Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов - Иоанн Киннам

______________

* 1 По свидетельству Вильгельма Тирского, это была дочь трипольского графа Раймунда II и сестра Раймунда III.

** 2 Здесь разумеется обычай христиан Западной церкви в случае недоумения касательно какого-нибудь важного дела прибегать к вразумлению себя словами Св. Писания. Это вразумление совершалось обыкновенно в храме и предваряемо было некоторым нарочно для сего составленным молитвословием и возложением на престол Евангелия. Так, в жизнеописании Консорции, канонизованной Латинской Церковью, (с. 9) говорится: si vultis, pergamus ad ecclesiam, agatur missa, ponatur evangelium super altare et, communi oratione praemissa, inspiciamus domini voluntatem ex illo capitulo, quod primum occurrerit. Впоследствии этот обычай неоднократно был запрещаем Западной Церковью, особенно на соборе венецианском. Can. 16. О нем упоминают также Gregor. Turon. L. 4. Hist. с. 16. L. 6, с. 14. Nicet. in Man. L. 7, n. 5 et alib.

*** 3 О значении этого достоинства см. выше стр. 86.

**** 4 О значении этого достоинства см. Вриенн., примеч. на стр. 32.

***** 1 Это был, по-видимому, тот Андроник Каматир, друнгарий стражи, который в царствование Мануила ученым и прекрасно написанным сочинением защищал догмат о происхождении Святого Духа от Отца. В этом сочинении он собрал и объяснил мысли всех св. отцов и изречения Священного Писания, относящиеся к его предмету. На его книгу написал потом другую Константинопольский патриарх Иоанн Векк под заглавием: 'Аvtiррntik tv п taic пeр tov yiov пvevuatoc yрaфikic рnoeoiv пiotatv 'Аvdрovikov tov Kauatnрov. О том, каким образом этот Андроник был в родстве с царем Мануилом, говорит Никита in Ioanne, n. 3.

****** 2 Эпарх - имя достоинства при константинопольском дворе; оно означало правителя области или преторианского префекта, которого определения записывались в книгу, называвшуюся пaрхikov. Hoffm. Lex.

******* 3 Возложением рук означается здесь царское коронование, а не сочетание брачующихся, потому что брак совершаем был священниками, которые в таком случае возлагали на новобрачных не руки, а брачные венцы. Goar. ad eucholog. graec. p. 397.

