, душой Верхоланцева тоже. Это не мудрено, он талантливый человек, этого не отнять, особой силой обладает.
Милана рассмеялась, запрокинув голову.
— Господи, Олежек, ну что ты говоришь?! Это так смешно выглядит. Ты скептик, циник. И вдруг — «завладеть душой». Ну не обижайся, зайчик, пожалуйста, — добавила она, ласково погладив меня по щеке. — Но ты же взрослый мальчик, как ты можешь верить в подобные глупости?