******** 4 О центенарие см. выше стр. 34.

5. Вот что делалось в Византии. Между тем Стефан по кончине Владислава получил власть, но казался для подданных тяжелым и крайне неприятным. Посему гунны часто поносили его и готовы были тотчас же лишить престола. Устрашенный этим, Стефан опять стал просить царя, и царь, двинувшись5* уже во время равноденствия, направился к Филиппополю, где сам с большей частью римского войска остановился лагерем, а другую, меньшую часть вверил племяннику Алексею, сыну Контостефана, и послал ее в землю гуннов. Но Стефан между тем пришел к мысли, что он примирился с гуннами, и не видел надобности в римском войске, которое посему и возвратилось домой. Однако же гунны снова восстали на Стефана и порицали его, между прочим, за то, что под его правлением расстроились дела их. Тогда царь опять стал собирать войско; Стефан же, устрашившись опасности, сперва пришел беглецом в один из ближайших к Дунаю городов, которые издавна подвластны были царю, а потом перешел в Сардику и там соединился с царем. Царь, живо сострадая этому человеку в постигшей его судьбе и жалея о нем, дал ему денег и достаточные {234} силы для возвращения отцовской власти. Этими силами командовал упомянутый уже нами Алексей Контостефан, а царь медленно шел позади. Когда прибыл он в город Наис, ему пришла мысль стать здесь лагерем и на досуге заняться делами Сербии; ибо отсюда можно было идти в обе земли - и в Пэонию, и в Сербию; то был исходный пункт туда и сюда. Сербией в то время, по милости царя, управлял Дезе. Но, получив над страной власть, он нарушил договоры и, опять заняв страну, дендрийскую, отверг зависимость от римлян, отправил посольство к алеманам в намерении взять себе оттуда жену и всячески поступал наперекор римлянам. Даже тогда, как царь призывал его принять участие в войне против пэонян, он явился неповоротливым и упрямым, имея в виду отдаленные надежды, и со дня на день откладывал прибытие. Поэтому царь, находясь в Наисе, где одна из двух дорог ведет в Сербию, а другая к Дунаю в землю пэонскую, расположился лагерем там, где они разделяются. Заметив грозившую ему опасность, Дезе с бывшим у него войском отправился в римский лагерь. Царь принял его благосклонно и почтил должным образом. Но, кажется, нет зла хуже необузданного языка. Видя, что прежнее его безрассудство не навлекло на него никакой беды, Дезе замечтался и задумал вредить римлянам больше прежнего, только замысел свой держал в тайне. Так благодеяние, оказываемое людям крайне злым, весьма {235} часто служит поводом к большим несправедливостям. Спустя немного пришли к царю послы от народа пэонского. Случайно встретившись с ними, Дезе на обыкновенный вопрос их - как идут дела его - откровенно отвечал, что идут хорошо, что он достойно пользуется расположенностью к себе их короля, и открыто назвал его своим господином. Узнав о том, царь не хотел более медлить, но позвал Дезе к суду, выставил на лице его обвинителей и соучастников, которые были свидетелями его измены, и, вынудив у него признание, держал его под стражей, хотя не без чести, то есть окопал его палатку валом и в ней стерег его по обычаю, принятому в лагерях (так что это место по сему случаю наконец прозвано было валом Дезе - именем, употреблявшимся на языке простого народа), а потом немного спустя отправил его в Византию и посадил под караул во дворце. Так шли здесь дела. Дав аудиенцию пришедшим от пэонян послам и видя, что они не говорят ничего путного, царь приказал им тотчас удалиться из римского лагеря и возвратиться восвояси. По удалении же их прибыл он в город Белград и там остановился. Этот город выстроен, как сказывают, римским войском по разрушении Зевгмина и в построении его принимали участие многие гунны. Вот игра случая, всегда посмеивающаяся над делами человеческими! Как не смеяться, видя, что истребители труда прежних строителей сами становятся строителями! {236} От таких-то явлений, думаю, главным образом произошло у людей название случая, ибо, не в состоянии будучи постигнуть умом дел Провидения и полагая, что они происходят сами собой, люди исход действий приписывают случаю. Но об этом пусть думают и говорят кому как угодно, а мы возвратимся к прежнему. Прибыв сюда и узнав, что Стефану наконец невозможно удержать власть над землей гуннов (потому что гунны опять восстановили Стефана, сына Гейзы), царь обратился к другому намерению. Он, как сказано, захотел во что бы то ни стало подчинить себе землю гуннов, лежащую между землями западных народов. С этой целью решился он со своей дочерью Марией соединить браком следовавшего за Стефаном сына Гейзы Белу и, для сего послав в гуннское королевство Георгия, который был тогда предводителем царской дружины, происходил от Палеологов и достиг звания севаста, дал ему приказание вести дело о браке, а сам опять отправился в Византию. Вступив в переговоры с Палеологом, гунны представили ему Белу и охотно уступили в наследство страну, которую назначил ему при своей жизни отец. Взяв принца с упомянутыми условиями, Палеолог возвратился в Византию, и царь занялся приготовлениями к браку, причем Бела переименован был в Алексея и провозглашен деспотом1**. {237}

______________

* 5 Этот поход предпринят был в 1173 году. В сем же году Стефан восшел на престол и погиб. Так говорят венгерские писатели. Nicet L. 4, n. 1.

** 1 Титул деспота (Дeoпotnc) сперва принадлежал. одному византийскому царю и означал то же самое, что у латинских или западно-римских Августов титул господина (Dominus). Но, по свидетельству Светония, Август и Тиверий отвергли его, и он сделался почетным названием придворных чинов. По словам Зонары, первый, начавший прилагать его к сановникам двора, был Михаил Калафат, который деспотом наименовал своего внука. Подражая ему, последующие цари стали давать этот титул преимущественно своим родственникам, а за собой удерживали его только на монетах. Pachymer. L. 4, с. ult. и L. 5, с. 1. У Вриенния (стр. 45) и мать Комниных, еще не быв в родстве с династией Дуков, называется уже госпожой или деспотиссой.

6. Таково было начало пребывания Белы в Византии. Успешно устроив дела на Западе, царь обратил наконец свой взор на Азию. Тамошние события и прежде возбуждали его внимание, но он был отвлекаем оттуда делами Запада. Нураддин, владевший в Сирии Веррией и Дамаском, двумя знаменитыми городами, при благосклонно улыбавшемся ему счастье, подчинил своей власти и многие другие города, лежащие на Евфрате, завоевал многие немаловажные страны, сражался со многими тамошними сатрапами и иных держал в плену, в числе которых был и владетель Эдессы Яцелин2*, а других убил на войне, например Раймунда из Петуи, о котором мы довольно упоминали в предыдущих книгах, мужа, по силе и могуществу стоявшего наряду с прославляемыми Ираклами, и Балдуина3**, правителя Марассы. Идя далее, вступил он в сражение с Константином4***, {238} дуксом Киликии, который назывался Каламаном и был юноша красивый и искусный в военном деле. Но здесь, в первый раз побежденный этим юношей, испытал он самые невыносимые бедствия; потом, однакож, каким-то счастьем взял в плен и его самого, и антиохийского князя Ренальда, и правителя финикийского Триполя. Причина была та, что, одержав победу, Константин не остановился на этом, но, увлекшись неразумной смелостью и пустившись без толку в погоню, и сам попал в плен, и уронил дело римлян. Победив в сражении и Тероза, Нураддин питал надежду скоро напасть также на Антиохию. Такими событиями царь еще прежде был огорчен, а потому теперь решился перейти в Азию и, пользуясь удобным временем, понесся было на это дело со всей быстротой. Но западные дела снова помешали ему. Новый король пэонян, самым явным образом нарушив договор, опять напал на наследственное владение Белы; а Стефан, которого гунны лишили уже престола, вторгнувшись через город Анхиал в землю гуннов, задумал возвратить себе власть, но, сам не замечая, приступил к делу более опрометчиво, чем осмотрительно; ибо, узнав, что тот на пути привлек на свою сторону некоторых гуннов, {239} вышел против него со всем войском. Посему в Киликию для охранения этой страны царь отправил достаточное войско, а сам опять поспешил к Дунаю, переправившись через Саву, стал лагерем у Тителия1**** в намерении, с одной стороны, возвратить Беле отцовское наследие, с другой - избавить Стефана от предстоявших ему бедствий, потому что войско его начало уже уменьшаться, находившиеся с ним гунны стали постоянно переходить к королю, и он видел себя в весьма тесных обстоятельствах. Итак, для избавления Стефана от беды царь послал с войском сына Контостефанова Андроника, который спустя немного времени получил сан великого дукса, а сам, со всей армией поднявшись из Тителия, пошел далее. Искатель королевской власти Стефан, не смея сразиться с царем по неравенству сил, сначала с бывшими при нем войсками удалился к крайним пределам гуннской земли, а потом, приведя союзников, решился вступить в борьбу с римлянами. Между тем царь, достигший некоторого места, называемого Петриком2*****, раскинул там палатки. Место это составляет первый пункт для вступления во внутренность Пэонии. Отсюда царь написал Стефану следующее: "Сын мой! Мы пришли не вое-{240}вать с гуннами, а возвратить твоему брату Беле страну, которую приобрели не насилием, но которая отдана ему как тобой, так еще прежде - вашим отцом. Пришли мы также и для избавления от опасности дяди твоего Стефана, сделавшегося уже зятем нашему величеству. Итак, если тебе угодно, чтобы и Бела был нам зять,- на что ты уже и соглашался,- то не лучше ли уступить ему страну и пользоваться нашим гостеприимством? А когда этот брак ты отвергаешь и думаешь другое, то знай - мы весьма далеки от того, чтобы подчиниться твоему насилию".